Заложница артефакта (СИ), стр. 42

Он откинулся на подушку и еле слышно застонал. Нельзя так больше лежать в неизвестности. Пора валить отсюда!

— Слушай, — он повернул голову к соседу, — ты кипеш можешь устроить вечерком? У сестры на посту?

— Ну могу, а чё?

— Да мне надо кой-куда отлучиться, а не выпускают!

— Не вопрос, Лёвка! — подмигнул сосед. — Сделаем!

***

Авилон

— Смотри, Лива, вот эта часть — самое важное в этом растении!

— Шипы?

— Шипы, — улыбнулась Фириель, аккуратно отламывая острые колючки от стебля и складывая в ступку.

— А мы их выбрасываем, — сероглазая северянка пожала плечами. — Мы цветы сушим, а листья измельчаем и запариваем.

— Теперь будешь знать. В шипах есть такие маленькие пузырёчки с обогащённым соком, он там такой концентрированный, что одного растения хватит на длительное лечение больного.

Фириель взяла пестик и принялась растирать горсточку шипов в кашицу, попутно объясняя:

— Вот сейчас я всё хорошенько разотру, а потом смешаю со спиртом, с литровым пузырьком. И пусть настоится десять дней, а потом надо разбавить водой пять к одному и принимать внутрь при хронических болях в почках.

Лива кивнула, с улыбкой глядя на Фириель:

— Как хорошо ты знаешь ваши местные растения! Давно уже, небось, изучаешь?

— Да с малых лет, — пожала плечом Фириель. — Мама, правда, ругается, но мне удаётся незаметно улизнуть и идти собирать травки. А то прячусь в каморку матушки Мариэль, она мне всегда всё рассказывает и показывает. Я даже хотела в Старый мир идти, поступать на фармакологию, как мне Фер сказал, но мама не позволяет.

Фириель вздохнула. Столько об этом было говорено и переговорено с матерью, но та была категорически против и желала иметь дочь под рукой, а не в колледжах и институтах Старого мира…

Лива положила ей руку на плечо:

— Ты не расстраивайся, светлость, всё будет в своё время! Мы всегда хотим вырасти, повзрослеть раньше времени, но взросление — это не только достижение определённого возраста, а наращивание панциря, воспитание характера, способность принятия ситуации как она есть…

— Ты такая умная, Лива, — вздохнула Фириель, — ты так всё говоришь красиво… А ведь тебе ненамного больше лет, чем мне!

— Всего на три года, — засмеялась Лива и присела рядом.

— Наверное, ты быстрее повзрослела, чем я. А я так и останусь маленькой маминой девочкой…

— Ничего, вот выйдешь замуж…

— Не выйду, — отрезала Фириель, да так, что северянка с уважением взглянула на неё:

— А говоришь, мамина девочка! А почему не выйдешь-то? Встретишь хорошего, работящего парня…

— Нет, Лива, уже не встречу, — снова вздохнула Фириель и выскребла полученную кашицу в горшочек с разведённым спиртом. — Умер он. Погиб.

***

Москва

Леви оглянулся на приёмный покой, зорким взглядом окинул ожидающих пациентов, снующих туда-сюда медсестёр и толкнул стеклянную дверь, ведущую наружу. Кроссовки и куртку он одолжил у соседа, незаметно оставив в его тумбочке купюру в тысячу рублей. Сюда он не вернётся, надо по-быстрому переправляться в Новый мир, потому что дольше быть в неведении невозможно. Деньги у него есть, сейчас по-быстренькому на квартиру смотается, переоденется. А то в трениках с майкой и в чужой обуви как-то неприятно ходить.

Он очень постарался идти обычным шагом, а не бежать, как вор, поэтому до проспекта добрался через долгих пять минут. Такси тормознуло почти сразу. Леви сел на заднее сиденье и назвал адрес, одновременно сунув водителю деньги. Скорее бы уже портал пройти и обнять мать с отцом, узнать, что с Фером. Или его тоже достали, или он в Ностра-Дамнии отсиживается. Вряд ли достали — артефакт у девчонки. Тот ещё интересный факт. Ведь нельзя снять магический перстень без воли хозяина, вон ему пальцы отрубили, чтобы снять кольцо.

Леви машинально потрогал повязку на кисти. В хирургии пришили, сказали, что надо перевязывать, разрабатывать потом, массажи всякие, хренажи делать… Ничего, мама разберётся. Натирки и мази у неё всегда отлично получались. Такси въехало на Тверскую, остановилось напротив дома, водила обернулся и сказал:

— Приехали, сейчас сдачу дам.

— Оставь себе, мужик! Всё, давай!

— Ну спасибо!

Леви выскочил из машины, оглядываясь, пошёл к дому. Вряд ли эти маги ещё за ним охотятся, но осторожным быть не помешает. Просто на всякий случай.

В квартире явно кто-то пошарил. Пропало кое-что из одежды, в том числе, и Фера. Леви довольно улыбнулся: он не ошибся, братишка спасся и пришёл сюда позже. Забрал деньги из портмоне, телефон тоже исчез. Великий Магистр, телефон-то ему зачем? Разве что Фер в Москве, но почему не в квартире? У кого живёт? Неужели у своей девчонки?

Нет, это нонсенс. Фер должен быть дома, в Новом мире, там у него больше шансов, чтобы выжить. Хотелось бы выяснить, что всё-таки случилось, кто на него напал и почему охотились на перстень Фера. Маги были незнакомые, Леви их никогда в жизни не видел. А это значит, что кто-то их нанял со стороны, чтобы артефакты снять с трупов. А вот Федькин перстень сбежал, как будто чуял опасность…

Голова пухла от всех этих мыслей. Вот Фер умеет думать, он умный. А ему, Леви, думать никогда не надо было. Братишку защищать — вот его предназначение. Из их парочки один умный, а второй сильный, вот и весь секрет. Был бы сейчас Фер рядом, он бы в два счёта догадался, кто и зачем артефакты хотел забрать. Леви же хватило только на то, чтобы спрятаться в больнице, закрыться от поисковой магии, чтобы никто не нашёл — ни враги, ни друзья.

Ладно, пора домой. Там всё выяснится, нечего долго здесь рассиживать. Леви переоделся, раскопал на нижней полке шкафа смену одежды для Ностра-Дамнии и вышел, захлопнув за собой дверь. До ближайшего моста минут двадцать пешком. Хорошо, что уже стемнело, можно особо не светить ожогами на роже. Такси брать не стоит, лучше прогуляться после больницы, пусть выветрятся из крови лекарства. В путь!

***

Авилон

Лива сосредоточенно установила в чаше ароматическую свечу. Зажгла. Отблески и тени, пугая, заплясали по стенам. Фириель поёжилась. Она не совсем хорошо понимала смысл этого ритуала. Но чувствовала, что его надо провести. Надо. Ведь тело Леви так и не нашли, придворные дознаватели вернулись из Старого мира хмурыми и недовольными собой. Молочный брат Фера пропал, исчез бесследно. Ни его ауру, ни его самого никто не мог обнаружить. А ведь искали: по больницам, по моргам, на улицах… Матушка Мариель потемнела, похудела и сгорбилась. Мастер Миш, всегда такой разговорчивый и весёлый, теперь целыми днями молчит. А Фириель плачет в подушку по ночам, отчего утром долго возится с опухшим лицом и красными веками, дабы придать себе обычный беззаботный вид.

Леви… Высокий, красивый, добрый… Ещё в детстве она кокетничала с ним, то выпрашивая разные мелочи, то дразнясь и убегая. Фер злился на сестру, не понимая, зачем она лезет к ним двоим, зачем всё время пытается вклиниться в их игры. А Леви просто молча улыбался и выполнял её детские требования. Всегда.

— Ты готова, светлость? — тихо спросила Лива.

Фириель кивнула, сжав в пальцах батистовый платочек с личным вензелем. Северянка накрыла её руки ладонью и ласково улыбнулась:

— Ну что ты, не бойся, всё будет хорошо! Ты ведь хочешь узнать, правда?

— Да, я хочу узнать, — пробормотала Фириель. — А там будь что будет…

— Знать правду о том, кого любишь, всегда лучше, чем быть в неизвестности Но тогда исчезнет надежда. Дай мне его подарок.

Получив браслетик из мелких чёрных бусин гематита, Лива положила его в чашу возле свечи, взяла одной рукой Фириель за пальцы, а другой подожгла сушёную веточку вереска. Горький запах горящей травы постепенно наполнил комнату. Северянка начала тихо мычать на своём заунывном языке бесконечную и непонятную песню. Словно жрица Великого Магистра, молящаяся вполголоса. Фириель снова задрожала, не от холода, но от страха. Что если сейчас Лива скажет, что её любимый умер и больше никогда не вернётся, не обнимет, не поцелует… Никогда не скажет, как похожи глаза ариголетты на июньское безоблачное небо… Правда или надежда? Что же лучше? Ещё не поздно всё остановить, но тогда, возможно, Фириель никогда не узнает, что случилось с Леви…