В борьбе обретёшь ты...Часть 1 (СИ), стр. 88

Оказывается, угрюмый и вечно чем-то недовольный декан был любовником старшего Малфоя. Поттер долго не мог уложить в голове эту новость. Вернее, новостью она была только для него, остальные говорили об этой связи как о чём-то давнем и привычном.

Время от времени Гарри натыкался на однополые парочки здесь, в Хогвартсе – то Флинт зажимал в углу какого-нибудь симпатичного мальчишку, то Виникус-средняя и её подружка с шестого курса выбирали для поцелуев недостаточно укромный уголок. Такие случаи заставляли буквально сгорать от стыда и быстренько убираться. Но это всё равно воспринималось как местный колорит, Гарри даже немного привык.

Но представлять за этим, так сказать, занятием взрослых людей... Даже оставив в стороне интим, который вообще не поддавался никакому осмыслению – целовать Снейпа, брр! – оставалось только дивиться, как терпит такое положение остальная «Мордредова семейка».

Драко Малфой ничуть не был смущён и по любому поводу моментально кидался на защиту Снейпа, совсем как Грейнджер, когда при ней нелестно отзывались о Макгонагалл. Что думала и как чувствовала себя похожая на сказочную фею Нарцисса, Гарри не брался даже вообразить.

В общем, Гарри спросит у дяди – нет, отца! – совета, но сексуальные пристрастия декана сохранит в тайне.

– Мистер Поттер! – а вот и Маккошка, легка на помине. – Вы заставляете себя ждать! Пройдите к преподавательскому столу, не задерживайтесь!

Гарри пожал плечами, улыбнулся обеспокоенному Пьюси и зашагал по центральному проходу, ощущая спиной настороженно-недоброжелательные взгляды всего зала. Поттер надменно выпрямился и мысленно показал всем «фак». Видать, с учениками тоже проводили беседы насчёт предстоящего цирка – Гарри ничуть бы не удивился.

Директор Дамблдор вызвал его накануне, угостил неплохим чаем и долго мотал нервы, выспрашивая о житье-бытье Гарри в Слизерине. Гарри честно изображал идиота, жалуясь на непростые нравы змеиного дома и несправедливого декана, который чихать хотел на особый статус Золотого мальчика. Потом Дамблдор сдержанно сетовал на несчастливое распределение, которое самому Гарри уже не казалось неудачным.

Репутация Слизерина, конечно, была та ещё, но зато ни на одном факультете не было такого количества отпрысков старых семей. Нигде больше Гарри не смог бы понаблюдать чистокровных магов в естественных условиях.

В Слизерине было принято отвечать за свои слова и поступки, зачастую головой. Никто не корчил из себя невесть что и не пытался казаться лучше, чем есть. Змеи были сдержанны на людях, но абсолютно не стеснялись «своих». За «своих» они бросались в драку, не раздумывая и не ища никакой выгоды. В общем, Дадли прижился бы в змеином доме, как родной, и за это Гарри простил своим однокашникам все их неприязненные взгляды и нелестные высказывания.

А ещё Поттер частенько развлекался, гадая, кто из его соучеников светлый, а кто тёмный маг. Как проверить свои догадки он не знал, но надеялся придумать что-нибудь.

Наконец, спустя час пустых разговоров, Дамблдор приступил к делу. Гарри Поттер, надежда магической Британии, должен был дать интервью популярнейшей в Британии газете «Ежедневный Пророк». Гарри «Пророк» уже видел, восхитился движущимися колдографиями и едва не умер от смеха, читая наивные статьи. У маглов любая желтая газетёнка врала намного складнее.

Директор принялся пространно рассуждать, как правильно подать информацию, и Поттер развеселился окончательно. Судя по тому, что ему не дали список вопросов и не велели наизусть выучить ответы на них, понятие «пиар-акция» магам неизвестно. Тем лучше.

Эпохальное интервью предполагалось совместным – с «лучшими друзьями». Это было замечательно. Гарри сомневался, что рыжий Рон позволит кому-нибудь хоть слово сказать. Из всех его «лучших друзей» – зануды, мямли и хвастуна, Ронни больше всех был похож на героя. Себя Гарри числил «скромным парнем себе на уме» и отчётливо осознавал, что герои из таких ребят выходят не ах.

– Мистер Поттер! – а вот и любимый декан, опять с кислой мордой. – Не стойте столбом, займите своё место и попытайтесь не опозориться!

Поттер завёл глаза. Вот что за человек? Правой Руке нужно воздвигнуть памятник – Гарри каждые выходные носил бы цветы к его подножию.

Отношения со Снейпом не улучшались, и Поттер оставил безуспешные попытки наладить их. Вернон Дурсль учил сыновей отличать перспективные дела от безнадёжных и никогда не уделять последним больше пяти минут в день.

Немного радовало, что мадам Помфри сдержала обещание и от души рявкнула на Снейпа. Тот, ясное дело, не образумился, просто сам факт заступничества грел душу.

Плохих оценок не убавилось, но Гарри не парился – оказывается, экзамены по всем предметам принимала комиссия из Министерства. Поттер цинично решил, что меньше «Выше ожидаемого» герою магической Британии не поставят, и с чистой совестью перестал выворачиваться наизнанку перед преподавателями. Теория давалась ему легко, и Гарри немного сбавил темп.

Появившееся свободное время Гарри посвящал заброшенной было «Физиологии человека» и прогулкам по Хогвартсу. Гарри бродил по залам и коридорам до самого отбоя, надолго застывая перед мозаиками и витражами, статуями и портретами – огромный замок завораживал его.

Портреты, кстати, у магов были живыми и даже могли разговаривать. Правда, при этом они очень смущались и называли собеседника господином, а то и повелителем. Гарри старался не тревожить застенчивых обитателей портретов без крайней нужды, его слегка коробила откровенная паника в нарисованных глазах. Привидения, как им и положено, всё время где-то прятались, а знаменитого полтергейста Пивза Гарри видел всего пару раз, и то издали.

– Где ты ходишь? – сердитым шёпотом спросила Гермиона, а Рональд деловито распорядился: – Ты самый мелкий, стань вот здесь, чтобы тебя хоть чуть-чуть было видно.

– Добрый вечер, – прохладно сказал им Гарри и ободряюще улыбнулся Невиллу. Тот явно нервничал, переминался с ноги на ногу, поминутно одергивал мантию и поправлял галстук.

Поттер нахально встал чуть впереди троицы, заправил за ухо упрямую прядь и принялся любоваться потолком Большого зала – это ему никогда не надоедало. Есть хотелось всё сильнее, значит, он потратил на Пьюси достаточно много сил. Интересно, можно как-то регулировать интенсивность магического воздействия? На занятиях они только махали палочками и произносили затверженные слова на латыни, которую ехидный Малфой называл «кухонной» – никто из преподавателей не заострял внимания на сознательном усилии при сотворении чар и заклятий.

Лишь Макгонагалл говорила: «Представьте результат. Только развитое воображение делает из мага хорошего трансфигуратора». На своё воображение Гарри никогда не жаловался, но трансфигурация ему не давалась совершенно. Значит, дело не только и не столько в воображении. А в чём?

Кроме того, в гостиной тот же Малфой спокойно обходился без латыни и без палочки – зажигал Люмос и призывал книги, хотя чары призыва они ещё не проходили. А ещё щекотал Миллисенту, когда та чересчур увлекалась вязанием, а не им, несравненным Хорьком. Вязала, кстати, Милли руками – крохотным крючком вывязывала безумно сложные и неимоверно красивые кружева. Правда, Гарри не был уверен, что тут обходилось без магии, а спросить побаивался.

У Поттера было подозрение, что все чистокровные скрывают большую часть своих способностей, а палочками пользуются только в серьёзных случаях – в работе или в драке. Недаром он так и не смог с достоверностью вычислить ни одного тёмного мага.

– Это и есть знаменитый Мальчик, Который Выжил? – раздался за спиной уверенный женский голос. Гарри вздрогнул от неожиданности и, не торопясь, обернулся. – Маловат он для героя.

На него насмешливо, поверх очков, смотрела средних лет дама, не столько красивая, сколько яркая. Тётя – нет! – мама называла таких женщин «эпатажными» и неодобрительно поджимала губы. Безжалостно завитые белокурые волосы, кроваво-красная помада на губах, покрытые фиолетовым лаком ногти, невообразимо вызывающая мантия и очки в стразах – похоже, дама была не дамой, а как выражался Вернон, дамочкой.