Красная - красная нить (СИ), стр. 66

Надевая их, я чувствовал, как меня вставляет. Было очень странно и неловко натягивать вещи Джи на голое тело. Они были мне велики: футболка — в плечах и болталась, а штаны оказались очень длинными. А ещё было очень хорошо видно, что под ними я без белья. Чёрт! А чего я хотел? Чтобы Джерард дал мне погонять свои семейники?

Улыбаясь и пытаясь унять колотящееся сердце, я вышел из ванной и пошёл к нему в комнату. Кажется, он обещал горячий чай с виски.

Я толкнул дверь. Джерард полулежал на кровати и сразу посмотрел на меня, как только я вошел. Он опирался на отставленные назад локти, а колени были широко расставлены в стороны. Весь его вид – мокрые волосы, свободная одежда, какая-то расслабленная и расхлябанная поза, – был чересчур эротичным. Я сглотнул и остановился, не успев отойти далеко от двери. Честно, мне захотелось развернуться и выйти из его комнаты, потому что резко стало как-то душно и вообще неловко.

Джерард тихо рассмеялся, выводя меня из замешательства.

- Ты смешной, – улыбаясь, сказал он.

Я как-то обиделся даже, потому что не понял, что же в моём поведении смешного.

- В смысле, моя одежда. Забавно смотрится. Но тебе идёт, – вдруг спохватился он.

Я продолжал стоять и молча смотреть на него, чувствуя, как сильно бьётся моё сердце, и понимая, что у меня нет никакой возможности его успокоить. В воздухе висело напряжение, и я был уверен, что не смогу больше сделать и шага — просто взорвусь.

Джерард с улыбкой наблюдал за мной, а потом его лицо резко изменилось — стало вдруг серьёзным, требовательным, незнакомым. Желающим...

- Иди сюда, Фрэнки...

====== Глава 17. ======

Комментарий к Глава 17. я безумно хочу спать. но ещё больше – порадовать любителей Нити. вы долго ждали, заюшки, я очень рада выложить эту огроооомную (14 страниц 11 шрифтом) главу, чтобы вы её распробовали. люблю вас. спасибо за публичку, зачёт в карму! :-*

И я пошёл, зацепившись с ним взглядом, словно дурная рыбёха: она ещё сопротивляется, дёргает на себя леску, но губа уже проткнута намертво, и крючок заставляет кожу сладко-больно саднить при каждом рывке спиннинга. Он смотрел на меня так серьёзно, с какой-то грустью даже, точно мои босые ноги двигались сейчас не по прохладному деревянному полу в его комнате, а прямо по кровоточащему в его вскрытой грудине сердцу.

И в эту секунду я понял Джи. Не знаю, как так произошло, я просто медленно ступал по полу и смотрел ему в глаза. Я вообще ничего не соображал в тот момент – он вытряс мои мозги всего одной фразой-приказом, но я понял. Этот сукин сын боится. Он так сильно боится сейчас – до дрожи, возможно, до тихой истерики. Ведь это он делает со мной: он смотрит, он говорит, он ждёт там, на кровати, такой напряжённый и до безумия серьёзный. Значит, и ответственность несёт он. Отшутиться теперь не выйдет – это бы разрушило всю нашу и без того странную дружбу.

И он боялся сейчас до колик, этот страх был разлит в воздухе – что я сделаю что-то, что разорвёт его мягкое, тёплое, такое нежное сердце. Что я высмею его или обижу. Что я раню его чувства – какими бы они ни были.

Он открылся мне, когда так серьёзно посмотрел и сказал идти к нему. Шутки кончились, и он понимал, что происходит. И страшно, но я, кажется, тоже понимал это.

Семь шагов. Всего семь. От порога его комнаты, по чуть шершавым доскам старого паркета… Семь, я не считал, но я знаю это точно – семь шагов разделяли то, что было и то, что начиналось сейчас. Мне стало настолько жарко, настолько душно, я ощутил, как голова начинает кружиться, а ноги заплетаются в этих длинных штанинах его одежды. Будто он уже опутал меня, и не было никаких сил, а что страшнее – желания вырываться из этих липких, таких мягких нитей…

Твёрдый, ощутимый толчок головы в мой живот – такое странное чувство. Я притягиваю его ещё сильнее, вжимаю, стараясь совсем лишить воздуха. А он только обнимает за поясницу крепче – даже не пытаясь отстраниться – будто ему достаточно дышать моим животом и совсем не требуется кислород.

– Ты тёплый.

Он бубнит что-то, и я не слышу этого, потому что он говорит в живот. Но я перестаю душить его и просто ощущаю руками волосы – жестковатые, местами запутавшиеся. Они ещё влажные от недавнего ливня, и немного грязные. Но это его волосы. Я дышу животом. А он утыкается в него подбородком и смотрит мне в глаза – снизу вверх, так невинно, будто это не я тут стою, Фрэнк Айеро, а его мамочка. Ох, Джерард, не смотри так, а? Просто не смотри так на меня, это нечестно…

– Ты тёплый, – повторяет он, прыгая подбородком по моему животу, и это нифига не приятно.

– А ты острый, – говорю, не переставая закапываться пальцами в его волосы. В мокрые, жёсткие. Чуть сальные… В его волосы.

В ответ он только поворачивает голову, теперь прижимаясь щекой. А я случайно задеваю его ухо – и он дёргается, как от электрошока. Что-то идиотски-вредное поднимается внутри меня, и я радостно запускаю палец внутрь, обводя ушную раковину. Джерард шумно выдыхает и сжимает мою поясницу сильнее, чтобы я не так сильно чувствовал, что его начинает трясти, наверное.

– Чёрт, Фрэнки, не надо, а?

– Почему нет? Или ты забыл помыть уши? – мой безымянный палец уже внутри, и там тепло и узко, мне нравится.

– Идиот… – Джерард дёргает головой, освобождая ухо, и вдруг резко хватает меня за грудки своей же футболки.

Невероятная секунда полёта, я еле успеваю выставить руки, чтобы не разбить ему нос своим лбом. Он так и держится за ткань, и рисунок некрасиво вытягивается под его кулаками, из улыбки превращаясь в оскал. Смотрит снова так, как я не хочу, чтобы он смотрел на меня. Так серьёзно, но глаза, как у пьяного вдрызг. Смотрит, будто чего-то ждёт. Он провоцирует меня, чтобы я тоже что-нибудь сделал, чтобы разделил с ним груз ответственности.

Хрен тебе, обойдёшься.

Чувствую, что мы соприкасаемся тем, чем нам, по-хорошему, не следует прикасаться друг к другу. От этого безумно горячо и стыдно, жар разливается по всему телу с низа позвоночника до кончиков ушей, оттуда, где я намертво прилип к нему. Ещё никогда не лежал на возбуждённом парне, и, чёрт… Это странно.

Только на мгновение я закрыл глаза, чтобы как следует прочувствовать эту странность, запомнить её во всех деталях, как он резко, нагло поцеловал меня, успев непонятным образом засосать губы. Его зубы, острые и мелкие, хотели с силой сомкнуться до щелчка, как мне показалось. Но он удержался от того, чтобы сделать меня калекой, – они только жёстко прошлись по моим обеим губам одновременно, вытягивая, а потом с громким звуком выпуская на волю, и мне этого хватило, о, господи, – в паху нестерпимо дёрнулось, и я уверен, чёрт, что он ощутил это.

– У тебя ноги холодные, – сказал я ему, а он в ответ, кажется, запустил в мою спину ногти до самых лёгких, не иначе, потому что это было больно, и я просто свалился на него сверху, чуть не разбивая нос.

– Блять… – я не закончил своё проклятие – снова мой рот оказался в его губах. Он вообще даст мне договорить?

Ладно… Ладно, ладно, я вру. Мне совершенно не хотелось разговаривать с ним. Вы это знаете, и я это знаю. И он тоже знал это. Поэтому просто трахал своим невозможным языком между моих губ – я не знаю, кто и когда научил этого парня целоваться так. Это, блять, нечестно. Это удар ниже пояса, и я уже схлопотал такой стояк, что проще пойти играть им в бильярд, чем говорить: «О, Джерард, ты такой замечательный друг для меня. Почувствуй, насколько».

Это обидно, но я только с силой сжимаю его голову – честно, я надеюсь, что это будет хоть немного больно, и делаю расстояние между своими губами ещё меньше, ещё уже для его языка, от чего у Джи, кажется, просто сносит крышу напрочь. Он вообще знает, что иногда надо уметь вовремя остановиться?

Вонзаясь пальцами ещё больнее в мою несчастную спину, он просто нагло раздвигает свои бёдра и обхватывает мои ноги сверху – это настолько неоднозначно, что я подавился бы слюной от неожиданности, но она вся пропадает в его рту и размазывается по щекам, и затея не удаётся.