Соцветие Лилии (СИ), стр. 72

— Я подожду, — улыбнулся мальчишка, резво уходя от ожидавшей его затрещины и усмехаясь.

Олень!

«Я подожду», — раздавалось где-то в висках, когда я размашисто заполняла формуляры некоторых книг, планируя продолжить их конспектирование уже в собственной спальне.

Я подожду. Подожду.

Ну почему это звучит так, как-будто он совсем не про книги?..

***

Учебный год летел так, как-будто был вовсе не днями и числами в календаре, а бешенным фестралом, которому в зад выстрелили добрым зарядом картечи. Я училась, ходила на дополнительные лекции к некоторым учителям, посещала факультативы, вела активную переписку с учениками Колдовстворца, Дурмстранга, общалась с множеством гильдицев из Нарбонны, которые наперебой делились полезными списками литературы и интересующими меня сведениями. Скрепя сердце было принято решение брать сначала мастерство в Чарах, общее, а потом уже переходить на узконаправленное. Решение идти в гильдию Эммануэля было спустя несколько бессонных ночей всё же отметено. В конце концов, это дало бы мне больше обязанностей, чем прав. Всё же я слишком честолюбива, чтобы довольствоваться чем-то малым, а на передовую мне не хотелось — люди там надолго обычно не задерживались, сменяя одного другим с завидной периодичностью. Война на самом-то деле не прекращалась ни на минуту, просто обыватели не имели об этом ни малейшего понятия.

Это было тяжело. Принимая подобное решение я понимала, что закрываю себе многие двери, буквально с корнем вырывая возможность получить достаточно большой объём труднодоступных знаний, но… но спокойствие для меня всё же было важнее.

Гормональный всплеск тела, слава Мерлину, прошёл. Теперь голова вновь была у меня на плечах, а ум оставался холодным, так что на вещи теперь смотреть стало действительно легче и чище, что ли. В который раз порадовалась, что волшебники взрослеют куда быстрее маггловских детей, так что пубертатный период обещал закончиться, не вернувшись.

Летние экзамены сдавались так же легко, как и прошлогодние. Отношения с друзьями оставались такими же ровными, тёплыми и ненавязчивыми, как и пару лет назад. Общение с Северусом, к счастью, отнюдь не сошло на нет, а напротив только укрепилось. Мы стали даже не столько лучшими друзьями, сколько союзниками и коллегами. С ним я отдыхала от шебутных детских забав своих сверстников, всю себя отдавая науке, высокопарным спорам, точным и забавным колкостям, словесным перепалкам и хорошему чёрному чаю. Чаще всего мы встречались в гостиной его факультета, в библиотеке или на Астрономической башне. Слизеринцы уже давно привыкли к виду моего гриффиндорского шарфа на фоне их зелёных кресел, так что некоторые даже здоровались. Некоторые даже улыбались, что уж там. Всё-таки вела я себя куда более адекватно многих своих однокашников, так что, когда пора предвзятого отношения прошла, я нашла там приятную компанию на многие вечера вперёд.

Странно было, когда Поттер принялся исподволь меня сопровождать. Сначала просто провожая до лестницы, потом — до двери гостиной. А в какой-то момент Магнус Нотт, усмехнувшись, кивнул ему на вход и бросил:

— Пойдём, Певерелл. Тебе тут рады.

Этим же вечером я и узнала тайну своего друга. Пряча глаза, он извинялся и говорил, что не мог рассказать раньше — боялся, что я просто от него отвернусь. Злилась на него, конечно, поначалу — всё-таки подумать так, и о ком, обо мне! — но всё же смогла убедить мальчишку, что мне всё равно, какая у него фамилия, он всё так же остаётся моим другом.

Как-то так получилось, что я приняла предложение Слизнорта посещать его Клуб Слизней, так что теперь неизменно присутствовала на его собраниях — как ни странно, рядом с Певереллом. И почему-то меня это устраивало. Несколько напрягало лишь принятие подобного другими, как само собой разумеющегося. Складывалось такое впечатление, что люди попросту ожидали, когда с этим смирюсь — или же примирюсь, тут уж как посмотреть — я, а для остальных всё это было уже самим собой разумеющимся. Грустно, печально, непонятно… но терпимо.

Через весь год красной нитью проходило моё общение с сестрой, и робкое, какое-то пугливое — с родителями. С Эвансами мы начали переписываться исподволь, словно пробуя, и в первый же день меня ломало по-страшному. Голова раскалывалась адски, кости болели, а жар заставил ползти в Больничное Крыло за обезболивающим и чем-нибудь, что могло его сбить. Колдомедсестра лишь покачала головой и велела пить побольше воды.

— Ты сейчас проклятье с себя снимаешь, милочка, — объяснила она, задумчиво хмуря брови над мерцающими буквами, спроецированными прямо на воздухе после каких-то пассов палочкой в мою сторону. — И очень сильное. Повезло только, что его действие рассеяно на трёх человек, а не на одного — пусть ты и взяла самую большую часть на себя. Это не то чтобы опасно, но неприятно… пей больше жидкости, в приоритете воды, лучше чистой и холодной, примерно через неделю отпустит. Если хочешь, можешь взять больничный, я поговорю с учителями…

Время было на вес золота, так что от больничного я отказалась, а вот к советам прислушалась. Через пару-тройку дней стало действительно легче, я буквально чувствовала, как становилось легче чуть ли не дышать. Письма от родителей — кровных родителей, а не магических — стали более длинными, прекратили быть сухими и какими-то неловкими, так что мне день ото дня становилось лучше и лучше. Настроение так же скакнуло вверх, я перестала чувствовать себя удручённо, появились силы продолжать двигаться дальше, не останавливаясь даже на то, чтобы перевести дух. Я была полна сил и энтузиазма. Молодость, как-никак.

А тем временем тепло подкралось и буквально оглушило со спины, не давая сориентироваться и понять хоть что-то. Лето началось как-то даже спонтанно и совершенно неожиданно. Нана к тому времени уже родила, но близнецов я увидела лишь в июле, когда приехала домой.

Встречал меня на вокзале один отец, удручённый и хмурый. Заподозрив неладное с самого начала, я с бешено бьющимся сердцем попрощалась с друзьями, обняла напоследок Джеймса, пообещав писать почаще, и, чеканя шаг, двинулась в сторону Игоря.

— Привет, дорогая, — улыбнулся мужчина, обнимая меня и забирая из моих рук багаж. — Твоей матери нездоровится, так что она встретит тебя уже в поместье.

Оставалось только молча кивнуть.

Что я могла сказать? Нана угасала буквально на глазах, я надеялась, что ей станет лучше хотя бы через пару месяцев, но было видно, что женщина может и умереть. При родах сильно была подорвана основа магического ядра Каркаровой, всё-таки поторопились они с детьми — вот магия и наказала. Чёрт её знает, за что, но я была уверена в том, что это она. И по Игорю, и по Нане было видно, что они несут тяжесть этого бремени. А вот близнецы были «чистыми». На детей я смотрела без неприязни, но и без особенно тёплых чувств. Да, чистые. Но уже несчастные — вполне возможно, оба будут расти сиротами.

— Это Анна и Виктор, — познакомила нас мать, улыбаясь.

Она сильно похудела, осунулась, стала ещё бледнее и теперь действительно походила на аристократку в полном понимании этого слова. К ней вернулись её тридцать с хвостиком, которые теперь стали ещё более заметны. Игорь наблюдал за женой больными глазами, прекрасно понимая, что это конец, который он может разве что отсрочить, но никак не предотвратить.

Почти сразу, ещё даже не разобрав чемодан, я заявилась к отцу в кабинет. Оставалось лишь усесться перед ним и начать давить своим возрастом и авторитетом.

— Ей нужно в Россию, к Источнику, — безапелляционно заявила я прямо с порога. — Я не готова принимать на себя все заботы Рода прямо сейчас, а иначе Нане просто не выжить. И ты это понимаешь, Игорь, прекрасно понимаешь.

И в этот самый момент мужчина дал слабину. Он просто закрыл лицо руками и беззвучно заплакал.

Конечно же, это всё осталось за закрытыми дверями, и Нана до последнего своего вздоха не узнала о том, что её муж потерял надежду за четыре года до её смерти. Конечно же, я не была тем человеком, который сказал бы ей об этом. Это и была моя слабость, наверное. Я до безумия не любила приносить плохие вести и отнимать последнюю надежду.