Ржавчина и кровоподтеки (СИ), стр. 100
— И ты понял это только сейчас? — прохрипел Эдисон, посмотрев на Ньюта из-под закрытых ресниц.
Вдох-выдох.
Вдох-выдох.
Вдох-выдох.
Томасу было так больно, а еще сильнее — ему было обидно. Невыносимо. Почему всё заканчивается именно так? Потому что ржавчина добралась до сердца и от него ничего не осталось. Кажется, что теперь всё действительно закончилось. Томас получил пулю прямо в сердце и она пробила грудную клетку насквозь, оставляя черную дыру внутри. Томас ошибался, когда думал, что убить его дважды Ньют никогда не сможет, потому что он любит его. Но как же он ошибался, ведь Ньют на самом деле любит только себя, он всегда любил только себя и больше ничего не имеет значения.
— Прости меня, — шепчет на грани слышимости и прижимается щекой к щеке Томаса. а слезы капают и больно гораздо сильнее, чем было до этого. Он не видел, что счастье действительно было так близко, а сейчас он его теряет, — прости меня, Томми, если сможешь. Прости меня, я этого не хотел, слышишь? Я не хотел этого, Томас. Прошу тебя, только держись. Я не хотел этого. Я не хотел, чтобы так получилось, слышишь? Ты мне нужен, слышишь? Ты так сильно мне нужен. Держись, я не могу тебя потерять.
Томас улыбается: как же он хотел услышать эти слова раньше. Теперь они абсолютно не имеют значения. Ничего не имеет значения. Веки тяжелеют, и Эдисон понимает, что умирает прямо на руках у Ньюта: на руках своей первой и последней любви.
Вдох-выдох.
Вдох-выдох.
Вдох-выдох.
Сердце останавливается, а слезы на щеках Ньюта доказывают, что он слишком искренен сейчас. Он кричит и захлебывается своими криками, захлебывается слезами и захлебывается своим отчаяньем, потому что не может забрать чужую боль, не может повернуть время в спять и остановить себя, не может, не справляется, потому что истерика накрывает его. Томас ускользает от него, подобно песку сквозь пальцы, и Ньют не может ничего сделать, он не может спасти Томаса. Точно также, как и не смог спасти Соню
— Всё хорошо. Я умираю на руках своей первой и последней любви. Что может быть лучше? И знаешь, что? Ты — самое лучшее, что было в моей жизни. И я ни о чем не жалею. Я бы прошел через все это снова и не стал бы ничего менять.
Ньют хватается за Томаса, как может, но тот все равно ускользает от него слишком быстро.
— Я всегда буду тебя любить, несмотря ни на что, Ньют, — это последнее, что слышит Моррисон перед тем, как Томас отключается.
— Не смей, Томас! Томас, нет! Смотри на меня, Томас! Не смей! Томми! Нет!
И этот крик души слышит только небо. Томас падает в бездну и ему больше не больно, ему больше не страшно. И кажется, что он действительно умирает. Каждая из молитв Ньюта — сейчас не услышана. Расплата за грехи пришла — он потерял Томаса, и теперь действительно потерял его навсегда, ничего нельзя исправить, ничего нельзя вернуть. Моррисон сам всё разрушил. Ржавчина убила Томаса, ржавчина убила их всех.
Самое страшное, что мы не ценим, когда имеем, а потеряв — плачем.
И Ньют плачет, а когда приезжает скорая они диагностируют смерть. Всё действительно закончилось навсегда. Ньют проиграл и потерял самое дорогое, что у него было — Томаса. который любил его до самого последнего вздоха, но он не ценил этого, он не ценил Томаса , он слишком поздно понял, что любит только его и никого больше, он так сильно был ему нужен. Только он слишком поздно осознал это и огонь сожрал его душу навсегда. В эту ночь Ньют Моррисон навсегда умер вместе с Томасом Эдисоном.
***
Кладбище встречает Ньюта мрачной тишиной. Он приходит сюда чаще, чем в собственный дом, потому что тут ему гораздо спокойнее. Улыбается, потому что уверен, что Томас хотел бы видеть его улыбку, а в груди по-прежнему черная дыра. Пустота, которую никто и никогда не сможет заполнить. Прошел год, и непонятно, как Ньют смог продержаться без Томаса так долго, но он смог, потому что важнее всего для Томаса — была жизнь Ньюта, и он знал это.
Каждый совершает ошибки, а потом расплачивается за них. Руки у Ньюта дрожат, он сжимает белую розу в руке и несколько минут молчит, смотря на камень, на котором идеально ровные буковки собираются в слова, а слова в предложения:
«Томас Эдисон»
«1999-2019»
«Помним, любим, скорбим»
«Самому лучшему сыну, другу и самому любимому человеку в этом мире»
Так больно — не успеть сказать самое главное. Пустота с годами никуда не исчезает, а время не лечит. Время просто учит жить с этой болью в сердце. Говорят, что станет легче, но Ньюту не становится. Моррисону с каждым днем становится лишь хуже. Он потерял всех, кого мог потерять. Сестру и любимого человека. Навсегда.
Они никогда не вернутся, они никогда не смогут обнять Ньюта и забрать его боль. но Ньют искренне верит, что им там хорошо, он хочет в это верить, потому что хоть кто-то должен быть счастливым. По ту сторону.
Ньют кладет белую розу на могилу, а на лице не единой эмоции. Всё, что можно было он уже выплакал и выстрадал, остались только воспоминания и вина, которая каждую ночь грызет его изнутри. Томас умер из-за него. Ньют убил его в состоянии аффекта, но какая теперь разница? Это не вернет Томаса.
Каждый день — невыносимая пытка. Каждый день, как будто, игра на выживание. Его жизнь остановилась прямо на том моменте, когда Томас навсегда закрыл свои глаза, когда перестал дышать прямо у него на руках. Такое никогда не забудется. Очевидно лишь одно: он убил Эдисона своими собственными руками, а значит, что он — убийца. Просить прощения бессмысленно, но он просит, поднимает взгляд к небу и что-то шепчет, будто Томас действительно может его услышать.
Сейчас Ньют ненавидел свою жизнь еще больше, потому что в ней не было Томаса, который дарил мимолетное чувство спокойствия и умиротворения. Всё это ушло, потому что Ньют не ценил то, что у него было, а теперь жалеет. Эта пытка не прекратится никогда, он сам закопал себя в могилу вместе со своей последней любовью.
— Моя жизнь без тебя ни хрена не стоит, Томми!
И будто само небо дало свой ответ, потому что послышался раскат грома.
«Сам виноват»
Томас видит, слушает и улыбается. Только улыбка — мертвая. Мертвая душа Томаса всё еще влюблена в Ньюта до блядских мурашек по коже, он никогда не любил никого так сильно, как его, и это сводит с ума снова.
Моррисона так сильно трясет под напором невыносимого желания кричать, ведь прошел целый год. Целый чертов год они все живут без Томаса. Держать боль в себе так трудно. Невыносимо. Хочется остаться здесь навсегда, чтобы вымаливать у Томаса прощения за все совершенные ошибки.
— Время лечит, но мне пока не легче, — прошептал он.
Вдох-выдох.
Вдох-выдох.
Вдох-выдох.
— Прости меня, Томми, — прошептал Ньют.
«Никогда»
Потому что Томас — мертв, а мертвые не умеют прощать. Они не умеют прощать, потому что ничего не чувствуют. Томас обрел тот самый покой, о котором всегда мечтал, но оставил своё сердце Моррисону. По ту сторону, а Ньют — он сохранит его, потому что осознал свои ошибки только тогда, когда Эдисон ушел, но лучше поздно, чем никогда, верно?
«Я никогда не перестану любить тебя, Ньют. Даже по ту сторону»
***
Машина Ньюта остановилась. Минхо перевел на него слегка встревоженный взгляд, а потом посмотрел на Терезу. Их уже ждали. Сердце Ньюта пропустило удар, когда он увидел Соню и Томаса, стоящих на краю обрыва, а рядом с ними стоял Алби. Моррисон знал, что, если он позволит своим чувствам взять вверх над разумом, то, несомненно, проиграет. Этого допустить было нельзя.
— Это он? — спросил азиат.
— Да, — прошептала Тереза. — Это мой брат. Ньют? Что ты собираешься делать?
Ньют не мог отвести взгляда от своей сестры, та тоже смотрела прямо на него со слезами на глазах. Она уже не та маленькая девочка, которую знал Ньют. Она выросла. И Моррисону действительно становится страшно. В груди неумолимо скребли кошки. Нельзя было дать волю чувствам.
— Поговорить с ним, — ответил Моррисон. — Ты сидишь здесь и не высовываешься ни при каких обстоятельствах, и если что, забираешь Томаса и вы оба валите отсюда на моей машине, понятно? — Ньют обратился к Минхо. — А ты идешь со мной, — повернулся к Терезе, та спокойно кивает.