Играя за кулисами (СИ), стр. 8

— И ты молчал! Не стыдно? С днем рождения, дружок! Стоп, так надо же как-то отметить! И подарок, у меня нет для тебя подарка!

Пока Тристан успокаивал актрису и убеждал, что ничего ему не надо и вообще, что это все такие мелочи, и говорил прочие вежливые слова, положенные в такой ситуации, Рич стоял молча и улыбался. Когда от Сенди поступило предложение вечером собраться у нее, Райли все же встрял.

— Прости, дорогая, но я на эту тему уже все придумал. В субботу вечером вся труппа собирается у меня, надо же нам начало Иисуса отметить. Вот там и отметим еще один год жизни нашего новоявленного Иуды. А насчет подарка… Ну я просто подумал: а вот чего бы мне хотелось на твоем месте? И идея пришла как-то сама собой. Вот скажи, тебе машина моя как, нормально?

Volvo Рича была прекрасна, новая и маневренная, и Тристан тут же об этом сообщил, еще не очень понимая, в чем подвох.

— А раз нормально, не хочешь ли ты по случаю дня рождения у меня ее купить в полцены и в рассрочку? По-моему, это куда полезнее, чем какой-нибудь дорогой, но ненужный подарок. Что скажешь?

Нужно быть полнейший идиотом, чтобы отказываться от такого предложения. И Тристан прекрасно знал, что с машиной все в полном порядке, да и Рича она устраивала, поэтому как-то странно ощущалось это его желание продать тачку, конечно, если отбросить в сторону сентиментальное желание порадовать приятеля. Но, похоже, Рич давно все продумал.

— Да ты не думай, я ж не сокровище бесценное от себя отрываю, машина хорошая, но мне она теперь не в кассу: сыну скоро за руль садиться, а в гараж рядом вот с этим крокодилом ничего больше не влезет. Так что я хочу взять более компактный седан. Ну, а ты уж давай, заботься об этой красотке. Договор купли-продажи я сделаю сам, об этом не заморачивайся.

Пока мужчины с азартом обсуждали машинно-торговую тему, Сенди достала с переднего сидения свою сумку и огляделась.

— О, так мы не первые приехали.

Тристан проследил взглядом за ее рукой и только тут заметил черный Lexus. Дверцы распахнулись, выпуская с пассажирского сидения Гвен, но внимание Бенсона подсознательно обратилось к тому, кто сидел за рулём.

С того пьяного вечера, когда Тристан ушёл из квартиры Олдриджа, хлопнув дверью, прошло полтора месяца, и за это время им так и не довелось поговорить о случившемся. Не то чтобы Тристан как-то остро ощущал необходимость в подобном разговоре, но неприятный осадок все же не покидал его мыслей. Было элементарно страшно заговорить первым, тем более, что у Джереми явно наладились отношения с Гвен, они очень активно везде появлялись вместе и так искренне друг другу улыбались, что Бенсон отбросил саму идею разговора. Зачем напоминать о неприятном, когда у Джереми все хорошо, тем более, что они не друзья. Ну мало ли, что в состоянии тоски можно наговорить. Правда, очень часто Тристан ловил на себе взгляд Олдриджа, и было очевидно, что смотрел тот совсем иначе, нежели это происходило обычно. Что-то неумолимо просящее читалось теперь в синих глазах, хотя Бенсон убеждал себя, что это просто воображение разыгралось. Так они и прожили все это время бок о бок, прекрасно отыгрывая совместные сцены и никак не контактируя за кулисами. Они даже в душ после репетиций вместе ни разу за этот период не попали, но это, скорее всего, было просто совпадение. И все бы ничего, но Тристана почему-то не отпускала мысль об их разговоре за виски. Об откровенности Джереми. А вот какого черта и как с этим справиться, ясно пока не было.

Концерт им предстояло давать в кафе «Gathery Roat», когда-то, в тридцатые и сороковых годы, очень популярном лондонском кабаре. И зал со столиками, и сцена здесь были внушительных размеров, к тому же в служебных помещениях имелись и гримерки. Поскольку выступление проходило без костюмов, артистам гримироваться не приходилось, разве что девушки забегали туда поправить макияж. Мужчины же просто оставили в гримерках свои сумки и верхнюю одежду.

Где-то в середине выступления, исполнив свою сольную «Stars» и получив от публики бурные овации, Тристан нырнул за сцену, по дороге собирая волосы в хвост. Андерсон еще до первого концерта на Арене буквально схватил Бенсона за шиворот после репетиции и потребовал на выступлениях распускать волосы. Вот хоть убейся, а на сцене изволь появиться без хвоста. Тристан не очень сопротивлялся, хотя под конец концерта всякий раз возникало желание пойти и отстричь к чёртовой матери свою смоляную копну, но эта мысль быстро проходило. Без длинных волос он себя уже и не помнил, ему нравилось быть таким, а значит, нужно было смириться, что эту часть его внешности нужно будет также эксплуатировать на сцене. Тем более, что, чего уж скрывать, образ длинногривого брюнета в белой рубашке и драматичным репертуаром очень заходил и публике, и самому Тристану. Было в этом что-то нациссическое, но кто из артистов не нарцисс?

Времени покурить не было, до следующего выхода было от силы пять минут, так что стоило пойти в гримерку и наклеить никотиновый пластырь, на всякий случай. Тристан уже собирался толкнуть дверь в помещение, которое он делил на троих с Ричем и Сенди, как сзади его негромко позвали по имени. Он обернулся.

Джереми стоял у двери в свою гримерку, в руках у него был кожаный рюкзак, неизменный его спутник. Тристан замер, невольно сглатывая высохшую вдруг слюну. Неожиданная получилась встреча тет-а-тет.

— Я тут на днях слышал краем уха, что у тебя день рождения сегодня. Вот, хочу тебя поздравить, — Джереми быстро приблизился и вынул из рюкзака свёрток белой плотной бумаги. Тристан как под гипнозом разорвал упаковку и увидел бутылку тёмного стекла, оплетенную прутовой веревочкой с печатью на пробке.

— Ну мы же тогда виски так и не допили. Вот, хочу компенсировать. Это из запасов моего отца, так что железная гарантия качества. С днем рождения! — Джереми, все это время старательно смотревший на бутылку, все же поднял на Тристана глаза. — И прости меня. Ты тогда очень помог, выслушал. А меня в какую-то дичь с откровенностью понесло. Сразу хотел извиниться, но, честно, не знал, что сказать и как подойти. В общем, я был не прав.

И Олдридж протянул вперед руку. Тристан, перехватив бутылку подмышку, пожал его ладонь и тоже позволил себе прямой взгляд в глаза. Вот так легко и просто, без лишних рассуждений, взяли и оставили инцидент позади. Так какого же Гюго, прости Господи, надо было себя грызть столько времени? Можно было и сразу все обсудить, и не важно, кто бы первый подошёл, тем более, что Тристан себя также чувствовал виноватым. Он прочистил горло прежде, чем заговорить.

— Да и я тоже неправ был, психанул, сбежал, хотя причин на то и не было. В общем, как-то не сложилось у нас в тот вечер. Спасибо за подарок.

Наверное, Джереми хотел что-то ответить на тему «не сложилось», но сзади выскочил Рокко и позвал Олдриджа на сцену: их выход был следующим. Джереми коротко улыбнулся Тристану и быстро пошёл за приятелем. Бенсон осторожно убрал бутылку в свою сумку, наклеил на плечо пластырь и тоже пошёл к сцене. После арии революционеров «Red and Black» снова был его выход, вместе с Ричем и дуэтом Вальжана и Жавера. Райли, отказавшись от идеи скакать на костылях туда-сюда, просто уселся на стул за кулисой и поднимался только для своего выхода. Тристан сунул в руку Рича бутылку с минералкой и, прислонившись плечом к стене рядом с занавесом, осторожно заглянул на сцену.

С самого первого дня «Отверженные» стояли для Тристана особняком. В других постановках, конечно, были у него и любимые арии, и исполнители, и сцены, но вот историю Жана Вальжана хотелось смотреть из-за кулис целиком и полностью. Первые месяцы после премьеры так и происходило: Бенсон почти не отходил от сцены, за исключением тех фрагментов, когда сам должен был на ней присутствовать. Со временем, разумеется, это перестало быть или казаться настолько необходимым, и все же оставались арии, не посмотреть которые Тристан себе позволить не мог. Возможно, дело поначалу было только в личной заинтересованности ролью или просто не отпускала мысль, что он тоже мог бы это сыграть, но все эти месяцы с каким-то мазохистским упорством Бенсон неотрывно следил за сценой, когда там появлялся Анжольрас.