Burning for your touch (ЛП), стр. 159

– Эй, можно задать тебе вопрос? – Элиас подходит к нему, пока Эвен позирует для селфи с Адамом.

– Ты только что это сделал. Но давай, – пожимает плечами Исак.

– Э-э-э, хм… как бы это сказать… – бормочет Элиас.

– Это уже два вопроса, а ты так и не сказал ничего существенного.

– Ладно. Твою мать… – раздражённо вздыхает Элиас. – Давно Эвен такой?

– Какой такой? – хмурится Исак, чувствуя, как злость закипает внутри.

– Вот такой, – Элиас показывает на громко хохочущего Эвена, которого целует в щёки Эскиль. – Как бомба с часовым механизмом.

Исак чувствует, как лицо вспыхивает от ярости. Он никому не позволит испортить Эвену этот день. Не позволит.

– Ему что, нельзя быть счастливым? С ним всё нормально! Оставь его в покое, – отвечает Исак, буравя Элиаса тяжёлым, пристальным взглядом. – Дай ему дышать спокойно.

.

Исак пьёт третье пиво. У него не слишком хорошие отношения с алкоголем в связи с отсутствием опыта, но этот день вымотал его. Он чувствует себя безумно уставшим, поэтому он пьёт. Кажется, Эвен тоже решил отпустить себя и залпом опрокидывает шоты с друзьями Эскиля, и танцует с мужчинами и женщинами, которых Исак никогда не видел раньше, просто потому что они предложили.

Исак не ревнует, само понятие ревности ему чуждо. Он просто чувствует себя немного покинутым. Эвен мог бы отказаться. Почему он не отказывается. К тому же несправедливо, что Эвен может делать это с таким количеством разных людей, в то время как выбор Исака ограничен только им.

Не то чтобы Исак хотел, чтобы у него было много вариантов. Просто ему кажется несправедливым, что они есть у Эвена.

Блядь. У Исака кружится голова.

Он выпивает шот чего-то розового и сладкого, потом плюхается на диван рядом с Линн, которая вот-вот заснёт.

– Я хочу домой, – жалуется она.

Исак откидывает голову на спинку дивана. На мгновение ему кажется, что он краем глаза видит Хельге.

– Я напился, – признаётся он, громко фыркая. – Я вижу приведений.

– Хочешь допить мой напиток? – предлагает Линн.

Исак допивает её напиток, потом отправляется осматривать огромный дом, где проходит вечеринка, чтобы найти что-нибудь для анализирования, для понимания. Он приходит к выводу, что Хельге определённо здесь. Он снова мельком видит его. Но сердце не начинает биться чаще. Оно не болит. Ну или болит, но не из-за него. Исак обнаруживает, что большую часть времени смотрит на Эвена, чувствуя, как жажда переполняет грудь.

Жажда.

– Не ожидал тебя здесь увидеть, – рядом с ним оказывается Хельге.

Исак не помнит, как подошёл к этой стене. Но он здесь, стоит, опираясь на неё, с напитком в руке и с повзрослевшей версией того самого парня, который превратил его жизнь в ад пять лет назад.

На Хельге жёлтая рубашка и тёмные джинсы, у него короткие волосы, слишком короткие, чтобы кто-то, кто решит поиграть с его волосами, получил от этого удовольствие. Исак отмечает, что теперь Хельге ниже его. Ему странно думать, что вот это тело раньше превосходило и подавляло его.

Исак решает, что ненавидит его. Он его презирает.

– Почему ты не ожидал меня здесь увидеть? Потому что ты выбил из меня пидора? – небрежно отвечает Исак, не глядя на него. Он удивлён собственными мерзкими словами, но не показывает этого.

– Не произноси это слово, – Хельге морщится.

– Не помню, чтобы у тебя раньше была проблема с использованием этого слова.

– Я… Мне очень жаль. Это был тяжёлый период. У меня были проблемы, и я…

– И ты оставил меня истекать кровью на обочине. Прости, но мне неинтересно слушать твою душещипательную историю.

– Я был молод! – расстроенно восклицает Хельге. – Я был…

– Нет. Это я был молод, – спокойно отвечает Исак. Алкоголь нагоняет на него сон, делает вялым. Он легко представляет, как кричит эти слова. Но у него нет сил. – Мне было тринадцать. А тебе сколько? Восемнадцать? Семнадцать? Так что ты не можешь использовать эту отговорку.

Так странно вести этот очищающий душу разговор совершенно монотонным голосом, с гремящей на заднем плане музыкой. В голове Исака он более хаотичный и громкий. Более болезненный. Исак удивлён, что ему не приходится выдавливать слова, что они льются легко и свободно, будто они говорят о погоде, о солнце.

– Прости, – тупо бормочет Хельге, как будто не знает, что ещё сказать.

– Для меня это в прошлом, – пожимает плечами Исак.

– Правда?

Нет. Это далеко не так.

– Я не обязан тебе отвечать, – отрезает Исак.

– Не обязан.

Исак снова смотрит на Эвена и обнаруживает, что тот не сводит с него глаз, находясь в другом конце комнаты. Он сильно хмурит лоб, а его руки сжаты в кулаки. Наверное, он узнал Хельге. Исак качает головой, словно говоря Эвену оставаться на месте.

– Он что-то с чем-то, тот парень, – говорит Хельге, заметив, на кого направлен взгляд Исака.

– Только подойди к нему, и я сломаю тебе челюсть, – выпаливает Исак.

И снова жестокость в собственных словах поражает его. Но Хельге напоминает ему лишь о бетоне, и сломанных носах, и ушибленных рёбрах. Так что неудивительно, что, представляя его рядом с Эвеном, Исак испытывает желание причинить боль.

– Я… что? Я не собираюсь… Я не собираюсь причинять боль твоему другу! – возражает Хельге, ужасаясь жестокому ответу Исака.

– Он мне не друг. Друзья не делают то, что мы делаем.

Боже. Исак напился. Он так напился. Может, Эвену стоит подойти и вытащить его из этой херни.

– О, так он твой парень? – продолжает свой допрос Хельге.

– Нет, – Исак резко качает головой.

– Нет?

– Нет. Но это о нём я думаю, когда прикасаюсь к себе.

Что?

Хельге переминается с ноги на ногу, явно испытывая неловкость, и Исаку становится интересно, почему он вообще здесь. Он что, теперь гомосексуал, или он здесь как «союзник», для «работы»? Однако Исаку это нравится. Что его слова заставляют Хельге чувствовать неловкость.

– Я недавно снова начал прикасаться к себе. Понимаешь? – Исак растягивает слова, упираясь головой в стену и повернувшись к Хельге, чтобы смотреть на его лицо.

– Хм, окей…

Хельге выпивает шот какого-то напитка, и Исак смотрит на него. Он даже не симпатичный. Он просто кулак. Он всего лишь кулак, сломавший ему челюсть.

У Исака кружится голова, он чувствует, что теряет контроль.

– Ты сломал мне челюсть, – говорит он и берёт Хельге за руку. Хельге начинает тяжело дышать, и Исак подносит его руку к своей челюсти. – Ты её сломал этой рукой.

– Исак…

– И ты разбил мне сердце, – продолжает Исак, прикладывая руку Хельге к своей груди. – И мой мозг тоже. Я даже подрочить не могу, не чувствуя, что сейчас умру.

Я сказал, что люблю тебя, а ты разрушил меня и оставил истекать кровью на обочине.

– Прости, – умоляет Хельге, как будто это что-то значит для Исака, как будто Исак рассказывает ему об этом, чтобы услышать извинения. – И дня не проходит, чтобы я не чувствовал себя дерьмом из-за этого. Ни единого дня, Исак.

– Ты даже никогда не целовал меня, – хихикает Исак. – Иногда мне казалось, что со мной всё было бы нормально, если бы ты просто поцеловал меня. Почему ты не поцеловал меня? Вместо этого ты сломал мне челюсть.

Исака раздражает, что эти слова льются из него. Он звучит как Эвен. Почему он звучит как Эвен?

– Скажи, что мне сделать, и я это сделаю, – предлагает Хельге.

– Я хочу обжечь тебя так, как ты обжёг меня.

– Что?

Исак сжимает руку Хельге и концентрируется на тьме и боли внутри себя. Он концентрируется изо всех сил, как и раньше, когда старался заставить всё это исчезнуть, лёжа в своей комнате, после того как начал обжигать других. Исак концентрируется изо всех сил и продолжает это делать до тех пор, пока Хельге не морщится, пока его лицо не искажается от боли, от боли, которую причиняет ему Исак.

Исак смотрит на их руки и видит, что кожа Хельге краснеет.

Исак обжигает его. И Хельге не отдёргивает руку. Он не протестует. Знает ли он, что Исак может делать такое? Обжигать людей, просто прикасаясь к их коже?