Нетореными тропами. Часть 1, стр. 96
Трубным мычанием возвещали о своём присутствии стада косматых овцебыков, едва заметными тенями мелькали белоснежные козероги. Лишь сиплое блеяние позволяло разглядеть их до того, как они пускались в бегство, не желая быть увиденными. Ухали громадные северные совы, выскакивали из-под копыт неотличимые от снега песцы. В низинах, в чащах лесов выглядывали из-за толстых стволов голодные волчьи глаза. В горных долинах даже зимой кипела жизнь.
Когда мы поднимались на высоту, дышать становилось тяжелее, воздух давил на грудь обжигающей ледяной глыбой. Пот лил градом несмотря даже на лютые морозы, закладывало уши, тисками сдавливало голову, пересыхало во рту. Но ко всему можно привыкнуть, даже к холоду, оседающему инеем на краях капюшона, даже к нескончаемой мгле, даже к пробирающему до костей ветру и вьющейся между гор узкой дороге, то поднимающейся к лысым вершинам, то спускающейся в глубокие каньоны и прячущейся под сенью чёрных сосен-исполинов.
Последующие несколько дней слились в один нескончаемый переход с редкими остановками, когда я едва успевала поесть и поспать. Ветер усиливался, налетали метели. Лицо приходилось закрывать шарфом, чтобы оно не обветрилось до костей. Одежда заиндевала и покрывалась сосульками. Голова соображала туго, все чувства притупились, я уже ничего не видела и не слышала вокруг, кроме тускло-серой шеи Кассочки и хруста снега под её копытами. Не жила — двигалась апатично медленно и безразлично от стоянки до стоянки. Уже и сама забыла, для чего и куда я еду. Не заметила даже, как пейзаж вокруг изменился, мы спустились к самым подножьям, утих ветер, потеплело, милосердной тенью поднялся высокий еловый лес.
— Привал!
Я привычно соскользнула с лошади и, не дожидаясь ужина, завалилась спать, боясь, что снова разбудят до того, как я успею задремать. Вздрагивала через каждые пять минут, а потом просто рухнула в небытие. Проспала не меньше десяти часов, а может и двенадцать судя по тому, как затекли мышцы и болела голова. Было светло, но тени стремительно удлинялись. Последний день угасал на пороге долгой зимней ночи, солнце махало на прощание последним тусклым лучом и до самой весны скрывалось за горизонтом. Но, может, оно и к лучшему — глаза отдохнут от свербящего света. Лишь бы не ослепнуть.
Чуток взбодрившись, я поднялась и затушила гревшую меня нодью из больших смолистых поленьев. В просветах между сосновыми стволами полыхал большой костёр, вокруг которого заседал остальной отряд. Я направилась к ним.
— Привет, соня! — брат потянул меня за руку и, усадив рядом с собой, вручил плошку с ранним завтраком… или поздним обедом. Впервые за прошедшие дни я чувствовала вкус пищи. Это была размоченная сушеная треска или оленина? Хм…
— Что ж, если нет возражений, тянем жребий, — продолжил прерванный моим появлением разговор Асгрим и протянул соседу холщёвый мешок. Тот вынул из него палочку с зазубринками и задумчиво хмыкнул.
— Что происходит? — спросила я у Вея шёпотом.
— Распределяем дежурства у костра. Все хотят хорошенько отдохнуть перед очередным броском. Говорят, мы даже до половины не дошли.
— Кошмар!
Основательно отощавший мешок передали мне, и я без задней мысли сунула внутрь руку.
— Если не хочешь, можешь не участвовать. Все поймут, — снисходительно улыбнулся брат.
— Да, для женщины это слишком. Мы никогда не берём их в походы. Отдохни лучше, — поддержал его Асгрим.
Они считают, что я слабая? Может, обсуждали, что зря взяли меня с собой? Ну да, я не так хорошо держалась последние дни, но… Нет, они должны увидеть, что я сильная!
— Всё в порядке. Я подежурю вместе со всеми, — я вытянула палочку и, вручив мешок брату, принялась считать зазубрины. Три. Значит, моя очередь третья.
— Кто ещё третий? — я с надеждой глянула на брата, на Асгрима, потом на других туатов. Микаш, сидевший на противоположном конце костра, медленно поднял руку. Ну конечно, моя удача! Но отступать нельзя, иначе все подумают, что я струсила.
Молча доела свою похлёбку, покормила лошадей, походила, чтобы немного размяться, и с наступлением темноты снова завалилась спать. Вей, которому досталось дежурить передо мной, разбудил, когда подошла очередь.
— Ты можешь отказаться в любую минуту, — напомнил брат, укутываясь потеплей в одеяло.
Я потянулась, стряхивая остатки сна, и упрямо глянула на поляну. В отсветах пламени виднелся широкоплечий силуэт Микаша — раза в два крупнее любого из туатов.
— Я же не в пещеру к демону иду.
Вей промолчал, а я направилась на дежурство. Молча уселась у костра и принялась шевелить поленья палкой.
— Не делай так, а то всё развалится и потухнет, — заворчал Микаш. — Поспи лучше, в самом деле, я никому не скажу.
— Так я тебе и поверила, — огрызнулась я в ответ, но подпаленную палку всё же бросила в костёр. — И вообще я, кажется, просила со мной не разговаривать ни вслух, ни мысленно.
— Гордая ты слишком, оттуда все проблемы: и у тебя, и у брата. Вышла бы замуж и сидела у камина за толстыми стенами, а не тащилась с шайкой демонов на край света за собственной погибелью.
— За твоего бывшего хозяина? Знаешь, что он хотел со мной сделать после рождения наследника? Должен знать — ты ведь всех читаешь.
— В его голове было столько дряни, что я старался туда лишний раз не соваться.
Я скептически вскинула брови. Почувствовала, как он юркой любопытной змейкой скользнул в мои мысли и принялся в них копаться. Я услужливо раскрывала перед ним свои воспоминания о подслушанном в шкафу разговоре.
— Он просто хвост перед цыпочкой распускал, — после долгой паузы заявил Микаш. — Никто бы ему не позволил причинить тебе вред. Бегал бы за своими служанками, а ты нашла бы себе лакея посмазливей. Так все знатные дамы делают.
— Фу! — я запустила в него попавшейся под руку шишкой. Микаш поймал её у самого лица и кинул в огонь. — Может, все и делают, но я не собираюсь. Уж лучше старой девой, чем изменять супругу и терпеть его измены. Сам-то чего со своим дорогим Йорденом не остался? Ехал бы сейчас в тёплые степени. Чай, у вас там и снега почти нет.
Положив голову на ладони, Микаш гипнотизировал взглядом пламя и ничего не отвечал.
— Скажи же, на кой ляд тебя за нами понесло?! — окончательно разозлилась я.
— Потому что один я бы тут не выжил, — процедил он сквозь зубы очевидность, не отрывая взгляда от огня.
— Я не об этом спрашивала. Я спрашивала, что ты забыл в этой ледяной могиле.
Он молчал, скрипел зубами, жаркий огонь подчёркивал вздувшиеся на висках жилы.
— Я задала простой вопрос. У тебя даже на него мужества не хватает ответить?
— Не знаю я, ты довольна? У меня всегда была цель: стать рыцарем ордена. Ради этого я каждый день рисковал собственной шкурой, добывая трофеи для молокососов из высоких родов, защищал их, прислуживал, хотя в глубине души понимал, что они никогда не примут меня за равного. Единственная награда мне будет — безымянная могила на задворках Мидгарда. Хотя вряд ли бы кто-то стал трудиться рыть её для меня, скорее бы оставили тело на растерзание стервятникам. Но у меня была цель, хотя бы видимость. А теперь нет ничего. Пусто. Я не знаю, что мне делать и куда идти. Я умею только защищать высокородных молокососов, таких, как вы с братом. Одолжите мне свою цель.
Несколько мгновений мы пялились друг на друга, а потом одновременно отвернулись. Совершенно сумасшедший, больной на всю голову парень. Привязался же. Как от него избавиться? Он ведь и дальше за нами хвостом ходить будет. Вей этого не выдержит. Я не выдержу первой!
— Так какая у вас цель? Скажи, я ведь ответил на твой вопрос. Твоему брату назначили здесь испытание? Какого демона ему надо убить: йети, инистого великана?..
— Вэса.
— Что за он? Никогда о таком не слышал, — пляска теней и пламенных бликов искажало его лицо, облекая в причудливую маску. Вот таким я этого вэса и представляла.
— Вэс — один из стражей гробницы Безликого в Хельхейме.
Микаш приоткрыл рот. Что ж, мне удалось смыть спесь с его лица. Это радует.