Хороший мальчик (СИ), стр. 33

— Что?! Кому он оказался нужен?

— Кажется, эта та училка, которая его забирала… Случай со вторым Коркораном мы не потянем. Точнее, вы не потянете. Мы просчитались во второй раз, но мы не можем больше так рисковать, — миссис Урис начинает кусать губы, темно-бордовая помада пачкает ей зубы, словно запекшаяся кровь, — Джерри, что нам теперь делать?..

— Стелла, мы со всем справимся. Ну, же, иди сюда.

Перед мистером Каспбраком устоять не может ни одна женщина, и Стелла Урис — какой бы сильной и властной она ни была — не исключение. Она присаживается на колени к мистеру Каспбраку и позволяет его губам исследовать ее шею.

— В любом случае, Джерри… — говорит миссис Урис, закрывая глаза, — если Тозиер не вернется…

— Я поговорю с Эдди еще раз, и если он снова ничего не поймет…- мистер Каспбрак целует женщину, которая для него — все в жизни, и как обычно, преисполняется жгучей ненавистью к ее мужу, который может только молиться в церкви… В то время как они грешат…

— Тозиер нужен нам. Причем срочно. И в самом крайнем случае, мы сможем… — миссис Урис не договаривает предложение, потому что Джерри понимает ее с полуслова.

— … сможем одним выстрелом убить двух зайцев.

========== O ==========

POV Эдди Каспбрак.

Skillet — Whispers in the Dark

Я открываю глаза и пытаюсь понять, что произошло. Перед глазами все плывет, я медленно сажусь на кровати и оглядываюсь вокруг себя. Незнакомая обстановка комнаты меня пугает, но все комнаты пансионата выглядят плюс-минус одинаково. Я прикладываю руки к голове, она гудит. Смотрю на запястья — они все в синяках.

Что произошло?

«Я не буду помогать тебе больше, пап, не буду!»

«Это слишком! Почему ты не сказал мне правду?!»

«Майк Хенлон не покончил с собой, его убили!..»

«Я все сделаю, чтобы Ричи никогда сюда не вернулся!»

Ричи…

Ричи…

Ричи.

Сердце пропускает через себя разряд тока, голова начинает болеть еще сильнее, меня тошнит. Я медленно сползаю с кровати, пытаюсь найти хоть что-нибудь, куда меня может стошнить. Я подхожу к окну, но оно заклеено, и я даже не могу выглянуть во двор, и понять, в каком крыльце школы я нахожусь.

Что произошло? Я ничего не помню…

«Посиди пока здесь, пока твои мозги не встанут на место, Эдвард! Еще раз сорвешь мне план — и я выкину тебя из окна! Как гребанного Майка Хенлона!»

Я закрываю лицо руками, и воспоминания прошлых месяцев накрывают с головой.

Я все сделал, чтобы он не вернулся сюда никогда. Я разбил его сердце, но это было лучше, чем оставить его здесь и смотреть на то, как он умрет.

Бен и Билл нашли контракт на поставку нового сорта наркотиков, которые в скором времени должны были быть протестированы на новеньком мальчике… О котором никто и никогда бы не стал переживать…

Кроме меня.

Я смотрю на свои руки, все в синяках, и не могу поверить, что я сделал это.

Нас всех разделили. Я знаю только то, что Стена забрала мать, и он живет теперь в женском пансионате, в отдельной комнате, а учителя приходят к нему на частные занятия.

Он иногда видится с Биллом, но не со мной.

Я знал, что здесь происходит. Догадывался, что мой отец причастен к смертям учеников, и когда я понял, что Ричи должен был умереть вместо Эда, и только роковая случайность спасла его от этой участи, я понял, что мне ничего не оставалось, как только вынужденным предательством и болью заставить его уехать отсюда. Я убил его морально, но иначе бы он стал тем подопытным кроликом, которого потом причислили бы к таким же несчастным случаям, как Доэрти или самоубийцам, как Майк Хенлон.

Я соврал отцу. Потому что в тот момент, когда Ричи единственный пожалел меня после избиения, я понял, что я перед ним в долгу, и не смогу допустить его смерти.

Потому что я влюбился. По-настоящему.

Я соврал Ричи, я убил его, но он все равно остался жив, и я надеюсь, он никогда сюда не вернется.

Когда отец узнал, что он якобы со мной сделал, он избил меня и сломал руку, но это было меньшее, что я готов был вынести, лишь бы предотвратить еще одну смерть. За обвинение в изнасиловании Ричи должны были отчислить. И он бы никогда не смог сюда вернуться, и был бы в безопасности.

Я соврал про других парней. Ричи был первый. Во всем. Я не делал ничего хорошего в своей жизни, и Ричи — мой любимый Ричи — был моим шансом на исправление.

А потом что-то произошло.

— Неужели какой-то нищий парень тебе дороже дела твоего отца?! Я ненавижу, что ты мой сын! Ты ничто и никто без меня!

Удар, удар, удар.

И вот я здесь, не знаю, уже сколько. Я не знаю, что происходит за стенами комнаты. Я бросался на дверь, чтобы отец меня выпустил.

— Если бы ты не сорвал мне план своими мерзкими чувствами, все бы уже давным-давно закончилось! Но ничего, я верну этого мальчишку и без твоей помощи. Благо, твои друзья поумнее будут.

— Нет! Нет! Ричи никогда сюда не вернется! Он меня ненавидит!

Он не вернется… Как бы я ни хотел все эти дни увидеть его и прикоснуться к нему, он не должен вернуться сюда… Не должен… Я не знал, что было со Стеном и Биллом, и насколько глубоко они тоже погрязли во всем этом…

Я даже уже не знаю, что происходит со мной. Вечно болит голова и хочется спать… Я сплю целыми днями, думаю о Ричи, и надеюсь, что он забыл обо мне, разлюбил, если хоть что-то и когда-то чувствовал ко мне, так будет лучше, так будет лучше…

Моя боль стала привычной. Вырвать Ричи из сердца — слишком больно, но зная, что он жив, я мог справиться, мог выжить, вытерпеть это, зная, что я разбил ему сердце, спасая его жизнь.

Я мысленно просил у него прощения каждый день, надеясь, что он пережил это легче, чем я.

Я не посещал уроки все это время, я находился в больнице, якобы лечившей моральную травму после изнасилования, а на самом деле — моральную травму после расставания с Ричи, которая была намного больнее, чем любые «разговоры» моего отца. К этому я уже давно привык — к физической боли, и не мог даже предположить, что морально может быть больно так, будто ты заживо горишь в огне, и не можешь дышать, не можешь дышать…

У меня снова приступ. Я ложусь на кровать, сворачиваюсь в клубок, подтянув коленки к груди. Сил к жизни давала только мысль о том, что Ричи жив, и возможно, когда-нибудь, когда все это закончится, когда все это прекратится, мы сможем с ним встретиться, если он, конечно… Если он, конечно, еще вспомнит мое имя и не женится на своей подружке, которая написала ему письмо о любви…

Не знаю, писала ли она ему каждый день о своих чувствах, но моя ревность захлестнула меня с головой. Я не мог допустить, что Ричи может кто-то любить еще, что кто-то может знать его лучше, чем я. Пусть она знает его много лет, и знает, какой у него любимый цвет и любимая группа, но я! Только я знал, как дрожат у него ресницы, когда он меня целует, только я знал, как его руки скользят по моим, только я знал, как его пальцы прячутся в моих волосах, когда он смотрит на меня сверху вниз, направляя меня, уча, любя…

Слезы текут по лицу, оно тоже все разбито, потому что в последний раз я попытался дать сдачи отцу, и получил в два раза больше. Он протащил меня по ковру в эту комнату за воротник рубашки, а потом бросил лицом об пол.

Лишь бы Ричи был жив и никогда этого не увидел.

Возможно, не надо было удалять эти сообщения, и он бы вернулся к ней и был счастлив с ней… Может, она бы смогла вылечить его сердце и мертвые глаза, которыми он смотрел на меня, униженный, когда выйдя из кабинета директора, услышал все то, что я сказал ему.