Заместитель (ЛП), стр. 158

— Ты говорил в Вене, что это рано или поздно случится. Подашь в отставку?

— Я бы очень хотел, но не могу. Если я сейчас уйду, у Армина не останется никаких шансов. Я все еще не знаю, останется ли для него титул Грифона, но это, по крайней мере, я могу сделать для моих предков.

— Мне ужасно жаль, Конрад, что у тебя из-за меня столько проблем. До нашей встречи твоя жизнь была более-менее в порядке, — расстроился я. Все-таки эта чертова организация была его смыслом жизни.

— Гунтрам, это не из-за тебя, дорогой. Род Репина воюет с Орденом уже много десятилетий.

— Род?! С каких это пор у бандитов бывает род? Он же просто преступник!

— Преступник, как многие из его предков, но, тем не менее, он — потомок старинного русского дворянского рода. Его семья покинула страну после революции 1905 года и обосновалась во Франции. Его мать из Арсеньевых; его пра-прадедушка был советником Николая II, а его жена — фрейлиной Императрицы. Они обвиняли Орден в том, что мы не помогли Романовым во время революции. Арсеньевы были достаточно могущественны и умны, чтобы сбежать в Париж. В 1917 году они потеряли все свои земли в России. Ордену следовало бы сотрудничать с Белой Армией, но мой пра-прадедушка решил поставить на коммунистов. Он вел дела с красными во время их индустриализации.

Арсеньева вышла замуж за отца Репина, когда он был старшим офицером в КГБ, практически управляя всем Кавказским регионом. К семидесятым его семья вернулась в Одессу, где они занялись контрабандой западных товаров в Россию. После падения Советского Союза Репин, используя доставшиеся от матери деньги и связи отца, купил основные промышленные предприятия и организовал преступное сообщество.

Меня не волнует, если он немного почистит Орден. Это научит их уму-разуму. Я никогда не хотел видеть его среди нас, потому что он играет только за себя. Он использует нас для чего-то большего и уничтожит нас всех в процессе. Сейчас, когда он стал ассоциатом, я не могу ничего против него сделать, пока он умышленно не нападет на нас, чего он никогда не сделает, пока не придет время финального удара. То, что ты попался ему на пути, было несчастливым совпадением.

Примечания переводчика:

*Baby Einstein (США) — линия мультимедийных продуктов и игрушек; специализируются на играх и передачах для детей моложе четырех лет.

**Kösener Spielzeug Manufaktur GmbH — немецкая компания, с 1912 года выпускает игрушки ручной работы. Их принцип — добиваться сходства с настоящими животными.

========== "31" ==========

2 июня 2005 года

Вчера состоялся этот проклятый аукцион. Под давлением общественности я представил на нем четыре картины, и все были проданы. Я молил Конрада не принимать участия в этой возне, потому что открыто бороться с Репиным бесполезно, теперь он — любимчик всего Ордена. Конрад согласился и вел себя, как джентльмен, даже поздравил того человека, который купил две мои картины по сумасшедшей цене. По крайней мере, Тита смогла приобрести одну из них; последняя картина досталась знакомому банкиру из Франкфурта.

Конрад сказал мне, что ему уже два раза пришлось встречаться с Репиным. Клянусь, что на следующую Пасху я за неделю уеду из дома и вернусь через неделю после праздника. Если у них будет собрание на Рождество, я туда не поеду, что бы ни сказал или ни предложил Конрад, как бы он ни просил, ни угрожал и ни подкупал меня.

Хотел бы я, чтобы поскорее наступил август, и я смог бы устроить нам с детьми каникулы. В Аргентину я не еду. Так что отправимся куда-нибудь недалеко.

Дети взрослеют с каждым днем. Клаус недавно сказал «папа» Конраду… потом няне, Фридриху, мне… и Мопси. Карл решил начать с более полезного слова — «вода». Он использует его, когда ему что-нибудь нужно, неважно, что.

17 июля 2005 года, Зюльт

Два дня назад я приехал с детьми на Зюльт. Это маленький островок на северном побережье Германии. Дом очень красивый. Он использовался Линторффами для семейного отдыха с XIX века, и они до сих пор владеют частным пляжем. Это спокойное, безлюдное место, и я все никак не могу привыкнуть к синеве моря и мягкости песка. Дети безмерно счастливы, что могут кувыркаться в песке, но на море они смотрят издали и с опаской. Даже Клаус. Уединенность этого места очень мне по душе.

Вилла построена в традиционном островном стиле, и в ней восемь спален. Признаю, что тут особо нечем заняться, и если вы захотите сходить в ресторан, вам придется двадцать минут ехать на машине, но с другой стороны, здесь можно сидеть на берегу в абсолютном покое и расслабляться. Конечно, ветер иногда мешает рисовать, но не больше, чем двое малышей, пытающихся съесть твои карандаши и выпить твои чернила. Мне тут нравится, и я не понимаю, почему Армин назвал меня ненормальным, узнав, что я собираюсь сюда. «Majo, — он учит испанский, собирается провести каникулы на Ибице (должен ли я ему сказать, что там предпочитают каталанский?), — ты точно ненормальный. Там нет ничего интересного, только дряхлые аристократы, состоятельные люди и один хороший ресторан. Это как Кёнигсхалле, только с ветром и песком. Почему бы тебе не поехать с нами на Ибицу? Море спиртного и женщины!»

Да уж, Армин, прямо-таки представляю себя там! Я не пью и не интересуюсь девушками; неужели ты не заметил, что я сплю с твоим дядей?

Так что пока я почти не занимаюсь с малышами. Они ползают и играют в песок на берегу, пока я рисую их или читаю. У Конрада дела в Лондоне, но он обещал приехать в районе двадцатого. Я уже скучаю по нему.

Мы с Ульрикой пытались покормить Клауса, он сегодня тренировался в упрямстве. Ведя льстивые речи, я ухитрился-таки затолкать в него половину пюре, но он до сих пор воротил нос от цыпленка. Я был так увлечен попытками скормить ему кусочек курятины, что не услышал, как Конрад подкрался ко мне со спины. Я чуть ли не подпрыгнул, когда он закрыл мне глаза своими большими ладонями. Оба малыша ужасно развеселились, увидев мой испуг, и начали хихикать.

— Тебе помочь с Клаусом? — спросил меня Конрад после умопомрачительного поцелуя. Поклонившись, Ульрика благоразумно поспешила исчезнуть.

— Нет, спасибо. Он ест, пусть медленно, но верно. Доктор сказал, что мы не должны заставлять их есть. Надо позволить им делать так, как им хочется, в их темпе.

— Я в этом не уверен. Они должны привыкать к дисциплине.

— Им всего лишь год, они даже еще не умеют вставать, не держась, — слабо запротестовал я.

Конрад поцеловал Карла и Клауса и, сев на место Ульрики, стал кормить Карла быстрее, чем это получалось у меня; малыш был в восторге, что с ним возится отец. Они быстро закончили, и Конрад отнес Карла в сторону, вытерев ему рот. Я еще долго возился с Клаусом, потому что он решил сменить гнев на милость и получить как можно больше моего внимания. Думаю, он ревновал, что брат захватил себе отца.

Наконец он покончил с едой, и я вынул его из детского стульчика.

— Давай посмотрим, что там делают твой папа и брат, — шепнул я, беря его на руки. В ответ он радостно дернул меня за волосы.

Карл и Конрад были очень заняты — малыш делал башенку. Конрад снял пиджак, жилет и галстук, бросив их на песок. Клаус немедленно ими заинтересовался и потянул на себя ткань. Галстук из итальянского шелка быстро оказался у него во рту, и он увлеченно принялся его жевать.

— Не хочешь спасти свои вещи, Конрад? Я пригляжу за детьми, пока ты переодеваешься.

— Не беспокойся, это всего лишь галстук. Я приехал сюда прямо с утреннего собрания в Берлине.

Восторженный крик Клауса, который нашел отцовский мобильник, привлек внимание Карла, и он мгновенно его сцапал.

— Нет, эту штуку нельзя, молодой человек. Эта игрушка для взрослых, — сказал Конрад, вытаскивая его из ладошки Карла. Я спас телефон до того, как он окончил свои дни в песке или в детском ведерке с морской водой.

— Конрад, в самом деле, переоденься, пока они не заключили по твоему телефону биржевую сделку, — хихикнул я.