Huntington (СИ), стр. 10

-Георг, я проходил это. Отец сказал мне абсолютно то же самое. Я не буду больше обсуждать это. Я просто довожу до твоего сведения, что мы больны, и с этим ничего нельзя сделать. Мне не нужна поддержка, жалость или еще какая хуйня, обойдусь, спасибо. Мне нужно, чтобы ты помог мне забыть об этом. Чтобы я блять мог нажраться со своим лучшим другом и забыть о том, что умираю. – Том опускает рюмку на стойку слишком громко. Злиться. Смотрит на Георга, тот готов убить Каулитца прямо сейчас.

-Ты эгоист, каких поискать. Почему Билл ни о чем не знает?

-Потому что я найду его с располосованными венами, если он узнает, что будет недееспособен через пять лет.

Георг дрожит от злости.

-Препараты. Любую болезнь можно замедлить.

-Господи, Георг, перестать, давай выпьем.

Георг садится за стойку, жалеет, что не избил Каулитца сильнее.

-Ты убиваешь не только себя.

И Том не выдерживает.

-Еще хоть слово, Георг, еще хоть слово. Я живу со знанием своего срока годности уже полгода, я просыпаюсь каждый день и думаю, что это один из тех последних дней. Я засыпаю с этой же мыслью. Я думаю, что будет, когда мне придется рассказать все Биллу. Я представляю эти круги Ада, которые мне придется пройти. Я думаю о том, как нам придется уйти. Когда нам придется уйти. Я думаю о нашей смерти от наших же рук каждый ебаный день, после того, как узнал диагноз. Я знаю, что Билл не выдержит. Я знаю, что после него не выдержу и я. Я не знаю, придется ли нам накидаться снотворным или умереть от передоза. Я не знаю, как сказать Биллу о том, что мы умираем. Я пытаюсь забыть об этом хоть как-то. Я просто хочу, чтобы все было как раньше. Я блять многого прошу, Георг?! Я просто хочу, чтобы ты нажрался со мной, чтобы не капал мне на нервы, пытаясь вразумить и заставить пойти в клинику. Я этого не хочу. Просто помоги мне. Просто помоги.

Том выпивает третью рюмку, поднимает взгляд на Георга. Листинг выпивает бокал мартини залпом.

-Ты же понимаешь, что никто не позволит вам уйти просто так? Ни я, ни ваш отец. Сейчас я нажрусь с тобой, но это не последняя наша пьянка. Мне глубоко похуй, что ты там решил, веришь, нет?

Том устало соглашается, лишь бы этот разговор закончился.

-Не кивай блять мне. – Георг кидает Тому раздраженный взгляд.

Том смеется.

-Не нравится?

-Да я сейчас готов сломать твой красивый нос, но потом же с братом твоим объясняться придется. Да помню я, помню, что он ничего не должен знать. Я не идиот и не возьму на себя его жизнь. В отличие от тебя. Придурок.

Том устало протягивает:

-Ты же огребешь сейчас. Пока я могу оставить на тебе пару синяков. Тем более, ты разбил мне бровь.

-Я бы разбил тебе все лицо, если бы не жалел тебя.

-Ты слишком заботишься обо мне.

Георг удивленно-саркастично спрашивает:

-Да ладно, блять? Мы знакомы уже пятнадцать лет, а ты только сейчас заметил, что мне на тебя не плевать?

Том улыбается:

-Спасибо тебе.

-Заткнись нахуй, Каулитц, иначе я просто уйду.

И Том молчит. Георг выпивает рюмку за рюмкой, пока мысли не становятся хотя бы чуть-чуть тише. Том делает то же самое.

-Помнишь, как мы нажрались на выпускном? – Том смеется, Георг пару секунд думает, после смеется с Томом.

-Нас тогда чуть не выгнали, еще бы этого не помнить. Но то, что было после между тобой и Биллом – вот это была картина.

Том смеется в голос, Георг улыбается, достает пачку сигарет, кивком спрашивает у бармена, можно ли закурить, получая разрешение, щелкает зажигалкой.

-Какая громкая была пощечина. Тебе так досталось тогда, я умирал от смеха, когда он орал на тебя.

Том закуривает вслед за Георгом.

-Это был такой пиздец. Это продолжалось весь следующий день, он орал на меня и говорил, что я «неподобающе себя веду» весь следующий день, а у меня так башка болела. Ты даже не представляешь, как долго я вымаливал прощение.

-Билл всегда был сукой. Как у него дела, кстати?

Очередная рюмка, Том, затянувшись, пожимает плечами.

-Как обычно. Наркота и показы. Мы улетаем в Европу месяца на четыре, так он даже там умудрится попасть на показ.

-Ты что делать будешь?

-Сидеть в первом ряду и смотреть на него.

-Как всегда?

-Как всегда.

Тишина в несколько секунд, Том нарушает ее:

-Как твоя Сью? Тебя не будет долго время, ты с собой ее в тур берешь?

Георг фыркает:

-Она вещь что ли, чтобы брать ее с собой? Нет, мы расстались еще месяца два назад.

-Вы лет десять были вместе, что случилось?

Георг тушит сигарету.

-Я слишком бухой, чтобы вести подобные разговоры.

Том смеется:

-Ладно, хорошо. Забыли.

-Но, хотя знаешь, я хочу знать, как вы стали спать друг с другом. Я могу шантажировать тебя, чтобы ты все рассказал мне. За все годы нашей дружбы ты никогда не говорил мне, как вы остались вдвоем. Это было как данность. Сейчас я хочу знать, как это получилось.

Том вопросительно смотрит на Георга, мотает головой из стороны в сторону.

-Ты охуел что ли, для таких разговор ты не слишком бухой?

-Вот именно, такие разговоры должны быть только тогда, когда я бухой. Рассказывай давай, Том.

Каулитц, после шести рюмок водки, довольно разговорчивый. Да и Георг, в конце концов, может знать об этом.

-Мы всегда вместе были. А когда мне было четырнадцать, я понял, что Билл гей. Тогда же понял, что и я гей. В пятнадцать Билл понял, что в его распоряжении точная его копия, а ты прекрасно знаешь, как он любит себя. Я пытался, конечно, как-то прекратить это, но я люблю его, он единственное, в чем я нуждаюсь.

Георг опрокидывает очередную рюмку.

-Не дай бог, когда-нибудь у меня будут близнецы.

Том смеется:

-Жаль, я этого уже не узнаю.

-Смешно, да, смешно блять тебе. Шутки он шутит, долбоеб, сука.

Остаток вечера проходит в алкоголе и шутках. Георг забывает, что его лучший друг умирает, а Том забывает, что умирает его брат.

Можно спиться, наверное, это дешевле.

========== Chapter ten ==========

Miles Kane & Clémence Poésy – Happenstance

Билл собирает вещи, Том в десятый раз проверяет билеты и документы.

-Это первый год, когда Рождество пройдет не дома.

Том улыбается:

-Думаю, что Милан так же красив в Рождество, как и Берлин. В чем ты полетишь?

Билл кивает на легкую черную куртку, Том взглядом спрашивает: «Серьезно?» Младший Каулитц хнычет, капризно говорит:

-Не удобно в самолете, да и места она меньше занимает. Мы же вернемся только в мае, что я с зимними шмотками делать буду?

Том слишком хорошо знает брата, чтобы заставлять его сделать что-то, чего он не хочет.

-Хорошо, ладно. В Вене ты покупаешь себе что-то теплое.

И Билл улыбается, потому что этого и добивался. На календаре первое в декабре, за окном пока домашний Берлин. Впереди пять месяцев, девять городов. Впереди соседняя Вена, модный Милан, политический Брюссель. Не нуждающийся в описании Париж, свободный Амстердам и теплая Барселона. Старый Лондон, а после Сан-Пауло, все это выглядит как попытка согреться. Последний город - Нью-Йорк - заботит Билла больше всех. Он всегда хотел жить в штатах, но Том всегда был против. Том в последний раз проверяет паспорта и билеты, застегивает замок на сумке. Самолет через три часа, Билл все еще собирается. Том выходит на балкон, закуривает. Думает, позвонить ли отцу или дождаться звонка от него.

Слишком много он снова взвалит на Тома. Снова слова о том, что он убивает их обоих, снова попытки образумить его. Том смотрит на счастливого Билла, кое как кидающего вещи в сумку, и решает, что ни Гордон, ни Георг, ни сам Гентингтон не посмеют испортить эти полгода. Том не может вылечить их, но Том может забыть о том, что они больны.

Билл рядом, Билл счастлив. Если счастлив Билл – счастлив Том.

-Заяц, быстрее, мы опоздаем.

Билл застегивает сумку, взволнованно, быстро проговаривает:

-Если я забыл что-то из документов – я устрою истерику в аэропорту.