Я качнулся обратно к стене, привстал на цыпочки, чтобы дать рукам хоть какую-то свободу маневра, и ударил кистями по стене, выбивая большие пальцы. Ладони у меня всегда были узкие, так что вытащить руки из оков оказалось просто. После чего я парой движений вправил сустав обратно, все так же не разрывая зрительного контакта.
– Э-э-э...
Кажется, ёкай такого не ожидал.
– Что? Оковы самурая – его честь.
– А я-то наивно думал, что это метафора...
Тихо шуршит песок, стелясь по полу, покрывая слоями всё окружающее, танцующий, как огонь вокруг божества и жреца его на ложе-жертвеннике. Кто из них есть кто, Гаара не знает, но подозревает, что застань их Темари — оба будут дарами-овцами. Онэ-сан такая. В плечо тихонько урчит Шикадай. В отличие от Казекаге, он уверен, что застань их мать — пофыркала бы в своей любимой манере. Ведь правда, что тут страшного случилось? Всё свои.
Ограничить можно чем угодно. Навязанной любовью. Правилами поведения. Честью семьи. Ограничения накладываются легко и непринужденно, сковывая и лишая свободы. И получить ее обратно порой бывает очень нелегко. Но всегда найдутся те, кто поможет восстать из пепла. Те, кто свободны сами — и делятся этой свободой с другими.