Бумеранг для Снежной Королевы (СИ), стр. 51

— Прости меня, пожалуйста. За все. Умоляю тебя.

— И что? Тебе уже не нужны деньги?

— Мне ничего не нужно, кроме твоего прощения, умоляю, прости.

— Нет, Денис. Я не хочу и не могу тебя простить.

— Катенька, ну…

— Не смей называть меня Катенькой!

— Хорошо, хорошо, все, что скажешь. — тут он почти завыл, жалобно так, по щенячьи. — Мама не переживет позора, пожалуйста. Умоляю тебя, подтверди, что ты меня простила.

— Дядя Юра, закрой уши! — я даже не заметила, как перешла на «ты». — Твоя мама не переживет позора? А почему меня должна волновать твоя мама? Тебя очень волновала моя, когда ты просил у нее моей руки, а потом как следует поиздевался над ее дочкой?

— Но я же за это уже наказан! Ты вытурила меня из Универа, из Москвы, засунула в армию. Зачем тебе еще нужна смерть моей матери? — он рыдал, как баба, а мне не было его жалко. Злорадства тоже не было, но жалко? Ни капли.

— Согласна, наказан. За это наказан, но может ты вспомнишь еще кое-что?

— Катя! Я пошутил. Это была шутка. Злая, глупая, но только шутка, прости пожалуйста.

— Ты мне омерзителен. Ты, как… как… слизняк. Какое же ты дерьмо. Шантаж не удался и сразу на попятный? Сразу — шутка? Нет, Денис, я не прощу тебя, и не проси. Как ты там писал? «Вдруг я, при­ехав в Мос­кву за­хочу еще па­ру раз те­бя трах­нуть и толь­ко по­том унич­то­жу фот­ки». Так? Или вот еще шедевр: «а пред­став­ля­ешь, что бу­дет, ес­ли эти фот­ки уви­дит твой па­поч­ка?». Это тебе простить? Тебя очень волновало, что у моего отца больное сердце? Или, может быть, тебя волновало, что меня бросит жених? Ну, скажи, скажи, убогий, тебя волновала моя репутация? — одно лишь воспоминание об Андрее подняло такую волну ненависти к этому подонку, что ни о каком прощении и речи быть не могло.

— Катя, Катюша, пожалуйста. Я только сейчас понял, какой это ужас, когда тебя шантажируют. Прости.

— Понял, говоришь? С чего бы это?

— Меня шантажируют!

— И чем же тебя шантажируют? Неужели тем, что ты переспал со своей очкастой невестой в брекетах?

— Я такой дурак, Катя, такой дурак, я такое дерьмо и сволочь… Катя! — вдруг закричал Денис, как будто его ударили. — Я, правда сожалею обо всем, что натворил. Я теперь тебя понимаю. Слышишь? Я понимаю тебя! Даже если ты не простишь, я все равно сожалею.

— И что? От того, что ты сожалеешь, я должна тебя простить?

— Нет, Кать, — он тихо всхлипнул, — такое не прощают. Я только сейчас это понял, когда меня самого коснулось. Ладно, Катя, как будет, так будет. Просто хочу, чтобы ты знала, что я раскаиваюсь.

— Дай трубку тому, кому я подтвердить должна, правда не понимаю что.

— Але! Катерина Валерьевна?

— Да, это я.

— Вы не волнуйтесь больше и не переживайте. Дениска никогда никого шантажировать больше не будет, уж вас, так про это и говорить нечего. На пушечный выстрел не подойдет, и всю историю забудет. А? Как, Дениска, забудешь? Или уже забыл? — послышался голос Дениса, но что он говорил различить было невозможно. — Он забыл, Катерина Валерьевна. И это… желает вам счастья. — трубку положили.

Я немигая смотрела на Юрия Сергеевича, который продолжал сидеть с низко опущенной головой, тщательно прижимая уши руками, видно, и правда, не подслушивал.

— Дядя Юра, — я тронула его за плечо.

— Поговорили? Все в порядке?

— Да! Я не могу поверить, что только что произошло чудо. Я избавилась не только от истории с шантажом, я избавилась от своего комплекса. Комплекса вины за эту историю с Денисом. Все! Все! Все!.. Если хочешь, простите, если хотите, я даже могу вам рассказать всю историю.

— Нет, детка, не хочу. Ты сейчас, в эйфории мне все расскажешь, а потом сама пожалеешь и будешь переживать. А вот на «ты» хочу, и очень хочу.

— Дядь Юр! Ты самый лучший дядя.

— Спасибо, Катюша, беги домой.***Я влетела в комнату, как на крыльях. Господи! Как хорошо-то! Тяжеленные, стопудовые гири свалились с моих плеч. А еще акции «Зималетто», а еще квартира! И это все мне! Я закружилась по комнате, чувствуя какое-то легкое возбуждение, так не свойственное мне.

Вот только бы у дяди Юры все было нормально, только бы все разрешилось, и тогда… Тогда я буду абсолютно, безгранично счастлива. Счастлива? Я? Усилием воли я заставила себя вернуться к реальности.

У «Зималетто» неприятности, над жизнью дяди Юры сгущаются тучи, Андрея я потеряла — это счастье? Зачем я себе вру? Пора было спускаться с небес на землю и замерзать, чтобы не было потом больно. Все в моей жизни происходит именно так, за любой короткий миг счастья я расплачиваюсь десятикратной болью. Хочется счастья…

Сердце укрыла от ран

Снежной бронёю.Господи! Как холодно под снегом. Лишь один, еще всего один разочек почувствовать губы Андрея на своих губах, а потом можно и в вечную мерзлоту. Только как это сделать, как? Можно, конечно, прийти в «Зималетто», я теперь акционер, право имею, можно там спровоцировать какую-нибудь ситуацию, которая закончится поцелуем. Можно, вообще, позвонить и сказать, что меня нужно встретить с занятий. Он приедет, я знаю. Можно, очень многое можно. И все же ничего нельзя! Андрей же не робот, он живой человек. И ему снова будет очень больно, а я не хочу, чтобы ему было больно. Не могу, чтобы ему было больно. Его боль — это единственное, что может пробить мою снежную бронь.

А может плюнуть на все, отбросить все свои страхи, и просто вернуться к нему? И быть вместе! Он был бы рад, я знаю, он сам мне об этом писал. Не мне, конечно, а Ghost, но какая разница? И я была бы рада. Нет! Я даже счастлива была бы, тем более, что история с шантажом уже закончилась.

Была бы счастлива… вот именно, что была бы, но не буду. А почему не буду? По многим причинам. И прежде всего потому, что не хочу пачкать его своей грязью. Я знаю, знаю, знаю, что у него было много женщин. Но он чистый и светлый человек, а я грязный. Он ложился в постель с ними, потому что этого хотел! Что плохого и грязного в сексе если оба хотят этого? Ничего! Вот грязь к нему и не пристала.

А я? Я была с Денисом только потому, что мне было неудобно ему отказать. Надо же, какая уважительная причина — неудобно отказать! Что может быть омерзительнее и грязнее, чем спать с кем-то, когда ты этого даже не хочешь? О Кольке я уж и не говорю. Вот уж где грязь, так грязь. И не Коля виноват в этой грязи, а я. Я сама к нему пришла, и я сама себя предложила! Какой ужас.

Ну, и как я после всего этого к Андрею приду? Никак! Я же его испачкаю.Грязи коснувшись,

Близких подальше держи,

Чтоб не запачкать!Нет-нет, не вернусь я, с меня достаточно и виртуального общения. Кстати, нужно будет ему рассказать о ситуации с Николаем, интересно, как он ее прокомментирует. И вообще, у меня сегодня столько новостей, я свободна, готова с ним говорить. Только тут я поняла, что с того самого момента, как вошла к себе в комнату, я жду сигнала, что Андрей в чате online. Я так скучала по нему, так скучала.

«А что, если встретиться с ним, как Ghost, анонимно? Тогда и он страдать не будет, и я поцелую его в последний раз». — вихрем пронеслась в голове безумная идея, но я ее отогнала за ее абсолютное и окончательное безумие. Как? А никак! Невозможно, ведь он же меня сразу узнает.

Наконец, компьютер подал сигнал. Я подсела к экрану и прочла сообщение:

— Привет! Мне больше не нравится называть тебя девочка-призрак. Я придумал тебе другое имя — девочка льдинка! Как тебе?

— Привет! Если я девочка-льдинка, то ты мальчик-огонь, понял, Гефест?

— Ого, какая колючая. Что-то случилось?

— Случилось? Нет! Произошло!

— Что?