Невеста Полоза (СИ), стр. 58

Змей улыбнулся уже привычной, чуть хищной улыбкой, тихо застонал, когда эта невозможная женщина сплавила его желание быть более нежным, словно воск. Как говорится, «кто не спрятался, я не виноват», она и так долго дразнила его сперва тем, что видел в саркофаге в белых сапогах он свадьбу и все, что к ней относилось, а потом осознанием того, что лучший друг вполне может в нее влюбиться. Да кто, черт возьми, не может?! Он и сам ощущал в душе что-то странное, пробивающее каменную кладку вокруг сердца, будто глупый, нежный трепетный росток тянется к солнцу, невзирая на обступившие его хмурые каменные джунгли. Желание тепла и самой жизни превозмогает суровое окружение, делает камень податливым…

Интересно, когда же его либидо уже успокоится и успокоится ли с таким горячим откликом молодой жены? Все разумные предостережения и мысли вымывались из головы стоило только ей потянуться к нему, коснуться. Охохо, выпустил он зря наружу страсть? Если они во дворец вернутся, то как ему приличным змеям в глаза смотреть при молодой жене, если только один взгляд способен щеки опалить и мысли увести далеко от дворцовых интриг, дел и вопросов. Как вообще соображать даже на уровне «дважды два — четыре» можно, если теперь эта ночь будет вставать перед глазами, мешая работе тому, что между ушами и давая силу тому, что между ногами. Как известно, тем, что между ногами, государственные дела не делаются, по крайней мере у него.

Злат выдохнул, будто не веря, оставил горячий поцелуй на девичьей шее и начал двигаться, чувствуя что от девичьих стонов фраза про крышу, которая едет не спеша к нему будет применима сейчас, но только наполовину: крыша уезжала стремительно, будто на ковре-самолете, помахивая на прощание кисточками на концах и напевая что-то веселенько-боевое. Впрочем, что во дворце, что тут можно силу своей страсти не сдерживать: тем стены каменные — тебя убивать будут не услышит никто, а тут если только только у крыс психологическая травма и раннее половое воспитание.

Как говаривала матушка, «мой Златушка — змей воспитанный», поэтому к пику удовольствия царевич привел сперва даму. К слову сказать, привел на секунду-две раньше, потому что сдерживать бушующее в груди пламя и не сойти с ума было больше невозможно.

Устроив голову девушки на своем плече и чмокнув жену в макушку, он задумался: этот секс явно нельзя было ставить в один ряд с сексом с теми же фаворитками, но сознаваться себе в чувствах на букву «л» было страшно. Забавно, что Великий Полоз, который, как говорят, ничего не боится, боялся приятного и невозможного, созидающего и разрушительного одновременно чувства, которое будило в его груди обычная человеческая девушка. Узнал бы кто — долго и обстоятельно смеялся. Ровно до того момента, как получил бы пульсаром по темечку: смеяться над своей женой змей никому не позволит.

Осторожно снял с девичьей руки браслет, который сам собой будто расширился и едва держался на хрупком запястье. Если бы мозгов и внимания было побольше, то маг понял, что артефакт знает хозяина получше его самого: все три камня на украшении погасли.

Конец первой книги