Эндшпиль (СИ), стр. 84

На расстоянии в океан было сложно доказать человеку, что он ни в чем не виновен. Презумпцию невиновности к себе отчего-то Бен не применял. Почему же он так себя ненавидел все время? И как, при таком чувстве к самому себе, он вообще смог полюбить её и поверить, что она искренна? В нём все время был этот конфликт – между человеком, который просто хотел жить, и Монстром, которым его хотели видеть.

Рей отложила бумаги. Достала телефон. Написала короткое «спасибо». Не отправила. Вышло как-то сухо, будто все, что сейчас происходило, было лишь результатом сделки. Она ему – пару месяцев любви, он ей вот – дарственную на дом. Подумав, Рей отложила телефон. Все равно в США ещё слишком рано. Даже Бен Соло не вставал в четыре утра. Если он спал, то не стоило его тревожить.

Потому что для неё сон был возможностью забыться. Возможно, и для него. А может, он сидел так, в своей пустой квартире, и пялился в свой телефон? Как знать.

Второй конверт Рей крутила в руках дольше. Ощущала себя беспомощной перед этим прямоугольником. Там, внутри, было официальное подтверждение её беременности, которое она получила ещё утром. Девушка подумала, что испытывала два диаметрально разных чувства. В США, сделав тест и несколько раз получив положительный результат, она с нетерпением ждала визита к врачу, чтобы он сказал «да, все верно, вы в положении». Здесь, на Мадейре, она скрестила пальцы, чтобы гинеколог сказал, что тесты тоже выдают ошибку.

Она боялась быть беременной, хотя знала, что не ошиблась. Конечно, не ошиблась. Отчего ей все время было плохо.

Да, все очень менялось.

Рей смотрела на океан и ощущала себя так, будто мир отвернулся от неё. Бен любит её. Любит даже слишком сильно. Настолько, что поменялся с ней местами, и теперь не был свободен. Мать не очень обрадовалась стать бабушкой и воспитывать внука с генетикой чудовища – она позвонила ей с этой новостью из клиники и получила очередной скандал. У отца была новая семья, и ему точно было не до своей взрослой дочери – его Рей набирать даже не стала.

Потому девушка осталась одна. С ребенком и пустотой внутри одновременно. Единственный человек, которому кроме неё этот ребенок нужен, был слишком далеко, и безнадежно связан по рукам и ногам. В принципе, одиночество было ей знакомо, но не после того, как она сошлась с Беном. С ним было очень трудно, однако та любовь, которая горела в ней, и которую ей дарил мужчина, наполняла жизнь особым светом. Объединившись, та любовь, конечно, сотворила иного рода свет, который загорался внутри неё, но этот свет доставлял боль. Это не было красивой историей как в романе, когда забеременевшая девушка радовалась тому, что носит под сердцем плод любви, или как там это называлось.

Это была грёбаная жестокая реальность, в которой Рей знала, что ждёт ребенка от человека, которого не сможет больше увидеть. Она знала, что ей всегда будет доставлять боль мысль, что мужчина, который бы точно любил их обоих, всё пропустит. Он не будет видеть как то, что они создали в лучший из моментов, родится, сделает первый шаг или назовет его папой. Правда была в том, что ей придется быть всегда одной. Пройти через беременность без поддержки. Рожать без поддержки. Ей некому будет рассказать, как красиво её ребенок улыбнулся, и некому будет позвонить, когда у того начнут резаться зубки, и спросить «что делать». Её советчиком будут интернет и педиатр. И больше никого.

Рей обняла колени. Она даже не знала, как рассказать Бену такую новость, и стоит ли ранить его сильнее. Что изменится, если он узнает? Он ведь не был скотиной, которая бросила её. Он был заложником обстоятельств, а добивать заложников было не по правилам. Бен все равно ничего не мог сделать, так нужна ли ему правда о том, что через несколько месяцев он станет отцом, хоть никогда не будет нянчить своего ребенка. А нужен ли был ему вообще ребенок, особенно такой, виртуальный. Никто не может быть отцом через скайп вечно.

Девушка вздохнула, и океан под ней эхом повторил этот звук, как старый верный друг. Ей было очень одиноко и страшно, но советоваться было не с кем.

В этом мире теперь была лишь она и их с Беном ребёнок.

Девушка страшно презирала себя за то, что когда утром её уверенность подтвердил врач, на пару минут заколебалась, когда добрая женщина с уставшими глазами спросила, не хочет ли она сделать аборт, после того, как узнала, что она не замужем, и что будущего отца в перспективе не намечается. В одну секунду это казалось таким правильным решением. Но потом Рей, в ужасе от самой себя, покачала головой.

- Мы оба его хотели, ясно? – ощетинилась Рей, отвечая и за себя, и за Бена. Та глупая женщина не имела права хмыкать. Она не знала, что мужчина, которого не было рядом – не ублюдок, что сделал ей ребенка и бросил. Его не за что было судить. Тем более – его уже судили. Третий месяц подряд. Безжалостно и на глазах у всего мира.

Рей было и сейчас стыдно. Но в этом тоже была логика. И это был бы, наверное, не первый неродившийся ребенок Бена Соло. Однажды он обронил какую-то фразу, что никогда никого достаточно не любил, чтобы ощутить желание быть отцом. Это означало лишь то, что да, от него кто-то залетал, но раз детей не было, значит, он решал проблему.

Рей была почти уверена, что у них было бы по-другому, она не была случайностью в его жизни, а потому и ребенок не был. Но от того как-то было не легче. А может, даже больнее.

Девушка поднялась с шезлонга и зашла в дом. Дверь закрывать не стала. Достала ноутбук и села за работу. Посмотрела на лежащую книгу рядом. Это были письма Винсента Ван Гога своему брату Тео. Неожиданно улыбнулась, наткнувшись на цитату, на которой закончила, когда приехал курьер из FedEx.

“Дорогой Тео, тот, кто живет честно, кто познает подлинные трудности и разочарования, но не сгибается, стоит больше, чем тот, кому везет, и кто знает лишь сравнительно легкий успех.”

Улыбнулась. Это было так чисто и честно. Страстно и ярко. Неудивительно, что юный Бен Соло так сильно любил этого художника.

“Дорогой Тео…”, - повторила про себя девушка. Человек, который все время был в тени, и без которого бы не было ни ван Гога, ни картин. Её персональный герой мира искусства. Дорогой Тео. Верный и преданный брат. Весь мир всегда делился на гениев и тех, “дорогих Тео”. И те, вторые, всегда были сильнее, хоть и не так заметны.

Рей посмотрела на часы. В Вашингтоне было шесть утра. Время, когда Бен просыпался на утреннюю пробежку, которая была единственным проявлением его свободы. Интересно, продолжал ли он бегать?

- Доброе утро, Бен. Надеюсь, ты там держишься. Я скучаю по тебе, - пробормотала Рей и, наконец, пододвинула свой компьютер. На душе было невыносимо тоскливо. Хотелось верить, что Бен справлялся лучше. В конце концов, он был сильнее и ко всему привычней.

***

Вашингтон. Полтора месяца спустя.

На столе у директора отдела по национальной безопасности не было портрета президента, зато стояла в простой рамке фотография девушки, которую кто-то мог назвать обычной, кто-то красивой. Для Бена она была красивее всех, потому что в другой жизни, длящейся пару месяцев, она дарила ему счастье.

Каждый раз, глядя на Рей, Бен улыбался, хоть радоваться было нечему. Но Рей на фото старательно улыбалась для него. Красивая. На фоне океана. Вся в голубом, как часть волны. Как вода.

Она прислала ему это фото в первую неделю, и Бен решил забрать его себе. Распечатал и поставил на столе. Директор ФБР, если заходил, теперь каждый раз хмурился. Ощущал вину, но они никогда не беседовали об этом. Говорили о многом, а Рей улыбалась между ними.

Призрак. Его призрак. Всё, что осталось. Всё, что было дорого. Все, что удерживало. И всё, что топило.

Её фото и звонки по скайпу дважды в неделю, в которых Рей улыбалась ему и что-то рассказывала. Она старалась жить так, как он мечтал. Но она не жила так, как хотела сама. Это расстраивало. Ему не стоило просить её проживать за них двоих, Рей стала заложником этого тупого, эгоистичного порыва.