Блёстки (СИ), стр. 20

- Не надо? Да что ты? – ухмыльнулся он, – Еще минуту назад было надо! Куда подевалась твоя смелость, Томми?

Стянув-таки с меня штаны и оставив только трусы, он так же ловко вытряхнул меня из широкой футболки. А у меня чувство, словно тело не мое. Руки болтаются плетьми, позволяя чертовому искусителю делать все, что он захочет.

- Не надо… – слабо повторил я, уже не надеясь на благополучный финал.

Билл встал с меня и оглядел свою работу.

- Спи, пьяный идиот, – вдруг рассмеялся он, – Черепашку покажешь завтра.

И когда он, выключив верхний свет, уходит, ощущаю неожиданно-горькое чувство сожаления.

Нет, определенно это было не самое лучшее утро, которое могло бы быть в моей жизни. Но оно было таким и никаким больше, после моей вчерашней попойки, быть не могло. Поморщившись, я сел на своей кровати. Черт! Дорвался на свою голову. В очередной раз подумав, что излишки плохи во всем, застонав, я слез с кровати и пополз в душ, надеясь на его благотворное воздействие. Это был единственный шанс на спасение.

Воспоминания о вчерашнем вечере накрыли меня тогда, когда я водил намыленной мочалкой по своей спине, хитро вывернувшись, чтобы суметь потереть мыльной пеной между лопаток.

- Б*ядь! Ёб*ный же стыд! – завопил я и сполз на пол по стене душевой кабинки, обхватив мыльными руками свою больную голову.

- Я педик! Я чертов латентный педик! – Если бы я мог, я бы, наверное, зарыдал, но слезы отчаянно отказывались появляться. – Шлюха какая... Это же надо так себя предлагать-то, а? – скулил я, стукаясь затылком об стенку.

Где-то с полчаса я боролся с желанием просидеть под струями душа всю жизнь, пытаясь смыть с себя этот несмываемый позор. И только когда кожа на подушечках пальцев сильно сморщилась и онемела, заставил себя выбраться из своего убежища.

Потом я еще полчаса сушил дреды, потом полчаса мазал их воском, потом полчаса выбирал одежду. Я готов был закрыться в комнате на целый день, а быть может на два, лишь бы не попадаться на глаза черной гадюке. Вынести его победоносной рожи я бы просто не смог, удавился бы на месте, смыв тем самым позор своей кровью.

Но когда я мерил на себя пятую за полчаса футболку, в дверь постучались, а через секунду в комнату ворвалась гадюка, заставив меня застонать. Черт, ну почему я не спрятался под кроватью? Хотя этот и оттуда бы выудил!

- Доброго вам утречка, Томас! – пропела сволочь, заставив меня сжаться и слабовольно потупить взгляд.

- И что это мы такие неразговорчивые? Вот то ли дело вчера.... – в открытую глумился Билл, заставляя кипеть все у меня внутри.

- Уйди. – Зловеще тихо сказал я.

- Томми, а знаешь, ты крайне сговорчив, когда пьян, может мне тебе почаще наливать, а? – Билл подошел ко мне сзади и потрепал меня по распущенным дредам.

- Уйди, сказал! – Пробубнил я, тут же покраснев от гадюкиных манипуляций с моими волосами. Это было чертовски приятно, то, как он трепал меня по голове. Странно-приятные чувства пугали, и я поспешил отойти в сторону. Билл засмеялся, ничуть не смущаясь моему негостеприимству.

- Какой неласковый мальчик, – смеясь, проговорил Билл, снова подходя ко мне почти вплотную, пытаясь поймать мой взгляд, но я усиленно отводил его, глядя на что угодно, только не на него. Билл обхватил своими ладонями мое лицо, заставив глядеть на него.

- Ну, что ты как не родной? – явно издеваясь, спросил он, чуть сильнее сжав тонкими пальцами с удивительно сильной хваткой мои щеки.

Положение было какое-то сильно унизительное, с какой стороны на него ни гляди, и я, обреченно вздохнув, все же решился и посмотрел в раскосые гадючьи глаза.

- Не обломится – не старайся. – Устало выдохнул я, не сумев долго выдерживать пристального сканирующего взгляда, перевел свой на полные розовые губы.

- Так вчера почти обломилось, – усмехнулись полные розовые губы.

- Так почти, но не обломилось же… – все тем же измученным тоном выговорил я, глядя теперь на родинку под нижней полной розовой губой.

- Потому что я сам не взял! – самодовольно вздернулся правый уголок рта.

- Так не взял же… – пожал плечами я и вырвался из плена цепких пальцев, – больше такого шанса тебе не представится. Улетела твоя птица счастья! – я, как мог, изобразил эту самую птицу, помахав передними конечностями для наглядности.

Билл молча наблюдал за моими манипуляциями, внимательно разглядывая мое наигранно по*уистическое выражение лица. И, признаться, через минуту от столь пристального взгляда стало не по себе. И когда я хотел уже возмутиться его столь наглому разглядыванию, он неожиданно схватил меня за руку и повалил на стоящую рядом кровать. Я еще и понять-то толком ничего не успел, как он заполз на меня сверху.

- Дай-ка я тебя поцелую. Давно хочу… – выдохнула чертова гадюка и присосалась к моему невинному рту. И его полные розовые губы влажно заскользили по моим… Жар волной накатил на мое обездвиженное тело. Он словно впрыснул в меня свой яд, лишив движения и воли, и теперь завтракал мной. Медленно. Со вкусом.

Усмехаюсь своим мыслям, так и не найдя сил к сопротивлению. Он целует, а я позволяю. Не отвечаю, а только позволяю… Ч*ртова гадюка! Вкусно пахнущая, красивая, до жути сексуальная гадюка… Ну, отпусти же ты уже меня…

С влажным чмоком, Билл оторвался от поедания моих губ и, усмехнувшись, уставился на мое безвольное лицо.

- Доволен? – прошептал я, следя, как юркий язычок пробежался по пухлым, таким красным теперь губам.

- Вполне… Мне продолжить? – спросил он, не отрывая взгляда от моих губ, и снова плотоядно облизнулся.

- Тебе не поплохеет от такого количества счастья за раз? – как-то подозрительно тяжело дыша, поинтересовался я.

- Не поплохеет, не переживай… – также ехидно ответил он, и я вижу, что его грудь так же, как моя, тяжело вздымается.

В одну секунду в голове пробежала куча мыслей. Стало страшно. Ведь то, что вчера я мог списать на пьянство, сегодня не поддается оправданию. Я добровольно, абсолютно без всякого сопротивления даю себя лобызать ПАРНЮ! И не просто парню, а ГАДЮКЕ! Я точно обезумел, растерял где-то последние мозги, но факт остается фактом – я хочу эти губы, такие пошло красные, такие пухлые, такие влажные. Господи, дай мне сил выстоять перед этим искушением!

Не успел я додумать мысль, как Билл нетерпеливо впился в мои губы снова, а я, как будто только того и ждал, призывно открыл свои, ловя его тяжелый выдох, почти стон, и почувствовал его язык, ласково потершийся об мой. Теперь была моя очередь стонать. Его руки, осмелев, плавно подлезли под мою футболку, приятно поглаживая живот.

- Бииилл… – выдохнул я, чуть оторвавшись.

- Тихо. – Строго прошептал он, облизывая мою нижнюю губу, а совсем обнаглевшие руки спустились еще ниже, нежно, но уверенно лаская пальчиками кожу вдоль кромки трусов.

Я как будто сошел с ума, потому что в этот момент мне казалось, что я умру, если его сейчас оторвут от меня. Но теплая ладонь, нырнувшая под резинку трусов и тут же принявшаяся ласкать мой лобок, настолько напугала меня, что я, почти не дыша от страха, со всей силы оттолкнул Билла от себя, заставив его кубарем скатиться на пол. Он пару секунд сидел, непонимающе хлопая глазами, а потом перевел чернеющий взгляд на меня.

- Сдурел? – прошипел он, медленно поднимаясь с пола и потирая ушибленное бедро.

- Уйди! – зажмурившись, чтобы не видеть его такого – с красными губами, с расширившимися от страсти и гнева зрачками, такого растрепанного и до ужаса сексуального – закричал я.

- Первый раз в жизни встречаю такого труса! Труса и идиота! – со сталью в голосе сказал Билл и, даже не взглянув на меня, вышел из комнаты. А у меня образовалось какое-то подленькое де жа вю.

Осознание случившегося произошло значительно позже, когда я услышал не типичный для Билла громкий звук закрывающейся входной двери, когда в доме стало тихо, совсем тихо, так тихо, что звенело в ушах.  Меня разрывало от противоречивых чувств, с одной стороны хотелось забиться в темный угол и сидеть там долго – долго, до тех пор, пока это все не закончится само собой, а с другой хотелось вскочить и что есть сил бежать за ним, за Биллом. Вот это-то и сводило с ума, именно это. Становилось жутко от такой концентрированности чувств, испытываемых мной. Выкинуть из головы не получалось, забыть уже не возможно, смириться не давала гордость и упрямство. Губы до сих пор хранили тепло его поцелуев. Я неосознанно дотронулся до них пальцами, легко проведя по ним, будто стирая эти поцелуя или собирая их на кончики пальцев, не знаю... Я уже ничего не знал, но очень хотел, чтобы не было так тихо вокруг.