Заместитель (ЛП), стр. 156

Клаусу хватило одного отцовского рыка, чтобы быстренько покончить со своей рыбой. На Карла же это не произвело никакого впечатления, и когда Конрад поднес к его губам полную ложку, он отказался открывать рот. Малыш смотрел на него вызывающе, крепко сжав губы.

— Карл, я этого не потерплю, — сказал Конрад, поднося ложку еще ближе, и получил сердитый взгляд от малыша. Зря, Конрад, нужно уважать их личное пространство. Оба очень чувствительны к этому. Карл может быть милым, но откуда-то он знает, что его должны уважать. В таких случаях лучше помогают похвалы и игры.

— Давай, — потребовал Конрад.

Карл еще сильнее стиснул губы и бросил на отца яростный взгляд. Конрад снова пихнул ему ложку. Тогда Карл взял горсть пюре и метко швырнул им в отца.

Я вскочил со стула, боясь того, как может на это отреагировать Конрад, но он спокойно сидел, глядя малышу прямо в глаза.

— Значит, по-хорошему не хочешь. Тогда мы останемся здесь, пока ты не доешь рыбу. Пора тебе научиться дисциплине, — от его слов у меня по спине пробежал неприятный холодок. Клаус с беспокойством взглянул на меня. — Гунтрам, забери Клауса, если он закончил.

— Конрад, ребенок не понимает, что делает. Он еще совсем маленький. Дай ему проголодаться, и до него дойдет, — торопливо сказал я.

— Гунтрам, он должен знать свое место. Дело уже не в еде. Ему надо уважать своего отца.

Конрад остался сидеть напротив Карла, глядя на него и не выпуская из высокого детского стульчика, пока тот не съест рыбу. Он даже ухом не повел, когда малыш стал плакать и бросаться в него разными предметами. Конрад просто ждал, когда сын устанет и сдастся… ждал почти три часа. В конце концов Карл съел злосчастную рыбу, а Клаус был шокирован поведением отца. Думаю, таким Конрада они еще не видели.

Больше проблем с вареной рыбой у нас не было.

Конрад, как и раньше, часто уезжает, но он старается проводить с детьми все свободное время. Он «курирует» их воспитание и установил множество правил на счет того, что он считает подходящим, а что нет. У детей не должно быть много игрушек. Электронные игры запрещены. Игрушки только деревянные или мягкие, и малыши должны ими делиться. Я удивился однажды, когда увидел, как он дает им одно печенье на двоих, разломив его пополам.

— Если они захотят еще, я могу дать им следующее, но им нужно научиться делиться друг с другом.

Я должен стараться не говорить с ними по-немецки, потому что моя грамматика и произношение далеко не идеальны. Я могу учить их испанскому (но только правильному, а не тому «диалекту», на котором вы говорите у себя в Аргентине) или английскому. Так что беднягам придется сражаться сразу с тремя языками.

Их день расписан до последней минуты: сон, игры, гулянье, еда и мытье.

Диснеевские и японские мультики в этом доме под запретом. Честно говоря, не знаю, почему. Он лишь сказал, что они «очень вульгарны по своей концепции, и было бы очень хорошо, если бы Клаус и Карл не смотрели их до детского сада. Они разрушают эстетический вкус детей». Игрушки должны быть развивающими, например, полный кухонный набор, или набор инструментов, или даже швабра, но только не от фирмы «Baby Einstein».*

Конрад очень внимателен к малышам, и они любят его — на полной скорости ползут к нему, когда видят. Он строг (на самом деле), но, несмотря на это, они его обожают. Он не терпит непослушания и требует от них соблюдения дисциплины.

— У них с самого рождения есть всё и даже больше. И если они не научатся подчиняться, то вырастут чудовищами. Я много раз видел, как это происходит у других. Клаус и Карл получают достаточно поцелуев и объятий от тебя. Это в их же интересах, чтобы я держал их в строгости.

Но не думайте, что он их не балует. Балует, но только по-своему. У нас состоялся жаркий спор, когда я узнал, что он собирается подарить им на день рождения маленьких пони (две штуки). Ни в коем случае! Им всего год, и они еще даже не умеют ходить! Не говоря уже о том, что от верховой езды их осанка будет испорчена. Лошади только после четырех-пяти лет. Они даже не понимают, что у них день рождения!

В итоге мы сошлись на плюшевых лошадях, а о настоящих подумаем года через два. Он заказал лошадок у Кёзен** (ну а как же, всегда поддерживаем отечественного производителя!) плюс снаряжение (седла, попоны), все в двойном экземпляре, потому что «заставить их поделить одну лошадь будет по-настоящему сложно». Еще для них были открыты счета, но вряд ли они сейчас в состоянии это оценить. В любом случае, до двадцати одного года они не могут трогать эти деньги.

В коробке с лошадками обнаружился еще сделанный в натуральную величину барсук. Ты такой остроумный, Конрад! Жаль, что я не могу в полной мере оценить немецкое чувство юмора.

— Я не смог устоять. Михаэль чертовски прав, — сказал он тем же вечером, когда я спросил его, что должен делать с проклятым зверем. — Ты можешь посадить его на полку рядом со своими космическими куколками. Все никак не можешь расстаться с детскими игрушками, — хихикнул он.

— Это фигурки, а не куколки! — завопил я, глубоко оскорбленный.

…Барсук сидит в моей студии на одной из полок, а коллекция персонажей Звездных Войн снова отправилась в коробку — до лучших времен, когда их, наконец, смогут оценить по достоинству. Посмотрим, смешно ли тебе будет, когда я начну собирать что-нибудь дорогое, типа японской керамики или фарфора. Кого я обманываю… Конраду понравится такое хобби.

Я уже не так много рисую, как раньше. Просто не остается ни времени, ни сил после игры с малышами или их кормления. Да, у нас есть няни, и они много работают, но мне нравится самому возиться с детьми. Я рисую по вечерам, после восьми или когда два раза в неделю хожу к Остерманну. Элизабетта уже угрожала мне медленной и мучительной смертью, если я не выдам на-гора что-нибудь, кроме «одной несчастной картины». Она сказала: «Я хоть и не Линторфф по рождению, но вспомни, что мы, Баттистини, были упомянуты Данте в третьем круге Ада». Начну-ка я лучше рисовать в конце недели, потому что у меня не хватит смелости ей отказать, кроме того, она сейчас занимает бывшее место Гертруды. В прошлом году она «собрала всего лишь 1,3 миллиона, в том числе благодаря твоим картинам. Гунтрам, начинай работать и сделай что-нибудь хорошее. А я займусь Титой и Ван Бредой. Если мой племенник недоволен русским коллекционером, пусть поговорит со мной». Удачи, Элизабетта, потому что Конрад застрелит этого «русского коллекционера», если тот попадется ему на глаза.

Я попытался отговориться тем, что «главное — качество, количество вторично», и она обозвала меня ленивцем. Да, лучше взяться за работу, пока она не спелась с Остерманном, и они вместе не придумали что-нибудь ужасное для меня. Остерманн до сих пор сердится из-за того, что я не продал Д'Аннунцио «Мадонну», которую Конрад получил от меня на день рождения в прошлом году. Видимо, я должен был попросить подарок обратно! Нет уж, я не рискну даже ради Ватикана!

Думаю, что мог бы написать четыре картины, но качество гарантировать не могу.

Репин прислал мне два письма, но я их не открывал. Просто отдал Конраду. В январе я мельком видел его на Давосском форуме — у него есть и легальный бизнес, поэтому он приглашен. Конрад был на одной из своих «частных сессий», и я с Армином ходил на публичные лекции. Репин подошел к нам в перерыве.

— Здравствуй, Гунтрам. Выглядишь гораздо лучше, — сказал он, даже не взглянув на Армина.

— Здравствуй, Константин. Это Армин фон Линторфф.

— Да, догадываюсь. Ступай к своему отцу, мальчик, — сказал Репин, холодно взглянув на Армина. Тот открыл было рот, чтобы возмутиться, но я поспешил вмешаться, чтобы спасти его шкуру. Думаю, ему неизвестно, кто такой Репин.

— Пожалуйста, Армин. Посмотри, не нужно ли чего герцогу.

Он ушел, бросив на меня свой фирменный яростный взгляд. Я подождал, пока он не выйдет из комнаты.

— Похоже, ты не любишь всех Линторффов, — заметил я.