Инициация, стр. 58

Дон не знал, как половчее выведать, не имеет ли пацан Рурков доступа к наркотикам (явно имеет) и не подторговывает ли он ими на стороне. Йо, сынок, ты не покупаешь травку у маленького эфиопа по соседству? А, и кстати, ты там, в кустах, не приметил пары амбалов? Ну такие, похожи на агентов бюро по борьбе с наркотиками.

Что же все-таки говорили на приеме эти громилы в дешевых костюмах? Он не мог ничего вспомнить, весь разговор словно заглушала статика. Мысль о них внушала Дону страх. Так же, как и мысль о Бронсоне Форде. Более того, когда он думал о мальчике, руки у него начинали ходить ходуном. Дон скрестил их на груди, чтобы не заметил Курт, и дал повторный зарок не налегать больше на выпивку.

— Будь реальным пацаном, — подпел Курт кому-то в своих наушниках. Глубокомысленно помолчав минуту, он приподнял одно «ухо» и произнес: — Господи, пап. Вы с мамой очень странно себя ведете.

Кстати, о странном, ночью, когда Дон и Мишель лежали в постели, отдыхая после раунда быстрого и бурного секса, Мишель, в смятой ночнушке, покачивая ногой, которую Дон чуть раньше закинул на спинку кровати, закурила и взглянула на мужа:

— Куда ты едешь?

— Да никуда. Одно место на Олимпике.

— Похоже, что все же куда-то конкретно.

— Лагерь «Слэнго». Старое поселение в горах. «Астра» проводит там тестирование. Уэйн попросил меня слетать и проверить, как там дела. Ты что-то слышала об этом?

Она внимательно смотрела на него, и ее глаза были темны и огромны, как всегда после секса, или в приступе гнева, или от алкоголя, или в те моменты, когда она испытывала на нем свои чары:

— Я слышала о «Слэнго».

— Ну вот. Туда меня Уэйн и посылает.

— Я устала смотреть на то, как Уэйн тобой помыкает.

— Потому что он мешает тебе мной помыкать.

Комнату освещала черная свеча, которую она достала из ящика комода. Ее лицо своей дикарской красотой напомнило ему ту странную ночь в поместье Волвертонов, только сейчас Мишель уже не была так уязвима. Спутанные волосы, блестящие губы, жесткий изгиб рта, мраморная стройность шеи и обнаженных плеч воскрешали в памяти изображения языческих богинь, которые она так истово коллекционировала. Пожирательница плоти, убийца людей, собирательница черепов, плодородная, как темная почва древнего леса. Неистовая друидесса, еще не решившая, что с ним делать — заняться сексом или вонзить ему в сердце волнистое лезвие обсидианового кинжала, лежащего у нее под подушкой. Это одновременно и напугало его и снова вызвало эрекцию.

Она сказала:

— Интересно, знал ли он, что я на этой неделе лечу в Россию?

— Не знал. А если бы знал, то ему было бы все равно. Уэйн страдает от чрезвычайно распространенной среди менеджеров болезни — ректально-мозговой инверсии.

Мишель затушила окурок в костяной пепельнице, которую она пристроила на подушке. Затем подползла на четвереньках к Дону и оседлала его, прижав к куче подушек. Когда его член проскользнул внутрь, она закатила глаза, сжала колени, затем наклонилась и нежно поцеловала его, проговорив прямо в его рот:

— Увольняйся.

Он сжал ее талию, но она шлепнула его по рукам, схватила за запястья и пригвоздила к матрасу.

— Уволиться? Я не могу, — слова давались ему с некоторым трудом.

Она укусила его за губу и начала двигать бедрами:

— В самом сердце тайги, в горах, находится деревня. И живут там вовсе не инуиты. Девять месяцев назад Борис Каламов установил с ними контакт. Он говорит, что посторонние набредали на племя всего трижды за последние десять лет… охотники, не имеющие ни малейшего представления, что перед ними чудо современной антропологий. Каламов — единственный ученый на планете, знающий об их существовании. Он поделился только со мной, больше ни с кем. Его доверенным лицом был Лу, а поскольку Лу больше нет… Я приму участие в племенном ритуале. Возможно. Зависит от того, удастся ли Каламову уговорить матриархов.

— Каламов… Я думал, его карьере пришел конец. После того фиаско…

— Он живуч, как таракан. Его трудно прикончить. Все время приползает обратно. Его однажды пытали дикари. Он выжил, чтобы рассказать об этом.

— Любовь моя, ты мешаешь настроиться, — Дон попытался вырваться из ее железной хватки, но безуспешно. С возрастом его силы убывали, а у нее лишь прибавлялись.

— У меня с настроем все в порядке, — она лизнула его в ухо и снова задвигалась.

Потолок у нее над головой утратил четкие очертания.

— Дон, твои волосы начинают седеть. Целая прядь вдоль пробора. Когда это случилось? Та-ак сексуально.

Он предпочел оставить вопрос без ответа. Даже тень Бронсона Форда, ростом под потолок и с акульим выражением лица, не могла испортить момента.

Когда все закончилось, гениталии Дона чувствовали себя так, словно ими гоняли в футбол. Отдуваясь, он спросил:

— А что за ритуал? Надеюсь, не плодородия, а то я буду ревновать.

— Я не знаю, как они это называют, — ответила она. — Это посвящение в старицы. В некотором смысле.

— А что такое «посвящение в старицы»?

— Не езди в «Слэнго».

Он прочистил горло и замычал «Крошка, пожалуйста, не уходи» [104].

Когда Мишель отплыла в царство снов, он встал и пошел в туалет помочиться. На дорожке, ведущей к их двору, мигнул огонек. Дон сощурился, пытаясь различить хоть что-нибудь в кромешной темноте. Огонек вспыхнул снова — карманный фонарик в такси или машине, припаркованной рядом с их домом. Дон застыл, не зная, что делать. Мгновение спустя машина тронулась с места, не включая фар, задом выехала на дорогу и исчезла в ночи.

На следующее утро Мишель улетела в Сибирь. После этого все изменилось.

Дон прибыл в аэропорт Олимпии, когда ночь уже начала заползать обратно в свою нору. Между моментом выключения будильника и подъема по трапу частного самолета компании в сознании Дона пролегла снежная целина, и, пытаясь проникнуть мысленно под ее покров, он испытывал чувство дезориентации.

Стоя на верхней ступеньке платформы, он бросил взгляд через плечо на покрытую гравием автостоянку, изгибавшуюся дугой перед зданием радиорубки и строем бежевых ангаров, серо-голубых в рассеянном свете зари. Он начал высматривать среди машин свою и не нашел ее — а, стоп! Его привез Ронни. В памяти Дона сразу всплыло утреннее ток-шоу, прямой эфир из Сиэтла; выцветший и засохший освежитель воздуха, болтающийся на зеркале заднего вида; термос кофе со шнапсом на консоли между креслами; оползень и красные огни мигалок. Его снова охватило смятение. Из темноты салона выплыли руки в белых перчатках и вежливо втянули Дона внутрь, развеяв лоскуты и обрывки его подозрений, как облако взметнувшейся пыли.

Самолет, четырехдвигательная модель, произведенный, судя по его виду, где-то в пятидесятых, был укомплектован баром и молоденькой стюардессой по имени Лиза, чье предположительно хорошенькое личико было скрыто под толстым слоем косметики. Помимо Дона, в салоне было еще трое пассажиров.

Дон опознал каждого по списку, распечатанном для него ранее секретаршей Уэйна, а те, в свою очередь, были поставлены в известность о его роли специального представителя, откомандированного начальством, чтобы взмахнуть кнутом и навести порядок. В компаньоны Дону достались чудаковатый престарелый юрист по имени Джоффри Пайк; доктор Джастин Раш, лощеный джентльмен с блестящими волосами и улыбкой Супермена, и крутой археолог из Оклахомы Роберт Ринг, худой, высокий и атлетичный мужчина, уверявший, что одним из его предков был некий изгнанный с родины известный представитель китайской знати. Лет на пять моложе Дона, Роберт Ринг выглядел как модель журнала «Охота и рыбалка» — клетчатая рубаха, вельветовые брюки, сильный загар, приобретенный явно не в солярии, а скорее на лыжной или велосипедной трассе, а может, доставшийся в наследство от королевских предков. Его рукопожатие внушало трепет.

Лиза разнесла кофе и булочки, и, пока экипаж готовился ко взлету, четверка пассажиров развлекалась беседой. Каждый ехал в лагерь «Слэнго» с определенной целью. Пайк должен был отклонить претензии Бюро земельных отношений. Раш ехал для оказания медицинской помощи членам команды. Двое геодезистов страдали от бактериальной инфекции, а третий потянул лодыжку, исследуя карстовый разлом; происшествия вполне рутинные, даже менее серьезные, чем обычно, — в таких дальних экспедициях несчастные случаи, порой весьма драматичные, были делом обычным. Рингу предстояло проверить безопасность нескольких построек и т. п.