Кто?, стр. 74
футбол. Большего мячу о человеке знать не дано, да и не надо. Но разве этим
исчерпывается вся полнота человеческого бытия?
Точно также и здесь – запустив механизм метода философского обобщения в
отношении невидимого объекта, который мы, к тому же, замыкаем на себе, мы сразу же
методологически обеспечиваем себе односторонний и слишком узкий взгляд на этот
объект, чтобы понимать его в полном развороте. Потому что этот взгляд видит лишь то,
что сопричастно только нам. Всего остального в невидимом объекте (если всё остальное
никак не связано с нами) мы никогда не увидим.
Допустим, что в полной темноте мы получили чем-то неизвестным и от кого-то
неизвестного ощутимый укол. По анализу произошедшего мы вполне можем представить
себе то орудие, которым произведёт укол, только в той его части, которой
103
непосредственно и был произведен сам укол. Далее этого, распространяясь по всем
версиям выше места укола, мы ни о полной конструкции орудия, ни о том, кто произвел
им тычок – знать уже не можем. Дальше нам не дано. Вот примерно так выглядит
аналогия с познанием невидимого объекта, проявившего себя в какой-то деятельности,
затронувшей наше бытие.
А как же раньше (спросит читатель)? А раньше у нас такой беды не было – мы
искали функцию собственной психики для собственного же бытия, и в этой функции
должна была раскрыться вся полнота этого бытия. Тут никаких тайн (от самих себя же!)
быть не может. А те тайны, которые есть – это тайны Третьего Бытия. Это Оно напускает
туману на нашу психическую жизнь. Это его уколы. Но все эти тайны не наши. Наши
тайны должны быть все известны наперечет, если они наши.
Поэтому далее следует готовиться к тому, что знание о Третьем Бытии, которое мы
будем добывать, будет знанием применительным. Именно «применительным»
(бдительный Word сейчас подчеркивает), потому что всё содержание полученного знания
нам придется понимать только применительно к нашему взаимодействию с Третьим
Бытием и безотносительного задач Его полноразворотного понимания.
Запомним это, и начнем.
А начнем мы с того, что заменим слово «взаимодействие» на другое слово. Мы
заменим его на слово «взаимоотношения», потому что Третье Бытие – это Личность.
Это неизбежный вывод, поскольку только личность может обладать сознанием и
волей.
Сегодня многие мыслят отголосками восточных теорий, из недр которых сознание,
так или иначе, вылезает каким-то обезличенным и переходящим, то ли в какое-нибудь
Ничто, то ли еще в какую-то другую пустоту, где личность должна окончательно
раствориться и потеряться, и в этом видится какой-то благой смысл для этой личности.
Очевидно, именно по беде этих метамотивов Восток никак не может помирить сознание и
личность, и доходит в этой беспомощности до совершеннейших анекдотов. В одном из
подобных анекдотов некоему большому мудрецу приснился сон, что он мотылек, который
беспечно летает и ничего не знает ни про какого большого мудреца. Это было им
объявлено логической загадкой, и теперь всем, кто про это слышал, должно быть
непонятно, кто же он такой – большой мудрец, или маленький мотылек? Сам мудрец, как
проснулся, так с тех пор во всём и сомневается – кто кому снится?
Никто не способен так запутаться в простых ситуациях, как путается в них Восток,
и никто не способен, затем, столь простую загадку возвести в сан какой-нибудь
философии.
Однако Запад решает этот вопрос, как всегда, просто, экономично и предельно
строго. Например, Декарт. У Декарта «я мыслю, следовательно, я существую» вовсе не
означает несомненную действительность существования личности, как об этом думают
многие. Это слишком поверхностное понимание Декарта. Восточное. В таком понимании,
действительно, и мотылек существует, и большой философ тоже, раз уж оба мыслят.
Хорош был бы Декарт, если бы его аргумент заключался только в этом!
Нет, Декарт допускает естественное возражение, что мысль может сомневаться
даже в собственном существовании, и – что тогда? А вот тогда, говорит Декарт (великий
Декарт!!!), если я сомневаюсь в собственном существовании, то именно поэтому я и
существую с неопровержимой действительностью, поскольку факт сомнения
неопровержим, но он кем-то осуществляется. И, следовательно, нельзя сомневаться и в
существовании того, кто это неопровержимое сомнение переживает! И, если
неопровержимое сомнение переживаю я, то, стало быть, я существую столь же
несомненно, сколь несомненно существует само моё сомнение.
Причина, по