Вечное сияние чистого зла (СИ), стр. 30

— Я покажу тебе, где начинается зима и где гнездятся мои сородичи, — обещал тот, и менее чем через час полета спустился в другую равнину, серовато-белую, словно покрытую слоем стеклянных ворсинок или налета.

Келегорм спрыгнул с его спины. Он был уже в новых одеждах, куда богаче прежних. Все чёрные, они оттеняли его бледность. В края эти вновь приходила ранняя зима, и он кутался в плащ, отороченный мехом. С неба падал снег, всегда восхищавший его, вызывая одновременно грусть и наслаждение тонкой формой кристаллов. Когда он первый раз увидел шестигранный кристалл на черных ворсинках меховой оторочки, то долго всматривался и в него и не мог понять, кем проделана столь искусная работа, а услышав имя тёмного вала, недоверчиво качал головой. Выходит, он был искусник, но боялся прикоснуться к нему самому, чтобы исцелить?

========== Часть 15 ==========

Моргота не было, но нолдо ясно представлял себе, как тот стоял бы за его спиной, с интересом наклонив голову к его ладони и улыбаясь. Он обернулся к дракону — тот казался безучастным, но краем глаза наверняка следил. Долина была вся в снегах, красива и холодна. Ветер разгонялся, поднимая в воздух мелкую снежную россыпь и вылизывая белую землю своими языками. Небо — и то казалось грязным и серым в сравнении с этой всепоглощающей белизной. Оно темнело — признак надвигающейся бури — но Келегорм не отрывался.

— Ночью она такая же белая? Как это дико должно смотреться с черным небом.

— Небо здесь, если очистится, бывает раскрашено в самые разные цвета, — заметил дракон.

Келегорм мало поверил этому рассказу, но кивнул, и долгое время стоял молча, наблюдая за мертвой белизной.

— Смертельный холод, — сказал он наконец, когда редкие порывы ветра, что несли с собой мелкие кристаллы льда, пробрали его почти до костей. Он обернулся, снова в два прыжка забираясь на Ринлунга: чешуя походила на занесённые снегом каменные плиты, покатые, но не дающие соскользнуть.

— Если желаешь, я отнесу тебя туда, где в самую лютую зиму стоит жара, и пар поднимается в небо, а земля черна и выжжена.

— В логово твоих родичей?

— Хотя, боюсь, тебя там могут опалить некстати вырвавшимся дыханием.

Однако он все же поднялся и, вернувшись далеко на восток, сделал несколько кругов над впадиной, где завеса густого дыма скрывала расселины гор, что кишели драконами и их телами. Келегорм мог разглядеть их крылья, языки пламени, что вырывались из из пастей, и длинные хвосты, и переливающийся цвет чешуи, у одних из которых она блестела как металл, к других была черной, как уголь, у третьих светлой, подобно кварцу. Один из них задрал морду вверх и испустил целый столб пламени, который походил издали на пылающий фонтан. Зрелище завораживало и пугало. Сказать сейчас «летим, пожалуй, обратно в тихую долину» означало смалодушничать, и нолдо молчал, просто покрепче вцепившись. Сделав широкий круг, они вылетели за пределы расселины, над которой поднимался жар, и волосы Келегорма покрылись инеем, и даже ресницы слипались — ему стоило труда открыть глаза пошире и разглядеть что-то помимо светло-серого неба и тёмно-серых скал внизу. Ринлунг, решив, что эльф видел достаточно, сам вернулся в узкую логовину, что предваряла главную цитадель Ангбанда. Она была пуста.

— Отчего ты не вернёшься обратно к хозяину? Его логово, насколько могу судить, куда богаче этих скромных домишек, — поинтересовался дракон, дождавшись, пока нолдо не спрыгнет и не встанет рядом.

— Нет. Я давно его не видел, но хотел просить позволения поселиться там.

— И вряд ли увидишь, — заметил дракон. — Он покинул эти края, потому что занят приготовлениями к войне.

И, заметив, как помрачнел эльф, добавил:

— Однако он весьма милостив: дожидается, пока все твои сородичи не покинут эти края.

— О, ты их не знаешь. Они умрут, но не сдадутся, — ответил Келегорм уверенно.

— Что ж, тем хуже для них, — заметил дракон флегматично.

И он улетел, широко взмахнув крыльями и подняв настоящий ураган напоследок; Келегорм же, вернувшись в мастерские и не обнаружив там никого, подошёл к воротам во внутренний двор Ангбанда, ныне запертым, и постучал. Послышался голос стражей-орков.

— Кто?

— Тебе известно, кто я!

— Нет, — сварливо отозвался орк, но приоткрыв решетчатое окошко и разглядев его, пустил внутрь, и вовремя, поскольку Келегорм успел совершенно продрогнуть. Его проводили в высокие залы, оттуда — в собственные покои, заверяя, что хозяин появится, и Келегорм удовлетворенно кивнул, добавив, что будет ждать его. И едва к нему поднялся орк с известием о возвращении Моринготто, он сорвался с места и направился к нему.

— Где мои верные?!

Достаточно давно никто не смел врываться к Морготу, и никто не смел на него кричать, кроме отца того нолдо, что стоял сейчас перед ним. Глаза Келегорма светились злым волчьим светом, и сам он нервно сжимал в руках рукоять меча, хотя никто не покушался на него.

— Они позволили тебе самовольно бежать и были наказаны.

— Где они ныне?

— В рудниках.

— Верни их. Они хорошие мастера. Орудовать киркой может любой орк или атан.

— Много атани с юга ты пригнал мне? — спросил Моргот, постепенно отходя от первой оторопи возмущения.

— Ты не просил брать пленных.

— Однако ты не мог не знать о том, сколь много руды требуется моим печам, сколь много железа — моим воинам.

Сказано это было без упрека, скорее, с улыбкой. Келегорм не решился вновь напоминать ему, что он — не его слуга, однако твердо потребовал освободить их.

Моргот не отвечал, молча взирал на него с высоты; он редко придавал значение времени, что прошло, но не собирался спускать с рук этому наглецу его отсутствие.

— Ты тайно бежал, хотя едва успел встать на ноги после раны, которой тебе, очевидно, показалось мало.

Келегорм чуть опустил голову.

— Разве дракон не был послан тобой?

— Они весьма своевольные существа, — заметил Моринготто. — Что до тебя, то отныне я не намерен тебя отпускать. Я думаю, ты достаточно безрассуден для того, чтобы замыслить оказать помощь своим братьям, и не хочу допускать этого. И даже наоборот: помни, что я всегда могу использовать тебя как аргумент, убеждающий их покинуть Эндорэ.

— О, они скорее согласятся, чтобы ты лишил меня жизни. Их лишь порадует смерть отступника.

— А ты с их смертью мириться не готов?

Моргот сделал особенный упор на «ты», но на вопрос его фраза мало походила — скорее на утверждение, впрочем, тоже благожелательное. Келегорм отрицательно покачал головой. У него не оставалось надежд на то, что братья поведут себя «разумно».

С этого момента несколько орочьих командиров всегда были при нем; ему позволяли отлучаться, но лишь под их присмотром, хотя позволяли видеться с его верными. Моргота рядом не было, отчего Келегорм чувствовал как облегчение, так и смутное непонимание. Хотелось надеяться, что тёмная, мрачная страсть того угасла, но умом Тьелко понимал, что это вряд ли так, хотя тёмный вала не позволил себе объятий. Взгляд его был вполне жаден, пусть и мрачен. Сильное недовольство, однако, не вылилось в гнев, и уже одному этому стоило быть благодарным; он слышал, как шепчутся слуги за его спиной и говорят, что Моринготто своему любимцу позволяет все. Одиночество, естественно, не терзало его, но и не успокаивало — он не хотел мириться со своей новой ролью, пусть и назвал себя отступником. Ему казалось, что он может сделать многое, очень многое, и пусть останется проклят, но многое сделает ради спасения родичей. На ум ему снова и снова приходили слова Моргота о драконах. Своевольное создание можно было бы убедить хотя бы показать себе, что происходит, и Келегорм жалел, что не условился с драконом о месте встречи; с другой стороны, Ринлунг не был его верным псом, и не захотел бы потакать его прихотям. Иногда до его слуха доносились словно бы отголоски грозы, что разворачивалась где-то далеко на юге. Смутные слухи о наступлении, об одержанных победах, о новых землях, куда отправляли всё новые и новые обозы с оружием и продовольствием… А он мог уединиться разве что в покоях или в купальне. Оставалось сбежать через окно, но, подумав здраво, куда бы это привело его? Все внешние выходы охранялись. Что там, орки неотступно следовали по пятам даже в мастерские, говорили, что лорду следует беречься, раз он недавно был ранен, не давали взять в руки оружия лишний раз, говорили, что лучше лежать спокойно, не то края раны срастутся неровно. Келегорм огрызался на них, требуя держаться дальше. Орки наблюдали за стараниями нолдо в мастерских, иногда оттаскивали его за пояс, как куклу, от опасного края ущелья, когда ему вздумалось исследовать местные скалы. Он-то воображал себе побег на драконе, но Ринлунг оставался непоколебим и считал вслед за Морготом, что на войне ему не место. Келегорм надеялся, что всё же разведает тайный ход наружу через шахты и как-нибудь в темноте сбежит, но день шел за днем, и ничего не менялось.