Охотники за плотью (СИ), стр. 16
— Твои раны зажили слишком быстро… Ты же понимаешь это, Эм? — девушка мягко коснулась его плеча. — С тобой творится что-то странное.
— Я… Мне пора, — Эмбер еле выдохнул.
Он машинально сжал подарок в руке. Через несколько секунд духу его уже не было в квартире Райли, а девушка так и осталась грустно стоять и изучать мелко раскачивающуюся дверь.
Осталась одна надежда, что ее маленький, но жестокий урок все же будет воспринят Эмбером правильно. Райли рассчитывала, что в итоге он все же пойдет на контакт...
====== продолжение 2 ======
Когда Мэл проснулся, серое небо было уже светло-молочного оттенка там, где касалось горизонта. Он посмотрел на свои руки, которые снова превратились в человеческие. В этот момент к нему пришло понимание, почему стало так холодно: шкура пантеры сошла с него во сне и больше не укрывала их с Данте от порывов ледяного ветра.
Элай и Дагон делись куда-то, по крайней мере, бревно, на котором они вчера засыпали, пустовало.
— Твари инцестные, хоть бы разбудили, — тихо прорычал Мэл и снова уткнулся в прохладное плечо Дантаниэла, мирно спавшего под ним. Пожалуй, даже чересчур мирно для его горячей натуры.
— Дан? — Марлоу вскинул голову. Он сообразил, что друг еле дышит, и потряс его за плечо, сползая с гладкой груди. — Данте. Дан, — он продолжал его трясти, стараясь дозваться на все лады. — Дантаниэл… Ликантроп хренов, вставай. Уже утро.
Ликантроп = оборотень.
Никакого ответа, даже единого движения. Марлоу внимательно вгляделся в знакомые черты. Его сердце, или что бы ни билось теперь на его месте, дернулось в тревожном осознании: что-то пошло не так.
Мэл огляделся и сделал единственное возможное действие, от которого Дантаниэл всегда начинал орать и виться, как центр смерча. Он прижался к его губам, стараясь хоть на минуту ощутить дыхание, хотя бы понять, что он жив. И снова – ни ответа, ни знакомой теплоты, ни посылов ко всем дьяволам и демонам, которые только существовали в природе.
Отсутствие жизни. Как будто он был…
Марлоу отогнал эту страшную мысль.
— Нет. Вот же черт…
Он проворно вскочил на ноги и натянул свои давно не видавшие стирки джинсы. — Где эти двое выродков? Куда они делись, твою мать, когда впервые так нужны…
Выродки словно услышали его призыв. Веселый смех донесся из-за деревьев, и вскоре светловолосые бестии — так их иногда именовал Данте во времена, когда еще мог говорить, — появились из недр парка.
— О, ты уже проснулся. Не хотели тебя будить; мы посмотрели, как вы спокойно спите, и решили вас не трогать, зная, как вы обычно выматываетесь после …
Громкий звериный рык огласил небольшую местность и срикошетил от деревьев, вспугнув стайки молчаливых птиц. Элай не успел продолжить, как тут же оказался болтающимся на ближайшем низком суку, с плотно прижатыми к стволу лопатками.Налитые кровью глаза Марлоу выдавали лютое, непроглядное бешенство, от которого даже видавшему многое Элаю стало не по себе.
— Ах, будить не стали, блондинки безмозглые? Данте еле жив, и вы об этом знаете! О чем вы думали? Куда вы ходили?
— Мы поесть достали. Мэл, ты не мог бы отпустить моего брата? Мне не по себе, когда ты выглядишь, как разъярённый Ариман*.
*Ариман — дух-разрушитель, олицетворение злого начала
Мэл свесил голову. Он согласно кивнул. Уже в следующий миг свободный, как птица, Элай летел через всю поляну в гущу противоположных деревьев. Для мощности Марлоу подкрепил его полет одним известным заклинанием.
— Данте… Почти не дышит, что нам теперь прикажете делать? — рявкнул он на оторопевшего Дагона.
Тот открыл и закрыл рот, затем отбросил оторванную женскую руку, которая свисала с его плеча и задумчиво почесался. Элай, разозленный и красный, показался из-за кустов, вынимая из блестящих волос сухие веточки.
— Ах ты внебрачный выкидыш Лилит*, — надвинулся он на Мэла, тут же получив немой предупреждающий взгляд от брата, который гласил: «Не связывайся сейчас. Опасно.»
*Лилит — злой дух. Первая жена Адама. Ночная демоница, которая убивает детей, мать всех демонов
Марлоу тоже едва дышал. Его будто парализовало от бешенства. Он сжимал и разжимал кулаки, стараясь унять злобу. Глаза ворлока полопались и покраснели, а кожа вот-вот была готова покрыться шерстью демонической черной пантеры, в которую Мэл превращался только в некоторых случаях: когда чертовски злился или был так же чертовски игрив и покорен. Сейчас второй случай Дагон отмел. Проявление этой светлой ипостаси вообще видело не так уж много народу, так как Марлоу с головы до ног был соткан исключительно из свирепости и раздражения. Один Данте мог совладать с его настроениями, но сейчас он лежал на земле бездвижный и бледный, и именно в том крылась причина вспышки гнева Мэла, это было ясно и лисенку.
— Марлоу, ты только не кипятись. Мы сейчас все уладим. На, закуси пока, — Дагон толкнул ему носком ботинка оторванную руку, которую они с Элаем припасли для себя. К сожалению, сейчас это уже было не актуально.
— Нам надо вызвать Шакс! — не слыша его, отозвался темноволосый ворлок. — Это единственный выход.
Элай, который все еще кипел от гнева, чуть случайно не обернулся коршуном от подобной информации.
— Мэл. Сядь. Отдышись. Не надо звать Шакс. Ты же не хочешь, чтобы твои глаза и уши кровоточили, как было в прошлый раз?
— Нам надо вызвать Шакс. Если вы мне не поможете, я вырежу вам языки и заговорю их сделать это без вашего участия. Вы знаете, я могу.
Братья обреченно опустили плечи. Диалог здесь, очевидно, вести никто не собирался.
— Мэл, ты хорошо подумал? Великая Шакс не любит, когда ее беспокоют по пустякам.
— Это не пустяк. Это жизнь того, кто стоит десятка Шаксов, Велиалов, Авонов и Бариаров! — рыкнул Марлоу, перечисляя всех своих старых знакомых, с которыми у него по жизни так и не сложились доверительные отношения.
— Ладно. Хрен с тобой. Иди сюда, Элай. Все равно он не успокоится. Придется вершить очередные глупости, — сдался Дагон.
Элай грязно ругаясь на родном венгерском, отряхнулся и подошел к ним. Он встал так, чтобы смотреть лицом на запад – туда, где небо было чуть темнее.
— Мы об этом пожалеем, — предупредил он и тут же получил тычка от Мэла, который сжал его запястье с единственным, как могло показаться, намерением, — оторвать собрату всю руку. Другая рука Марлоу вцепилась в ладонь Дагона.
Только сложив все их силы, можно было позвать ведьму-мать – великую Шумерскую шептунью, чьи речи были правдивы до боли. Буквально. Ее голос был шершавым, как скользящая по шелку бритва, но если не закрывать уши при помощи волшебных затычек и не прикрывать глаза, они начинали кровоточить. К ее призыву Марлоу прибегал лишь раз в своей жизни, когда надрался до чертей и вырезал в пьяном угаре один маленький европейский городок, по случайности умертвив нескольких избранных, кому была дарована великая судьба. Великая Шакс тогда едва не убила его, но, увы, не могла позволить себе подобную слабость – ведь ее делом были всего лишь предсказания. После того случая ее с Мэлом отношения остались очень натянутыми. Она подсказала ему, как исправить ситуацию и переместить нужные души в другие смертные сосуды, но за это Марлоу поплатился частичной глухотой, которую не мог вылечить пару десятков лет кряду.
Сейчас лицо его оставалось бледным, но решительным. Дагон даже удивился, насколько сильно Марлоу желал исправить то, что они натворили.
— Затычки, — Мэл произвел на свет несколько заколдованных ватных шариков, которые все еще держал при себе. К сожалению, их оказалось всего четыре. Тот, кто говорил с вещуньей, обязан был слышать ее слова. А вот чтобы вызвать великую, силы одного ворлока точно не хватило бы.
— Мы готовы, Мэл. — Элай и Дагон заложили уши. Марлоу стоял посередине. Это значило, что говорить с Шакс предстояло ему.