Красная - красная нить (СИ), стр. 63

Я вернулся домой, поднялся на чердак и с силой швырнул в стену попавшуюся под горячую руку стойку, а она неведомым образом отскочила от неё и с хрустом впечаталась в лежащую на колонке любимую гитару... Я замер на секунду, а потом, в один прыжок подскочив к инструменту, взвыл безумным голосом: от места удара через всю деку шла уродливая, так дико и неуместно смотревшаяся там трещина...

Это было последней каплей.

Я обессиленно съехал по стене и уткнулся в рваные колени джинс, и глупые, глупые, но от этого не менее солёные и горькие слёзы градом повалили из глаз, попадая на кожу в разрывах ткани. Я ревел, наверное, как девчонка, просто позволил себе вылить всю свою злобу, напряжение последних дней, всё моё накопившееся непонимание чувств Джерарда, обиду и невозможную жалость к испорченной любимой гитаре в виде слёз. Во всём доме было тихо, где-то за стеной у соседей работал телевизор, мамы не было, и именно поэтому я сидел, привалившись к стене, и взахлёб, с хрипами перехватывая воздух, рыдал. Не знаю, сколько я просидел так. Помню только, что колени стали насквозь мокрые, а нос опух и почти не дышал. Наверное, меня привела в сознание хлопнувшая внизу входная дверь.

И мне стало лучше. Голова прояснилась, словно это море мутных слёз внутри моего черепа давило на мозг и мешало быть адекватным, обычным добродушным Фрэнком. Мне на самом деле полегчало, я отпустил, откинул всю эту гадость, что заставляла меня тревожиться и чувствовать себя моральным уродом.

Рука нежно трогала нетронутую трещиной деку лежащей рядом гитары, и мне было просто грустно, без всяких дополнений.

«Идиота кусок. Как можно было так неосторожно вести себя тут? – я гладил лакированное дерево и жутко сожалел о своей вспышке ярости. – Прости, милая, прости. Я обязательно что-нибудь придумаю, хорошо? Может, тебя можно починить?».

Конечно, ответа не последовало, но я хотя бы перестал испытывать чувство жгучего стыда по отношению к ни в чём не повинному инструменту. Остались только сожаление и грусть.

Следующая неделя снова подкинула мне переживаний.

В понедельник, немного задержавшись с Майки после уроков в классе, обсуждая какую-то сложную задачу по физике, мы вышли из школы немного позже обычного. С Джерардом я сегодня пересекался в коридоре, но мы только перекинулись приветствиями и парой слов. Я бы расстроился этому, особенно если учесть, что все выходные я провёл дома, размышляя, как реабилитировать покалеченную гитару. Я просто свихнулся на этой идее настолько, что даже не выходил на улицу. Но я не расстроился. Я подумал, что он уже не сможет больше меня расстроить, хрен ему. В конце концов, я — не кисейная барышня, я — мужик.

«Вот так, Фрэнки, лицо спокойнее, молодец. Голос — пофигистичнее. Можешь ведь, когда захочешь?»

Знал бы я, как ошибался, предполагая, что Джерард не сможет ещё больше вывести меня из состояния равновесия. Если бы знал — прогулял бы школу в тот день, честно!

Мы выходили с Майки, в кои-то веки не исчезнувшим Рэем после занятий, из главных дверей, как у меня развязался левый кед. Нам пришлось отойти чуть в сторону, и, оказавшись за углом школы, я присел, пытаясь негнущимися пальцами вернуть узел с бантиком на место. Всё было бы хорошо, не вздумай я повернуть голову в сторону стены. Там за поворотом кто-то стоял, почти полностью скрытый вечнозелёными кустами какой-то неведомой мне хрени. Я бы посмотрел и забыл, если бы не странное расположение хорошо видной мне обуви — так могла стоять только обжимающаяся парочка. А ещё сама эта обувь... Мало того, что обе пары явно были мужскими, судя по размеру и модели, так одна из них принадлежала не кому иному, как Джерарду долбаному Уэю, только он носил траурные чёрные кеды с ярко-розовыми длиннющими шнурками.

Сказать, что я тихо прифигел — всё равно что промолчать. Майкл беззаветно тараторил что-то по теме физики, я перестал его слушать уже тогда, когда увидел знакомую обувь. Поднявшись с корточек, я чуть отошёл, чтобы лучше разглядеть, какого хрена там происходит, и просто оторопел...

Какой-то довольно высокий блондинистый парень нагло прижимал Джерарда к стене, достаточно откровенно притянув его к себе за задницу. Из-за своего роста казалось, что он нависает над Джи, а тот выглядел смущённой девочкой-старшеклассницей, выкручивая пуговицу на груди верзилы и что-то ему мило бормоча.

В горле пересохло, я опрокинулся в состояние шока... Смотрел на эту дохера странную картину и не знал, что мне делать. Было бы идеальным улыбнуться Майклу, переспросить у него что-нибудь и уйти с ним домой, сразу и начисто забывая увиденное. Но «идеально» – это явно не про меня. Больше всего мне хотелось кинуть чем-нибудь вонючим в кусты — дохлой крысой или чем-то подобным. Меня выворачивало от этого всего, и я мечтал в тот момент треснуть Уэя первым попавшимся под руку предметом по голове. И больше никогда, никогда не верить его затуманенным глазам и мягким влажным губам. Чёртов придурок...

Отчего-то я стал шарить взглядом по окнам классов, выходивших на ту сторону. Мне вдруг стало страшно, что кто-то увидит их. Я такой идиот! Ну какая мне, к чёрту, разница? Это ведь не я там стоял и обжимался с парнем... Я вглядывался в окна и неожиданно заметил на втором этаже девушку с тёмным каре, смотревшую на улицу. Она была довольно близко и явно наблюдала за происходящим за кустами. Мне могло показаться, но на её лице застыла обида вперемешку с каким-то мерзостным непониманием. Я снова уставился на парочку, и меня чуть не выкрутило наизнанку: высокий парень, кажется, лез к Джерарду с поцелуями, а тот как-то пассивно, но всё же уклонялся. Вся эта ситуация не вызывала желания пойти и вмешаться — в ней явно не было насилия. Эти двое смотрелись как кто-то, давно и хорошо друг с другом знакомый.

- Фрэнк? Ау, приём! – бодрые телодвижения Майкла прервали моё разглядывание. Всё это время друг ничего не видел — он стоял спиной к кустам, а я наблюдал через его плечо.

- Не вопи, чувак. Лучше медленно обернись и скажи мне потом, что это за херня там происходит.

Майкл послушался и обернулся, а потом, взяв меня за рукав куртки и выглядя каким-то сконфуженным, будто это он виноват в поведении Джерарда, потянул куда-то вперёд.

- Что это было, Майки? – не унимался я, при этом механически переставляя ноги по асфальту. – Не думай, мне всё равно, чем твой брат занимается в свободное от нашей дружбы время, но прямо у школы — это, блять, верх безголовости...

Майкл передёрнул плечами, но темп нашего марша не замедлил. Он начал говорить таким странным тоном, будто оправдывался передо мной за что-то:

- Это Бернард. Кажется, его зовут так. Он командир волейбольной команды школы. Учится в параллельном с Джи классе. И он влюблён в брата уже около года, что ли. Ты не пугайся, Джерарда иногда переклинивает, и он начинает метаться между плохим и хорошим, между мальчиками и девочками, не в состоянии решить, что же его привлекает больше. А Бернард очень настойчивый, в прошлом учебном году они даже пытались встречаться по-тихому, типа как пара...

- Чёрт, избавь меня от подробностей, а? – не выдержал я и прервал друга, резко выдёргивая рукав из захвата Майки.

- Да нет никаких подробностей. Нифига у них толкового не вышло, и летом как-то всё заглохло само собой. Потом Бернард участвовал в каких-то сборах, потом уезжал на соревнования, потом какое-то время лечил вывихнутую кисть и только недавно снова начал ходить в школу. Да какая нафиг разница? Джерард — он и есть Джерард, что бы он ни творил — его суть от этого не меняется, – со злостью закончил Майкл. – Ты же понимаешь, что это дофига большая тайна? Могила?

- Могила... Делать мне больше нечего, как о твоём брате трепаться. Пошёл он, – как-то чересчур горько выдохнул я и, обгоняя Майкла, пошел к дому.

Тем вечером мы просидели у меня до самой ночи, потому что я наотрез отказался идти к Уэям. Мы бесконечно пили чай и поедали мамину овощную лазанью. Читали комиксы, которые несколько дней назад дал мне Майки, и дурачились, как укуренные. Потом даже умудрились успокоиться и порешали несколько задач по физике, которая давалась мне хуже всего.