Улыбка темноты (СИ), стр. 4

Жесткое давление на плечи заставляет опуститься на колени, а затем – совсем на пол, на четвереньки, на груду сброшенной одежды. Это хорошо. Страшно представить, во что превратятся его локти и колени после секса на каменном полу. Ах, да! Он же решил, что будет не секс, а любовь. На полу, на коленях. Дурак. В этот момент он впервые с нежностью думает о темноте. Во всяком случае, его любовник ничего не увидит, не будет стыдного ощущения чужих глаз на своем голом, беззащитном теле в нелепой позе, и это немного успокаивает. Совсем немного, по правде сказать.

— Еще можно остановиться, — шепчут из тьмы, а горячая шершавая ладонь проходится по спине – от загривка до самого копчика, оставляя после себя огненный след. Должно быть, какая-то особая беспалочковая магия — умение зажигать огонь внутри одним касанием рук. Гарри ничего не может противопоставить подобной магии: его спина прогибается, голова запрокидывается, из горла вырывается тихий стон, а член снова наливается кровью.

Как-то это нечеловечески грустно, на самом деле: «Погладь меня – и я твой».

— Герои не останавливаются, — выдыхает он. – Вперед.

— Хороший мальчик, — усмехается тьма.

Гарри хочет ответить, что никому он на фиг не «хороший мальчик», но руки возвращаются: ласкают, гладят, сжимают ребра, щекочут напряженный живот, минуя член, сжимают яички – и все слова вылетают из головы прочь, куда-то во тьму, оставляя только стоны, которые с каждым новым прикосновением становятся все громче и откровеннее.

Гарри решается еще раз попробовать закрыть глаза: не трахаться, а заниматься любовью. Вдруг да получится на сей раз? Словно в ответ на эти мысли его накрывает собой чужое тело, обволакивает, вжимается всеми своими костями. («Фестрал какой-то!» — улыбается про себя Гарри.) Между ягодиц проходится горячий член – тут не может быть никакой ошибки: длинный, упругий, явно в полной боевой готовности. Нежную кожу щекочут жесткие паховые волоски. Чужие яйца трутся о разведенные бедра. Левая рука ночного любовника теребит внезапно ставшие какими-то мегачувствительными соски, правая – зарывается в волосы на затылке, а губы…. Губы безошибочно приникают к той самой жилке на шее, посылая по всему телу волны горячей и сладкой дрожи. Не может быть, чтобы тут обошлось без магии! Влажные движения языка, скольжение пальцев, даже простой выдох вдоль шеи, едва заметное касание зубами мочки уха – и вот она, грань, за которую сорваться – легче легкого.

Все-таки восемнадцать лет – это диагноз. Гарри понимает, что еще чуть-чуть — и снова кончит от одних прикосновений и поцелуев, даже не воспользовавшись дружеской «рукой помощи».

— Остановись, — говорит он, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. – Слишком быстро.

— А ты хочешь… медленно?

Шепот – в самое ухо. Это почти то самое последнее заклинание, точка невозврата, почти…

— Я хочу… всего. Сейчас.

«Я хочу тебя», — этого он не говорит. Слишком много, слишком откровенно, слишком близко. «Всего» — вполне достаточно. И очень точно.

— У нас нет смазки, — буднично замечает его любовник.

— Хрен с ней! – отзывается Гарри. Ему и вправду глубоко наплевать.

— Будет больно.

Это даже смешно: говорить о боли в такой момент. Боли он видел предостаточно, а вот любви…

— Надеюсь, ты знаешь, что делать.

Снова смешок. Почему-то Поттеру кажется, что человек из темноты в обычной жизни много улыбается и часто смеется. Такой счастливый, солнечный человек, несмотря на странный голос. Щедрый человек.

— Догадываюсь.

В первый миг Гарри просто не понимает, что происходит, а когда понимает, отказывается верить своим ощущениям: вот сейчас ему точно не помешал бы свет! Чужой язык скользит по ложбинке, руки уверенно и жестко раздвигают ягодицы и влажные губы приникают к судорожно сжавшемуся колечку ануса. Снова уколы чужой щетины, только на сей раз уже там… Губы… Это так странно и настолько порочно, что первым поползновением Гарри становится попытка отшатнуться и откатиться подальше, а вторым… прижаться, раскрыться сильнее, впустить. Мерлин! Черт! Твою ж мать! Через все тело пробегает разряд: прямо в голову и рикошетом – в сердце. Некстати вспоминается цитата из какой-то маггловской книги про секс: «Оргазм происходит не между ног, а между ушей». Вот… И там, похоже, тоже. И в сердце. Слюна – вместо смазки? Мерлин, так сказать, в помощь! Какая чушь лезет в голову!

Язык исчезает, и Гарри едва сдерживается, чтобы не застонать в голос от разочарования. Нет, только не это! Вернись!

Однако вместо губ появляются пальцы. Несмотря на смелые заявления и совершенно разомлевшее от поцелуев и ласк тело, Гарри искренне радуется, когда понимает, что это всего лишь пальцы. Палец, обильно смоченный слюной, проскальзывает в дырочку довольно легко, не вызывая особенно неприятных ощущений, и все, в целом, воспринимается вполне терпимо. Вполне… И вот в этот момент палец касается чего-то внутри, чего-то такого, о чьем существовании до последнего мига Гарри даже не подозревал. Да-а-а!!! Вот тут и исчезают последние остатки сомнений и стыда, остается только чистое наслаждение, когда палец задевает волшебную точку. Словно уловив этот момент абсолютного расслабления, в Гарри вводят второй палец, разминая, растягивая, возвращая к тому самому блаженному состоянию солнечного восторга.

— Да… — шепчут сзади. – Да… Вот так…

А потом пальцы исчезают, и снова возвращается язык, который на сей раз проникает глубоко и влажно.

А потом… Все-таки боль. Никакие предварительные ласки, никакие эротические фантазии не в состоянии подготовить к подобному. Член у любовника Гарри совсем не маленький, и даже смоченный слюной входит тяжело, мучительно медленно и очень больно.

«Я не могу, — мгновенно трезвея, думает Гарри. – Это не для меня. Наверное, у меня что-то не так с анатомией. Или у него».

Единственное, что удерживает от того, чтобы вывернуться из чужих рук и с воплями унестись в темноту – проклятая гордость. Он даже от смерти не бегал, а тут… Всего-то член в заднице. Ты же сам этого хотел, Поттер. Вот и получи.

Гордость – сильная, как выяснилось, штука. А еще… Еще горячечный шепот откуда-то сверху:

— Тихо, мой хороший… Тихо. Потерпи.

От этого «мой хороший» сладко сводит сердце, а проклятущая задница, как ни странно, наоборот расслабляется, чтобы толкнуться навстречу, впустить, принять.

— Давай же, — цедит Гарри. – Ты что, заснул?

Двумя резкими ударами любовник входит довольно глубоко – и замирает, давая возможность привыкнуть, притерпеться. По тому, как дрожат руки, стискивающие его бедра, Гарри понимает, что тот еле сдерживается.

«Тихо, мой хороший… тихо…»

Сжав зубы, Гарри дергает задом, заставляя партнера двигаться, пытаясь вернуть сказочное ощущение, которое дарили пальцы. Ведь где-то же там, внутри, есть золотая точка? О да! Она есть! Член изменяет угол входа, задевает что-то такое… судьбоносное. Заставляет тело вновь вспомнить огонь, бегущий по жилам. Гарри выгибается от этого блаженного ощущения, толкается навстречу, дает любовнику возможность войти на всю длину. Дальше – уже совсем ни на что не похоже: все движения слились в одно, по телу прокатываются обжигающие волны, Гарри кричит, не стесняясь и не боясь сорвать голос, отдаваясь тому, кто разбудил в нем этот огненный шквал. А когда рука партнера уверенно и сильно сжимает напряженный член, а в шею выдыхают:

— Давай, кончи для меня! – он кончает. И следом в оргазм срывается человек, пришедший из тьмы и принесший с собой солнце.

Последнее, что Гарри запоминает перед тем, как провалиться в сон: его вытирают чем-то мягким, похоже, рубашкой, укутывают пахнущей чужим, но уже родным запахом мантией и повелительно говорят:

— Спи.

И он спит.

*

Когда он проснулся, в комнате горел камин. Тихо пощелкивала смола на обожженных дровах, пахло теплом и уютом. Гарри поворочался, устраиваясь поудобнее в мягкой постели, и подивился, какие странные ему стали сниться эротические сны. Секс с мужчиной в полной темноте… Ну надо же!