В пустыне нет слёз (СИ), стр. 38
— Что ты сказал?! — мгновенно разозлился я, подскочив к альфе. — Он мой друг! Не смей так о нём говорить!
— Он прав, Бэк! — спокойно отозвался Чонин. — Для нас, омег, твой друг обычный паренёк. Но альфы ведь устроены иначе! С Кёнсу переспало множество альф, и каждый из них наложил свой след и запах. Для любого альфы Кёнсу сейчас будет пахнуть отвратительно, и, прости, но пары среди них он не найдёт.
— Но ведь он это делал не специально! — продолжал возмущаться я.
— Какая разница! — вздохнул старший омега.
— А вот от Лухана пахнет божественно — какими-то сладкими фруктами и цветочками. М-м-м, аж мурашки по коже, — блаженно улыбаясь, промурлыкал Сехун.
Я посмотрел на альфу испепеляющим взглядом и повернулся к двери, мгновенно заметив исчезнувшую тень. Стараясь не шуметь, положил нож на стол и выбежал в коридор — только пятки Кёнсу сверкнули.
Я отыскал друга на крыше общежития — он сидел на самом краю и, судя по дрожащим плечикам, плакал. Виновато опустив голову, я присел рядом и крепко его обнял. Не зная, как успокоить Кёнсу, я принялся рассказывать ему о приключениях, пережитых в пустыне. Немного приукрашал их, где-то наоборот недоговаривал. Но затея удалась — вскоре друг лишь изредка всхлипывал, щуря красивые карие глаза, обрамлённые влажными от слёз ресницами.
Как бы я хотел, чтобы мой Кёнсу был счастлив.
***
На ужине собрались все, кроме Чунмёна, отдыхающего наверху. Всё ещё обиженный на Чанёля, сидевшего во главе стола, я сел с другого края, рядом с Кёнсу. К счастью или к несчастью — это как посмотреть — Лухан успел отреставрировать простреленное дважды плечо Пака и замотал свежим бинтом. Я бы, пожалуй, в обморок брякнулся от такой картины.
Счастливый Тао, не сводящий с Чонина влюблённого взгляда, притащил откуда-то из своих закромов бутылку вина и щедро наполнил ими кружки.
— Что ж, — поднялся из-за стола Чанёль, — сегодня мы выиграли тяжёлый бой. За вас, друзья!
Все обрадовано загудели, ударяясь металлическими кружками. Я лишь слегка пригубил алкоголь, а вот Кёнсу выдул всё и долго ещё морщил гладкий лоб.
— Я подумал, что было бы неплохо остаться жить в «Белой лилии», — во время ужина заявил Чанёль. — Как вы думаете?
— А как же Город? — растерялся Сехун, до этого без устали подкатывающий к жующему Лухану.
— Ну а что Город? — пожал плечами Пак. — Там мы чужие, а здесь создадим своё, общее. Восстановим крепость, теплицы, здания. Будет свой дом в бескрайней пустыне. Я раньше по молодости мечтал отправиться вместе с караванщиками по миру, искать остатки прежней жизни; её потерявшие прежнюю красоту обломки, а сейчас понял, что неважно где ты. Важно — с кем ты делишь свою жизнь. Сейчас здесь все мои друзья, и я хотел бы остаться именно тут. Не хочу больше кочевать, искать невидимые идеалы…
Чанёль замолчал и обвёл взглядом притихших друзей, задержав взгляд на мне.
— А что думает мой омежка, так безрассудно усевшийся подальше от меня? — в доброжелательном тоне чётко угадывались стальные нотки.
— Было бы неплохо остаться здесь, — уткнувшись в тарелку, пробурчал я.
Сразу после окончания ужина Чанёль сгрёб меня в охапку и, невзирая на мои писки и слабые трепыхания, потащил на второй этаж. Напоследок я услышал хихиканья омег и смущённо покраснел — что они теперь обо мне подумают?
— А теперь говори, что это было! — рыкнул Пак, затолкнув меня в одну из свободных комнат.
— О чём ты? — изумился я.
— Мой омега, ради которого я рисковал жизнью, даже не сел рядом со мной во время ужина! — заорал Чанёль, яростно раздувая ноздри. — Как ты мне это объяснишь, а?!
— А ты не рычи на меня! — обиженно засопел я. — Сам заперся с этим своим Луханом на целый вечер. Откуда я знаю, чем вы там занимались?
— Он вытаскивал пулю из моего плеча! — рявкнул Чанёль. — А ещё рассказывал о том, как выжил после похищения! Как сбежал от тех альф, как искал меня по всему метро, как потом мотался по Городам, путешествовал с караванщиками, прикидываясь бетой!
— Все омеги такие сильные, а я цветочек, — тихо всхлипнул я, но альфа даже не услышал.
— Лучше скажи, что я сделал не так? Ты понял, что я слишком стар для тебя? Что не хочешь со мной быть? Или ты встретил истинного? — засыпал меня вопросами Пак.
— Всё сказал? — сложив руки на груди, поинтересовался я. — Нет, Чанёль, никого я себе не нашёл! Я о тебе, дураке таком, волновался! Места себе не находил! А ты, вместо этого…
Но договорить мне не дали — сжали в жарких объятиях и начали страстно целовать. Вначале я покорно обхватил шею Пака руками, но когда воздух в лёгких закончился, принялся легко бить его кулачками по плечам.
— Мой сладкий, только мой, — шептал Чанёль, касаясь распухшими от поцелуя губами моих порозовевших скул. — Дай-ка я тебя понюхаю!
Этот изверг и собственник в мгновение ока избавил меня от одежды (и это с простреленной-то рукой!) и принялся обнюхивать с головы до пят, даже подмышки заглянул и коленные чашечки облизал!
— Вишнёвый мой, маленький мой, — бормотал он, изучая губами каждый изгиб моего тела.
— Чанни? — позвал я альфу, ёжась от приятных ощущений. — Ну, Чанни!
— Что? — сидя на коленях и играя языком с моим членом, недовольно отозвался альфа. — Как ты вообще можешь о чём-то думать, когда я тебя ласкаю?
— Глупый, я же о тебе думаю, — улыбнулся я, поджимая от удовольствия пальчики на ногах.
— И что же ты надумал? — сложив широкие ладони на мои обнажённые ягодицы, полюбопытствовал Пак.
— Ты меня любишь?
— Люблю.
— Только меня?
— Да, глупый!
— А ничего, что я не умею драться? И что плачу постоянно?
— Пф, Чонин и твой мелкий дружок Кёнсу успели мне в красках рассказать о твоих подвигах!
— Ты и с Кёнсу успел познакомиться?!
— Да, пока ты дулся.
— А Лухан точно не твой истинный?
— Я тебя отшлёпаю, мало не покажется!
— А ты правда решил остаться в «Белой лилии»?
— Да.
— Почему?
— Потому что ты этого хочешь, а значит и я хочу!
— И я люблю тебя, Чанёлли! — узнав всё, что хотел, я счастливо зажмурился и задрал к потолку нос. — Можешь продолжать!
— Ты об этом, что ли? — фыркнул Пак, ткнув пальцем мой затвердевший член.
Увидев, что я вновь начал дуться, он счастливо рассмеялся и повалил меня на кровать, наклонившись сверху. Вот только боль в плече дала о себе знать и он медленно осел, полностью укрыв своим телом.
— Больно, Чанни? — встрепенулся я.
— До свадьбы заживёт.
— Какой свадьбы?
— До нашей!
— Ну ты загнул! — расхохотался я.
Захотев продолжить начатое, превозмогая смущение, я принялся расстёгивать рубашку на альфе, но увидев перебинтованный живот, побледнел и ойкнул.
— Эй, ты куда? — возмутился Пак, когда я поспешно укрыл нас одеялом и отвернулся к стене.
— Никуда! Спи давай!
— Что значит спи? А как же секс?!
— Какой секс? Ты весь в бинтах! — зашипел я.
— И что? Я же не умер!
— Я не хочу, чтобы ты пострадал ещё больше!
— Я пострадаю уже сейчас — у меня сперма из ушей вот-вот польётся!
— Тебе нельзя двигаться!
— Тогда сделай всё сам!
В комнате повисло неловкое молчание. Хорошо, что на улице уже стемнело, а в коридоре стихли последние шаги друзей, разошедшихся кто куда.
Превозмогая робость и смущение, я вновь отбросил в сторону одеяло и склонился над Чанёлем, неуклюже его целуя. Он специально не перехватывал инициативу в поцелуе, покорно приоткрыв губы, пропуская в рот мой язык. Поцелуй становился всё более влажным и пошлым, в то время как дрожащие руки боролись с ремнём и ширинкой.
Наконец я стянул с альфы остатки одежды и неуверенно замялся, не зная, что делать дальше. Он же молча протянул здоровую руку и заправил мне за ухо прядь выбившихся чёрных волос. Улыбнулся, погладил по щеке и хитро прищурился.
— Садись поближе, я тебя растяну.
— Что? — я задохнулся от смущения и, если бы не твёрдая рука, сцапавшая меня за шею, точно убежал спать на крышу.