Сказка о спящем королевиче, стр. 6
— Радомир, Вы, наконец, очнулись! — воскликнул король.
— Кто Вы? — невидящие глаза уставились ему на грудь. — И почему вокруг так темно?
— Я — король Синегории, Эмиль. А темно… дело в том, что Вы проснулись слепым. Не знаю, сколь долго это продлится, но, надеюсь, что скоро прозреете.
— Слеп? Как? Почему? Ведь, когда я… — на глаза королевича навернулись слёзы, он нахмурился. — Впрочем, неважно…
— Не расстраивайтесь, пожалуйста, прошу Вас! — слёзы королевича ранили Эмиля в самое сердце.
— Где Андрей, мой друг и наставник?
— Вы имеете в виду мертвеца, что находился у Вашей постели, когда мы вошли в ваш замок?
— Что?! мертвеца?! Как… всё… куда делся Деметрий, он же… — королевич словно задыхался, чувства переполняли его, слов не находилось, чтобы выразить всё, что на душе лежало.
— Деметрий? Вы говорите о предыдущем короле Синегории, Ваше высочество?
— Короле? Да, я говорю о том подлом человеке, что прикинулся купцом, и пытался обманом втереться в доверие, а потом… — что было потом, королевич уточнять не стал, вдруг замолчав.
— Простите, но я ничего о нём не знаю, — Эмиль решил, что сейчас не самый лучший момент, чтобы объяснять Радомиру, насколько Деметрий был хорошим человеком до того, как безответно полюбил.
— Так что, Андрей умер?
— Я точно не могу сказать, он ли это был, но, когда мы вошли во дворец, у Вашей постели сидел мертвец, богато одетый, однако, волосы его были седыми.
— Седыми… Как Вы говорите, Вас зовут?
— Эмиль, Ваше высочество.
— Итак, Эмиль, я прошу Вас, оставьте меня, хочу побыть в одиночестве — слишком много дурных новостей сегодня, — еле сдерживая рыдания, произнёс Радомир.
Когда двери в помещение со стуком закрылись, и воцарилась тишина, он дал волю слезам, оплакивая всё, что мило было сердцу, но из-за влюблённого безумца утрачено навсегда.
Вечером того же дня Радомир попросил показать ему останки своего наставника, которые ещё не захоронили. Сидя в одном из подвалов замка, он перебирал кости, что были когда-то целым человеком, любимым, верным, честным. Жалел ли королевич, что не сказал о своих чувствах? Да, жалел, ибо сейчас он понимал всю глупость их с Андреем поступков. Безусловно, родители никогда не дали бы согласие на подобный мезальянс, но можно было хотя бы попытаться… А теперь только и остаётся, что сожалеть. Слёзы давно уже высохли, оставив на щеках солоноватый след.
Попросив Эмиля захоронить наставника в склепе, предназначенном только для почивших особ королевской крови, сопротивления он не встретил — всё было исполнено в точности.
Синеглазый красавец понимал, что титул королевича* является номинальным, своеобразной данью прошлому, так сказать. Ему уже рассказали, что вот уже двадцать лет Радужным Королевством правит другая династия — родственники со стороны его матушки. Радомир решил, что нужно учиться жить дальше. Хотя бы попробовать. Поэтому, отдав последнюю дань памяти усопшим, он постарался сначала привыкнуть к жизни слепца. Сколько синяков было набито, сколько шишек, пока он считал шаги, чтобы научиться ориентироваться в пространстве. Правда, в одиночку он пока мог экспериментировать только в пределах своей комнаты. Но и это радовало — всё ж таки маленькая, а победа. Со временем Радомир научился многое определять на слух: шаги, голоса, даже по дыханию мог сказать, кто на данный момент присутствует в помещении.
Эмиль радовался, что возлюбленный не замкнулся в себе, а пытается жить, смирившись с участью слепого. Одно только огорчало короля Синегории: предмет его грёз, казалось, абсолютно не замечал сердечной привязанности мужчины. Он оставался холоден. Нередко по утрам изо дня в день повторялся один и тот же диалог:
— Что Вы тут делаете, Эмиль? — казалось, голос мог заморозить — настолько холоден он был.
— Я охранял Ваш сон, Ваше высочество.
— Почему король чужой страны охраняет мой сон? Больше некому было это поручить?
Но, возможно, королевич даже не замечал повторений, а Эмиль не заострял на этом внимания, так как для него даже подобное общение было в радость. Так он хотя бы мог слышать голос своего любимого, да и спать в его комнате пока никто не запрещал, чем мужчина и пользовался. Он старался как можно чаще быть рядом, чтобы Радомир свыкся с его постоянным присутствием, чтобы тот понял — лучше помощника и друга ему не найти. Да, король готов был забыть свой статус из-за красивых синих, как чистые озёра, глаз, что смотрели на мир и не видели абсолютно ничего. Но как помочь беде, он, к сожалению, не знал.
А Радомир, освоившись с перемещением в пространстве, практически без потерь научившийся попадать в любой уголок замка, решил пойти дальше: снова начать тренироваться. Навыки ведь никуда не делись — мышцам только напомнить надо заученные с детства движения. И тут Эмиль оказался рядом. Участвовал в спарринге с королевичем, подсказывал некоторые хитрости, давал советы по использованию новых приёмов, ведь за двадцать лет многое было усовершенствовано в технике ведения поединка в частности и боя — в целом.
Радомир знал, что король к нему чувствовал, благодарен тому был. Только не мог он забыть Андрея, боялся снова поверить в дружбу, в любовь, боялся вновь ошибиться, памятуя о Деметрии. Эмиль стал для него незаменим, они давно перешли на «ты», но делал вид королевич, что ничего вокруг не замечает. Сжалилась судьба над Радомиром, оттаяло сердечко вопреки проклятию Деметрия, но гордость не позволяла открыться Эмилю, сказать, что не безответны его чувства — не хотел слепец прекрасный обузой быть.
Долго ли так дальше продолжалось бы — неведомо. Но прискакал однажды из Синегории гонец с сообщением, что тяжело матушке управляться, что просит она своего сына вернуться назад. Понял Эмиль, что серьёзно всё. Действительно пора возвращаться — целый год страна без него, пора государственными делами заняться. Вот только не знал он, как с Радомиром поступить — не хотел оставлять он юношу здесь — сердце тоска изъест без милого лица, но и везти его силой не мог, если только тот сам согласится. Решил поговорить он с королевичем накануне отъезда.
— Радомир, я вынужден уехать, ибо дела государственные не ждут. Только спросить хочу, поедешь ли ты со мной в Синегорию? Или же здесь предпочтёшь остаться, — кольнуло сердце иглой на этих словах, но, скрепя его, король продолжил: — Могу отвезти тебя по дороге к твоему родственнику по материнской линии, нынешнему королю Радужной страны.
— Хорошо, Эмиль, поезжай. Я сам тут справлюсь, просто попроси короля, чтобы позволил мне содержание нескольких слуг, ибо сам я платить не смогу, а им надо семьи кормить.
— Что ты, я всё заранее оплачу — лишь бы тебе хорошо было, — вырвалось-таки чувство наружу, а раз вырвалось… чем чёрт не шутит?