Ржавчина и кровоподтеки (СИ), стр. 54

Что же с тобой происходит, Ньют?

А он ведь знает ответ — впивается руками в стекло сильнее и осушает бокал одним глотком, горький вкус на языке сейчас до тошноты противен, но Моррисон всё равно продолжает пить. Пытается забыться. Бесполезная попытка. Хреново. Слишком.

Но вытравить из головы Томаса не может даже алкоголь. Он пьёт, но облегчения не чувствует. Ему просто плохо. И Ньют уже не способен держать себя в руках. То, что он собирается сделать — предательство, и он понимает. Он любит. Как проклятый. Как одержимый. Его. Томаса. Всего. Полностью. Хоть и никогда не скажет об этом вслух.

Ньют пьёт, потому что ему плохо. Конечно, запивать горе алкоголем не самая лучшая идея, но для Ньюта сейчас нет лучшего лекарства. У него не осталось ничего: ни здравого смысла, ни чувств. Таких, которые были бы похожи на человеческие.

Есть только звериная ненависть к Алби.

Ненависть, которая даёт стимул жить, потому что Хилд сдохнет первым.

И Ньют не успокоится, пока эта мразь жива.

Он устал быть марионеткой в чужих руках. Только он боится за жизнь сестры, поэтому выполняет команды, как верная собачонка. Соня должна жить, и если для этого Ньюту придется умереть, то он умрет.

Правда.

Она - самый дорогой человек для него.

И Ньют любит её. Он действительно не представляет, что с ним будет, если он не спасет Соню. Он живет ради неё и для неё, потому что кроме него у Сони больше никого нет, и это больно. Хотя Ньют разучился чувствовать. У него внутри только пустота, с которой они уже лучшие друзья.

Будет ли всё в порядке? Ньют не знает.

— Ньютти, не будь такой бякой.

— Не трогай меня, — огрызается блондин, когда очередная безмозглая курица пытается повиснуть у него на шее. Бесит. — Уйди нахуй, — Ньют не сдерживается. Похоже, это одна из его гарема, раз знает его имя.

Ньют не запоминает, с кем ему приходиться трахаться. Точнее, это было раньше. Теперь он не подпускает к своей ширинке абсолютно никого. Парня начинает воротить от секса. И причина весьма обоснованная.

— Меня зовут Вероника, между прочим, — немного обиженно фыркает девушка.

Ньют безразлично смотрит на неё.

— У меня плохая память на имена, извини, — саркастически выдыхает Ньют. — Что тебе надо? Трахаться с тобой я всё равно не буду, так что можешь валить уже сейчас, я тебя не держу.

Вероника садится рядом с Ньютом и внимательно смотрит на него, будто пытается что-то увидеть в его пустом взгляде и кажется, что видит - на дне красивых ореховых глаз плещется ноющая боль, которую Моррисон уже не пытается спрятать.

— Ты же не от хорошей жизни пьёшь, верно? — хмурится девушка.

— А тебе какая разница? — спокойно спрашивает блондин.

— Я постоянно вижу тебя здесь в обнимку с бокалом, — кивает Вероника.

— Стало интересно узнать, что же такого плохого произошло в твоей жизни, что ты постоянно бухаешь?

— Хочу, и поэтому бухаю, — ответил Моррисон, — не лезь ко мне, хорошо?

Вероника только покачала головой, но Ньют не обратил на неё внимания.

— Повторите, — щелкает пальцами блондин и смотрит на бармена, тот тут же выполняет просьбу, хотя тут, скорее всего, это прозвучало как приказ, но Ньюта это не особо волнует прямо сейчас. Его бокал снова полон до самых краёв, но внутреннюю пустоту эта сомнительная жидкость всё равно не заполнит. Проклятье. Блять. Блять. Блять.

Даже сейчас, находясь в нетрезвом и угашенном состоянии, Ньют всё равно думает о Томасе. Это действительно можно принять за проклятье, которое сожрет Моррисона рано или поздно. Он почти уверен, что сдохнет совсем скоро, потому что такая жизнь осточертела, но только нити воспоминаний заставляют его держаться.

— Ньют, косичка у этой куклы кривая, — вопит девочка.

Ньют улыбается.

Прикрывая глаза, позволяет воспоминаниям проникнуть в глубь его души.

Болезненные, ну и пусть. Главное, что живые. Настоящие. Не стеклянные, запоминающиеся и настолько искренние, что начинает болеть сердце, Моррисон погружается в детство и алкоголь отходит на второй план.

— Это у меня руки кривые, Сонечка! — хохочет блондин. — Сейчас исправим.

Ньют скучает по сестре как проклятый. Постоянно вспоминает о ней. Она снится ему, и он почти перестал спать из-за этого, потому что после таких снов ему никогда не хочется просыпаться, но он всё равно просыпается и снова понимает, что Сони нет рядом. Паршиво и невыносимо.

А воспоминания обрушиваются, захлестывают собой с ног до головы.

Остались только они, в которых было счастье, радость и любовь и настоящий, живой Ньют, потому что тогда было ради чего жить, а теперь всё это кажется одновременно бессмысленным и единственным шансом выжить в этом дерьме. Ньют живет ради Сони. Прямо сейчас.

— Ещё хуже стало, — звонкий смех Сонечки раздаётся в сознании, и Ньют крепче сжимает челюсть, чтобы подавить душераздирающий крик, рвущийся из груди.

Он так сильно любит свою девочку и так сильно ненавидит себя за то, что не смог уберечь её, а ведь обещал, и от этого еще больнее. Никто и никогда не видел, как Ньют плачет, но сейчас от воспоминаний на ресницах действительно проявляются слёзы, которые он быстро смахивает ладонью. Это слабость, а он не слабый.

Он сделает всё ради Сони. Даже умрет.

И он думает, что его поступкам есть объяснение, но другие так не поступают.

Одна жизнь взамен на другую.

Томас не виноват. Но Ньют никогда не поступал правильно.

И осознание предательства действительно есть. Моррисон ненавидит себя. Ненавидит за то, что хочет сделать. Осознание того, что он не передумает, пугает. Но самое страшное то, что Томас идет за ним, как слепой щенок за хозяином, а хозяин предаёт его. Только щенок не знает об этом, а если узнает — захочет умереть, ведь верит тому, кому доверять нельзя.

— Сонь, я люблю тебя, — говорит парень и не надеется услышать ответ, но кажется, что слышит.

Это бессилие. Утопия. И он знает, кто может заглушить эту боль хотя бы на секундочку.

Томас. Блондин любит его, но предаёт.

Понимает. Осознаёт.

И знает, что Эдисон на самом деле заслуживает лучшего. Он знает, что будет жалеть потом. Он знает, что Томаса это убьет, потому что поступки убивают быстрее, чем слова. Но Моррисон никогда не останавливается. Он всегда идет до конца.

Его поступкам есть призрачное оправдание — желание вытащить сестру из лап дьявола. И он отдаст ему Томаса. Только вместе с Томасом он отдаст ему и свою душу. Проклятье. Его сердце действительно разбивается на частички в очередной раз. Потому что вместе с Томасом в его жизнь вторглись и чувства к нему.

Ньют Моррисон знает, что нарушил свою собственную клятву — никогда и ни в кого не влюбляться.

А Томас… Эдисон любит его.

Хватает взгляда, чтобы понять это, потому что Томас всегда смотрит на Ньюта с какой-то теплотой и всегда прощает. Одержимый? Возможно. А Моррисону остаётся надеяться, что совсем скоро Томас исчезнет.

Потому что Ньют действительно хочет, чтобы Эдисона не существовало в его жизни. Так будет лучше для обоих. В первую очередь, для Томаса, который воссоздал себе принца, которого на самом деле нет. Сейчас он так уязвим, так доверчив и открыт. И Ньют не хочет, чтобы Томас подпускал его к себе, он хочет, чтобы отталкивал, он хочет, чтобы брюнет его ненавидел.

Потому что тогда Ньют не сможет сделать ему больно.

Не сможет разбить ему сердце.

Но Томас думает иначе. Он хочет спасти его, и он сделает это.

Когда его мобильный пищит, оповещая о новом сообщении, Эдисон долго пялится на экран телефона, а потом судорожно выдыхает.

Ньют Моррисон: выйди.

Томас думает, что спит, потому что Ньют стоит под его окном уже хрен знает, сколько времени, Эдисон реагирует не сразу, потому что такое бывает в каких-нибудь фильмах, но не в реальности, а потом укрывается одеялом с головой, но отправитель слишком настойчив, и Эдисон понимает, что это нихрена не сон, когда его телефон пищит во второй раз.