Дети земли и неба, стр. 46

Отец Марина тоже теперь смотрит иначе. Этот взгляд знаком сыну. Его недоумение сменилось пониманием — он составил свое собственное мнение о том, что нужно сейчас сделать.

Он повышает свой низкий голос, чтобы его все услышали.

— Правитель, я хочу предъявить этому человеку официальное обвинение в присутствии Совета. Я хочу, чтобы его судили.

— Как ты смеешь! Я имею полное право поступать со своей семьей…

— Нет, Влатко! Я обвиняю тебя в том, что ты пытался убить моего сына. Или ты забыл?

— Ты говоришь это человеку, сын которого лежит здесь, убитый женщиной из Сеньяна!

Ладонь Марина горит. Щека у Орсата красная. Марин пытается представить себе Юлию Орсат, которую он и правда почти не знает, младшую сестру Элены.

— Ваш сын здесь. Где ваша дочь? — спрашивает Леонора Мьюччи.

Молчание, полное боли.

— Да, — говорит отец Марина. — Влатко, что ты сделал?

И, наконец, они слышат:

— Она на Гьядине. В нашем поместье на острове. Я… я бы не убил ее. Я бы никогда этого не сделал. Он… Андрий, твоего сына видели, когда он спускался с нашей стены!

Отец Марина смотрит на сына. Марин отвечает:

— Да, я это делал. Много раз, этой зимой, — теперь его охватило чувство облегчения. Девушка жива. Орсат не стал бы лгать насчет этого. — Господар, вы ошиблись, и заплатили за это ужасную цену. Я делил ложе с новой служанкой вашей жены. Простите меня за это большое прегрешение против чести вашей семьи.

— Со служанкой?

— С ее служанкой, господар. Разве это оскорбление, за которое убивают? Мне надо отправиться в святилище и вымаливать прощение у Джада? Если да, то какого прощения попросите вы?

— Я думаю, — раздается другой голос, — что надо начать с того, что попросить прощения у Совета и у семьи Дживо за то, что здесь случилось. И оно будет стоить не дешево.

— Правитель, — говорит Андрий Дживо.

Он кланяется. Марин тоже кланяется. Он видит, что Влатко Орсат колеблется — собственно говоря, дело не столько в колебании, сколько в неспособности двигаться нормально, — прежде чем тоже поклониться правителю.

— Он откупится?

Это возмущается Даница Градек. Ее лицо под широкополой шляпой выглядит искренне шокированным.

— Так мы здесь поступаем, — отвечает Правитель Дубравы, он произносит это торжественно, опираясь на свою трость, и Марин слышит эхо своих собственных слов, сказанных Орсату.

Правитель поворачивается к стражнику по имени Евич.

— Ты правильно действовал. Это отмечено. Позаботься, чтобы убрали эти тела. Выясните личность того, кто был наверху. Проявите уважение. Отнесите его в дом Орсата, но пошлите вперед человека, пожалуйста, чтобы предупредить их. Матери предстоит встретить своего мертвого сына.

Произнося эти слова, он смотрит на Влатко.

Марин видит, как искажается лицо Орсата. Он дрожащей рукой прикрывает глаза. Марин снова смотрит на мертвого человека на полу. Вудраг. Они играли в «Охоту на османов» детьми, вооружившись деревянными мечами. Учились управлять маленькими лодками, стоящими у причала на Гьядине, в те давние летние дни. Позже, осенью, ночевали с девушками с острова на виноградниках после сбора урожая.

Он видит, что теперь отец Вудрага плачет, пытаясь скрыть слезы и прекратить плакать. На это тяжело смотреть. Марин видит, что Даница Градек продолжает смотреть на него. На ее лице нет сочувствия. «Она молода», — думает он. «Сеньян, — думает он. — Ужасно они там живут».

Теперь он чувствует усталость. Неожиданно перед его глазами возникает поразительно яркая картина: открытое море, далеко от земли, от людских советов, корабль, несущийся под западным ветром к восходящему солнцу, а потом он словно видит Геладикоса, падающего с высоты, с колесницы отца, в белые барашки волн.

«Мы всегда падаем, — думает Марин Джи во. — Даже если мы дети бога».

Глава 10

Одна из двух женщин, за судьбу которых опасалась в то утро Леонора, — та, которую она никогда не видела, все-таки оказалась жива. Другая, ее подруга, очевидно, не будет казнена.

Даница, возвращаясь из внутренней комнаты в палату Совета, быстро взглянула на нее и слегка кивнула головой. Леонора, стоящая рядом с Драго Остаей под высокими окнами дворца, выходящими на запад, почувствовала, что снова борется со слезами.

Честно говоря, сегодня, немного раньше, она с ними не боролась.

Она возненавидела самоуверенного аристократа, который позволил им подумать, будто он убил свою дочь, только потому, что имел право это сделать, так как она опозорила его своей беременностью.

Стоит ли удивляться, что эта история сильно задела ее — так думала Леонора Валери из Милазии. Стоит ли этому вообще удивляться? Неужели ей следовало тогда, дома, встать на колени и пылко благодарить своего дорогого отца за то, что он оставил ей жизнь? Только убил мужчину, которого она любила, и отправил ее в религиозный приют?

Она могла представить себе этих двоих вместе — Влатко Орсата из Дубравы и Эриджо Валери из Милазии. Представляла себе, как они опустошают одну за другой чаши вина после охоты и жалуются на опозоривших их дочерей и утрату ложной мечты о чести.

Но та, другая девушка — Юлия — не умерла. «Я бы никогда этого не сделал», — сказал ее отец, стоя рядом с мертвым сыном и лужей крови на мраморном полу.

Леонора не находила в себе жалости. Ни тогда, ни теперь, видя, как он выходит из той внутренней комнаты вместе с Даницей, отцом и сыновьями Дживо и Правителем с его помощниками.

Эти люди пытались убить Марина. Даница — ее подруга Даница из Сеньяна — убила младшего Орсата. Второй раз она лишила человека жизни в присутствии Леоноры.

— В Сеньяне все женщины такие? — спросила она тогда, в море, на «Благословенной Игнации». Очевидно, нет. Слухи о том, что женщины Сеньяна отрезают руки и ноги врагов и пьют капающую из них кровь, были всего лишь слухами. «Полезными слухами», — сказала Даница со своей койки в темноте.

Они также не могут управлять ветром, приливами и отливами. «И накормить своих детей во время блокады», — с горечью добавила она.

Сейчас, в палате заседаний Совета, где постепенно удалось навести порядок, Правитель Дубравы быстро разобрал несколько вопросов. Члены Совета снова расселись по своим местам. «Они еще не совсем успокоились, они сильно взволнованы», — думала Леонора Валери. Мужчины все такие. И женщины тоже.

У нее возникло ощущение, что Правитель пытается вернуть спокойствие посредством сухой точности выражений. Она сомневалась, что ему это удастся — после двух смертей, вести о которых наверняка захлестнули город, подобно волнам прилива.

Тем не менее они приступили к решению проблем. Секретарь записывал. Наверное, проблемы здесь решались так же, как и в Совете Двенадцати. Она слышала, что говорит Правитель Дубравы; она была одной из проблем, для решения которых они собрались в это весеннее утро.

Даница Градек, бывшая жительница Сеньяна, теперь проживающая в их республике, будет оштрафована на сто дубравских серебряных сералей. Ее вина в том, что она тайно пронесла и применила оружие в палате Совета.

Это большая сумма. Но приговор тут же был компенсирован похвалой, прозвучавшей с этого красивого кресла. Даницу превозносили за умение быстро соображать и мастерство, которое спасло жизнь ее нанимателя. «Дубрава, — сказал правитель, — обязана поблагодарить ее за то, что она предотвратила это убийство». Эти слова вызвали ропот в палате.

Два благородных семейства их города, как сказал правитель, уладили свои прискорбные разногласия. Он ничего не сказал о Юлии Орсат, и это хорошо.

После этого речь пошла исключительно о деньгах. Семья Орсат согласилась выплатить семье Дживо большую сумму за нападение на Марина.

Правитель заговорил о долгах, возникших во время азартных игр, о споре двух молодых людей из-за ставки. «Таким будет объяснение этой истории», — подумала Леонора. Им только и нужна какая-то история, и не обязательно правдоподобная.