Ка в квадрате (СИ), стр. 12

— Э-э… — Костя был в отчаянии: пространство для побега отсутствовало, а как потактичнее отказать, он не знал. Кай решил сделать благородный жест.

— Черепанова! Ты дежурная?

— Да, — девчонка неохотно повернулась к учителю, не забыв томно поправить специально выпущенный из причёски медно-рыжий локон.

— Так вытри с доски.

Вика подчинилась с видом оскорблённой королевишны, чем, однако, нисколько не задела Кая. Костя благодарно посмотрел на своего спасителя, на что математик только слегка дёрнул плечом: такая мелочь, не стоит.

Эпизод благополучно ушёл в прошлое, но оставил после себя едва заметную зарубку в памяти. Как крохотный узелок на шёлковой нити.

Тот день вообще оказался богат на всякого рода зарубки. Например, когда на большой перемене Кай поднимался на свой этаж по редко используемой пожарной лестнице, на самой верхней площадке послышались голоса.

— А я говорю, что не буду!

Кай замер на середине пролёта, узнав говорившую.

— Анька, ты дура!

Хм, выходит, даже непробиваемую Костюшко можно вывести из себя?

— Я? Дура? А он тогда кто? Герой-любовник, блин!

— Да он от наших девок шарахается, как от огня! Анька, мирись, пока не поздно! Локти же кусать будешь, когда уведут.

— Кому он нужен! Двоечник несчастный!

— Ох, подруга, — Марьяна наверняка покачала при этом головой. — Ты или слепая, или я не знаю. Оценки — одно, а то, что Велесов настоящий — совершенно другое. И поверь мне, это другое гораздо важнее.

— Скажешь тоже, — Анечка всхлипнула. — Пойми ты, не могу я к нему подойти. Это… это так стыдно!

Кай решил, что хватит с него шпионской деятельности, и бесшумно спустился на первый этаж. Громко хлопнул дверью и снова начал подниматься, топая громче, чем было необходимо. Уловка сработала: девочки испуганно ретировались с пожарной лестницы.

После уроков Остролистов по обыкновению задержался в кабинете, проверяя работы. Восьмиклассники иногда казались ему безнадёжными: столько ошибок в элементарных задачах. «Хреновый я учитель, раз не могу донести до детей банальные признаки равенства параллелограммов. Как только с Велесовым что-то получилось, ума не приложу». Кстати, о Велесове. Кай отложил ручку с красной пастой и опёрся подбородком на сплетённые пальцы рук. За что он сегодня, пусть и несильно, но разозлился на глупенькую Вику Черепанову? Почему так доволен неудачей Костюшко? «Друг мой, только не говори, что снова вляпался в это». Да ну, нет, быть не может! После Влада Кай был стопроцентно уверен: больше никогда, ни с кем. И дело не в обидах или сердечных ранах, а в странно вывернутом инстинкте самосохранения: он ещё ни разу в жизни не наступал дважды на одни и те же грабли. Безусловный рефлекс автоматически уводил в сторону от повторения любого болезненного опыта, и чтобы сознательно пойти получившим «чёрную метку» путём, требовалось приложить неслабое усилие.

Но может быть, это хороший знак — то, что инстинкт не сработал? Может, судьба наконец решила сменить гнев на милость к своей любимой игрушке?

«Умник, ты идиот, уж прости за оксюморон. У вас едва ли не десять лет разницы в возрасте; более того, Велесов — твой ученик».

«До июня».

«Да хоть до апреля две тысячи лохматого года, когда ему стукнет восемнадцать! Тебе, с твоими вывертами психики, такие вещи непринципиальны, но он нормальной, слышишь, нормальной ориентации!»

Кай понял, что уже не сидит за столом, а бегает по кабинету, яростно жестикулируя. Остановился, сжал кулаки. «Значит так, приятель. Не дай бог, ты всё сломаешь; не дай бог, повторится ноябрьская история. Есть у тебя синица в руках? Вот и храни её как зеницу ока, Ромео хренов».

Когда на следующий день Костя пришёл на допзанятие, то с удивлением обнаружил на письменном столе ворох листов А4, исписанных странными, но явно математическими значками.

— Это что? — с любопытством спросил он.

— Ряды Фурье*, — рассеянно ответил Кай. — В институте проходить будете.

— А. А вам они зачем?

— Так, не спалось вчера.

— И вы сначала придумывали, а потом решали эти штуки?

— Ряды. И не решал, а раскладывал в них периодические функции. В чём дело-то?

— Ни в чём, — однако, судя по круглым глазам Велесова, обычно люди справляются с бессонницей как-то иначе.

***

Четырнадцатого февраля математик был мрачен, как грозовая туча. Как не особо крупная (учитывая его габариты), но чертовски грозовая туча. 11 «Б» моментально притих: на что способен Кай Юльевич в таком состоянии даже предполагать было страшно.

— Садитесь, — учитель открыл журнал для переклички и вдруг замер, глядя на страницу так, будто увидел там минимум тараканье гнездо. Резко захлопнул папку и обвёл класс чернейшим из своих взглядов: — Шутки шутить изволим?

Одиннадцатиклассники дружно перестали дышать.

— Достали чистые листы, формат не важен, — Кай Юльевич повернулся к доске и крупно написал многоэтажную дробь с кучей степеней и тригонометрических функций. Нехорошо усмехнулся и добавил перед ней знак интеграла. — Ваше задание до конца урока, считайте его контрольной. Учебниками пользоваться разрешаю. Время пошло.

Школьники отмерли, зашуршали бумагой. Самые наивные даже открыли «Алгебру и начала анализа». Костя себя к последним не причислял: если математик разрешил подсматривать куда угодно, значит, это не поможет. «Кто ж его так из себя вывел? — к двойкам Велесову было не привыкать, а вот узнать подоплеку истории — очень интересно. — Только сегодня, наверное, опасно спрашивать, иначе будет мне неевклидова геометрия в пространстве Лобачевского».

Костя до самого конца урока честно медитировал на переписанный с доски пример и даже что-то написал сам. Монструозная дробь свернулась во вполне приличный вид, вот только как её интегрировать оставалось тайной за семью печатями.

Прозвенел звонок.

— Урок окончен, сдавайте работы.

Велесов отнёс листочек на учительский стол и исподтишка бросил взгляд на классный журнал. Из папки предательски выглядывал ярко-красный бумажный уголок.

«Валентинка!»

— Ну как, решила? — на перемене спросил Костя математического гения 11-го «Б» Марьяну Костюшко.

— Вроде бы, — неопределённо пожала она плечами. — Странный какой-то интеграл.

— Согласен, — Велесов заговорщицки огляделся — не подслушивает ли кто? — и, понизив голос, поинтересовался: — Это из-за вас нам контрольную устроили?

«Из-за вас» подразумевало не одну только Марьяну, но и Лиззи с Анечкой — тесный девичий кружок, куда посторонние не допускались.

— Причём тут мы?

Костя лишь многозначительно посмотрел в ответ.

— Анька сдала, — констатировала Марьяна.

— Ага, ещё до.

— Я им говорила, что это лишнее, но кто ж знал, чем всё закончится?

— Слушай, ну вот что ты в нём нашла?

— Он умный.

Костя фыркнул.

— Очень необычный и одинокий, — упрямо закончила одноклассница.

— Марьян, это бред какой-то. Нельзя полюбить человека только за то, что он примеры из головы пишет.

— Почему сразу из головы?

— А по-твоему, сегодняшний интеграл он дома выучил? — фух, вывернулся, но за языком следить надо.

— Знаешь, я как-то не подумала, — растерялась Марьяна. — Но это же так здорово!

«Бесполезно», — покрутить бы пальцем у виска, да ведь обидится.

— Ладно, Велесов, если у тебя всё, то я пошла к девчонкам. Пока ты не задымился от их взглядов.

— Задымился? — Костя обернулся. Действительно, Анечка и Лиззи смотрели на него, как на врага народа.

«Ну вот что я сделал-то?»

Если с Костюшко Велесов ещё общался, то с Аней у них было полное игнорирование друг друга. По правде говоря, за каникулы Костя остыл и, сделай она шаг навстречу, обязательно поддержал бы разговор. Длительные близкие отношения трудно вот так сразу выкинуть на помойку. Однако бывшая подруга решила пойти на принцип, ко всему прочему пересев с Марьяной на другой ряд. Когда Велесов понял, что возвращаться они не собираются, а он внезапно сделался целью номер один для толпы девчонок, то незамедлительно переместился на опустевшую парту впереди. Меньше всего ему хотелось, чтобы её заняла какая-нибудь Вика.