Дитя Плазмы, стр. 44

– И где же тут, по-вашему, вымысел? – насмешливо осведомился Николсон.

– Да хотя бы в той же истории этого сумасшедшего русского! То есть, он безусловно феномен, я не отрицаю, но то, что он рассказал о каракатице, о каких-то там Мудрецах и колонии исчезнувших американцев, – чушь от первого до последнего слова! О рептилии он мог, в конце концов, где-нибудь разузнать. С его способностями это не так уж и сложно. Он мог ее в конце концов видеть, но все прочее…

– Значит, вся его история – выдумка?

– Безусловно. Выдумка или игра больного воображения.

– Господи! – Николсон ударил себя кулаком по колену. На щеках его заиграл румянец. – Да ведь Джек измерил и просветил его со всех сторон. Какой там феномен! Это вообще не человек! По крайней мере в биологическом плане. И даже ваши собственные офицеры признавали это! При чем тут больное воображение, если факты сами говорят за себя? Имея обычное телосложение, этот парень весит чуть ли не полтора центнера, зубами перекусывает металл, а та же телепатия для него – семечки. Увы, даже наш милый Корбут, краса и гордость НЦ, в подметки ему не годится… А речь?! Вы слышали его речь? Он наговорил две кассеты. Джек утверждает, что это был безупречный английский, а здесь мы вдруг обнаруживаем, что магнитофон записал русскую речь! Как могло такое произойти? Вы можете это объяснить? Я нет. И абсолютно не понимаю, во что превратилась его армейское обмундирование. Не поленитесь и ознакомьтесь с выводами экспертов, изучающих образцы ткани. Это нечто неописуемое. Почти кевлар по прочности, а по термостойкости и вовсе превосходит все используемые в промышленности полимеры.

– Одно то уже, что он русский, о многом говорит. Во всяком случае это косвенным образом подтверждает его историю.

– Не улавливаю связи, – Симонсон пожал плечами. – Беженцев из Союза здесь хватало во все времена. Кроме того вы уже запрашивали сведения о всех без вести пропавших. У русских таковые не значатся.

– Я в это не верю, – вмешался координатор. – Все, что хоть в самой малой степени касается военных секретов, всегда было у русских тайной за семью печатями.

– Вы считаете сведения о пропавших без вести военным секретом?

– Важнее, что так считают они. Собственные боевые потери русские вечно сводят к минимуму.

– Но у нас же с ними общая программа!

– Плевали они на эту программу, – Николсон фыркнул. – У них свои интересы, а, значит, и свои программы. Каракатица ползет к Штатам, стало быть, у русских имеется возможность понаблюдать за происходящим со стороны. Зачем им облегчать нашу задачу?

– О чем вы спорите? – с тоской вопросил Йенсен, и все враз замолчали. Неуверенно кашлянув, координатор заметил:

– Разве это не касается существа дела, Джек?

– Совершенно не касается, – Йенсен помассировал виски. На мгновение лицо его сморщилось, разом превратившись в маску дряхлого старца, но он сделал над собой усилие и, вернув свой прежний облик, вежливо улыбнулся.

– Мы и без того знаем, что связь между каракатицей и Гулем существует. Нам незачем доказывать это. Вспомните хотя бы о показаниях тонометра. То же говорит и Корбут. Я, конечно, не психиатр, но мне кажется, что Гуль вовсе не похож на сумасшедшего. Обычный парень, рвущийся с чужбины домой, – достаточно наивный и совершенно не подготовленный к тому, с чем довелось ему столкнуться. Как бы то ни было, эксперимент с переездом в Мемфис развеет последние сомнения. Впрочем, есть и другой путь. Можно связаться с нашим резидентом в России, и уже через неделю у нас будет полная информация о Гуле: фотографии, отпечатки пальцев, его прошлое и друзья. Попутно переправим через наших людей и письмо для родителей Гуля.

– Он написал его сам?

– Нет, он только диктовал. Бумага вспыхивает в его руках, поэтому писать он не может.

– Фотографии, отпечатки пальцев… Джек! Но ты говоришь о полной идентификации человека! – воскликнул координатор. – Мы не можем ждать эту неделю.

– Мы и не будем ждать, – Йенсен обратил к нему больные глаза. – Нужно действовать по старому плану. Другого выхода у нас нет. Сожалею, но вам, полковник, придется пока поверить во всю эту чертовщину. Перевезем русского в Мемфис, проведем дополнительные анализы. Словом, сделаем все, что успеем. Кроме того, считаю, что наблюдение за городами, угодившими в список, необходимо продолжать.

– Вы думаете, этот русский не единственный? – Беркович нахмурился.

– Нет, не думаю. Но лучше все-таки не рисковать. И еще. Мне необходим помощник. Скоро я буду валиться с ног. С этим парнем нельзя находиться долго в замкнутом пространстве. К сожалению, мы не подумали об этом сразу.

– Джек, по-моему, с кандидатурой в помощники все ясно, – Николсон обиженно выпятил нижнюю губу.

– Нет. Мне нужен опытный физик-экспериментатор, желательно, экстрасенс. Я делаю в этих лабораториях все, что могу, но я мало что смыслю в подобных вещах. А здесь требуется достаточно высокая квалификация.

– Что, в НЦ нет таких специалистов? – Беркович усмехнулся. – Ушам своим не верю, вы ли это говорите?

– В НЦ есть такие специалисты, – Йенсен опустил глаза. – Но у меня возникла идея подпустить к нему Корбута.

– Корбута?…

– Это исключено! – сходу отрубил Симонсон. – Корбут нужен здесь. Он костяк всей поисковой группы. И потом, если с ним что-нибудь случится, кто будет отслеживать маршрут каракатицы, ездить по этим чертовым городам, угодившим на прямую? Нет… Мы слишком зависим от вашего экстрасенса, чтобы впрямую рисковать им.

– Вы правильно заметили: это наш экстрасенс, – сухо проговорил Йенсен. – И мы вправе распоряжаться собственными кадрами так, как нам заблагорассудится.

– Не забывайте, операция проводится совместными усилиями!

– Я не забываю. Именно по этой причине и советуюсь с вами, – Йенсен с апатией подумал, что после того, как все кончится, он будет ненавидеть Берковича с Симонсоном. Наверное, и они будут платить ему той же монетой – просто так, без каких-либо особых причин, лишь потому, что случай свел их вместе, на деле показав, насколько разные они люди.

Он утомленно обратился к координатору.

– Сожалею, но мне не следует долее задерживаться. Я обещал Гулю вернуться пораньше.

– Да, конечно, – координатор обеспокоенно встрепенулся, взгляд его построжал. – Господа, думаю, нам стоит прислушаться к мнению мистера Йенсена. Корбуту мы подыщем временную замену. Уверен, Джек знает, что делает.

…Слабый кисловатый привкус. Что-то отдаленно напоминающее лимонад. Поставив пустую бутылку на стол, Гуль прислушался к себе. Волна за волной тепло разливалось от желудка. Становилось жарко. На всякий случай он отодвинулся подальше от пишущей машинки. В каретку было заправлено очередное письмо домой. Ему удалось напечатать его только с четвертой попытки. Йенсен обещал переправить на родину всю корреспонденцию, и Гуль с радостью ухватился за предоставленную возможность.

Сегодняшним утром с порцией крови из него вышла вторая пуля. И только теперь он по-настоящему чувствовал, что выздоравливает. Тело шло на поправку, а душа болела. Несмотря на чудесную встречу с Йенсеном, Гуль отчего-то не верил в скорое возвращение домой. Препятствия, о которых он не подозревал раньше, вставали на его пути одно за другим. Проблема одежды, проблема с питанием, пагубное воздействие на окружающих, расплющенные пули, которые могли оказаться далеко не последними.

По словам Джека – Гулем заинтересовались определенные влиятельные круги, и отмахнуться от этого факта было никак нельзя. Их интересовали феноменальные возможности Гуля, а его интересовала одна-единственная – возможность возвращения в Россию. Вполне вероятно, что он обманывал себя. Потому что и дома ему не избавиться от тех проблем, что встали перед ним здесь. Он хотел жить в этом мире – и не день-два, а долгие десятилетия. Но можно ли жить уродом среди нормального человечества? Кому нужен еще один Квазимодо?… Расторопный Йенсен умудрился достать для него костюм, сшитый из асбестовой ткани, а чуть позже преподнес медальон из куска обогащенного урана. Под действием радиации раны на груди заживали гораздо быстрее. На какие другие ухищрения придется ему пойти, чтобы сыграть роль полноценного человека? Завести асбестовый гардероб? А стены дома, пол и крышу застелить свинцовыми плитами?…