Жнец. Книга девятая (СИ), стр. 40

Виталий Федорович уже был здесь, как и остальные гвардейцы. Оказалось, что ждали лишь меня, на что я довольно улыбнулся и хлопнул по плечу Зубинина, поблагодарив его за оперативность.

Когда наша небольшая колонна начала свое движение, я, усевшись поудобнее, обратился к Кузнецову, занявшему соседнее пассажирское сидение:

— Виталий Федорович, что можете сказать о главной цели нашей поездки? — спросил я, с интересом глядя на главу службы безопасности моего Рода.

Кузнецов, наконец, начал раздавать врученные ему Родовые кольца тем людям, которым доверял. Следует отметить, что не все они были Одаренными, что говорило о весьма неординарном подходе в выборе своего штата со стороны бывшего бойрука.

Виталий Федорович, что забавно, скорее стал главой разведки и контрразведки, нежели главой службы безопасности моего Рода. Потому как уже начал разворачивать сеть из своих агентов, которых покамест было совсем немного, в значимых для моего Рода городах. И что удивительно, именно Кузнецов связался с Голицыной и напомнил ей о том, кому она служит на самом деле. Судя по всему, мужчина был крайне убедителен, раз по его указке стала действовать сама генерал-майор Тайной Канцелярии.

В это же время разведку вокруг меня и моего поместья бывшему бойруку никак не доверяла Кей. Изредка ее и Кузнецова можно было застать спорящими по какой-нибудь, по моему мнению, ерунде.

В один момент мне это все надоело, и я немного разделил их обязанности: Кей действует на ближних дистанциях, когда Кузнецов — на дальних, куда не дотягивается своим Даром хвостатая. Обоих мое решение устроило, чему я был весьма рад.

Сам Виталий Федорович объяснял свое, так скажем, хобби тем, что главу Рода пока что защищать не выйдет, а это огромный кусок его работы. Да я и сам всех стараюсь оградить от каких-либо угроз при любой выпавшей возможности.

А вот Наташу и Аннет постоянно оберегают люди Кузнецова. При чем делают это так, что не всегда амулет моей сестры способен заметить присутствие незримой поддержки, пусть и выбирается Наташа из поместья в последнее время, откровенно говоря, крайне редко.

— Я бы сказал, не о цели, а о целях, Саша, — спокойно начал Кузнецов, вырывая меня из своих мыслей. — Девушка и двое маленьких детей: мальчик и девочка. После исчезновения главного члена семьи вынуждены проживать в однокомнатной квартире старой многоэтажки.

— Поясни, — требовательно произнес я. — Неужели государство не берет на себя ответственность за обеспеченность семей тех, кто погиб на службе империи?

— Берёт, Саша. Но отец семейства официально не погиб, а пропал без вести, — поджав губы, констатировал Виталий Федорович. — Есть какие-то выплаты, но их хватает на съем жилья в не самом благоприятном районе.

— Девушка, как понимаю, не выходная. Тогда откуда деньги на то, чтобы кормить двух детей и самой от голода не помереть при этом? — продолжал я интересоваться.

— Она учительница. Подрабатывает репетиторством на дому, благодаря чему может обеспечить детей вещами первой необходимости.

— М-да, дела, — неоднозначно выдохнул я. — Ладно, разберемся. И с их качеством жизни, и с тем, кто в этом качестве жизни виноват.

Минск несмотря на то, что по всей стране стояла теплая погода, встретил нас сыростью и небывалой прохладой, что была аккурат под стать нашему настроению. Казалось, даже гвардейцы, которые ехали в других автомобилях заразились нашей с Кузнецовым удрученностью.

И обстановка, витавшая в той части горда, в которую мы въехали, подчеркивала градус напряженности. Покосившиеся здания; неработающие магазины с потускневшими вывесками; множество сомнительных личностей, что, завидев нашу колонну, устремились спрятать свое лицо под маской и скрыться за углом очередного обветшалого здания. Все говорило о том, что здесь живут люди, окончательно утратившие веру в себя и свои силы. Но даже среди таких личностей находятся те, кто готов выгрызать себе место под солнцем. Пусть не для себя, но для своих детей.

Именно возле дома, в котором живет такой человек, мы и остановились. Вглядываясь через проем, в котором отсутствовали двери, в темноту подъезда, что сквозил безнадежностью, я пригладил свой пиджак. Я граф, и даже такой вид, как тот, что развернулся перед моими глазами, не должен суметь пошатнуть те дух и решимость, с которыми я сюда приехал.

Усмехнувшись своим мыслям, которые были, скорее, отголоском моей прошлой жизни, нежели настоящей причиной неведомой тревоги, я вспомнил, что мне доводилось жить и не в таких злополучных местах.

Прежде чем войти внутрь здания, я мельком взглянул на двух старушек, сидящих на относительно уцелевшей лавочке, которым было плевать на кружащую вокруг непогоду. Они осмотрели меня с ног до головы, после чего синхронно махнули на меня рукой, также синхронно бросив:

— Наркоман…

М-да, миры разные, а бабки возле подъездов все те же. Но, как бы то ни было, их слова привели меня в чувства, и я смело шагнул внутрь подъезда. Вслед за мной направился Кузнецов, когда гвардейцы, покинув броневики, заняли вход в здание, удостоившись получить от бабулек то же прозвище, что и я, несмотря на их грозный, в отличие от моего, внешний вид. Участь быть обозванным миновала лишь Виталия Федоровича, чему тот был, несомненно, рад, судя по его губам, дрогнувшим в улыбке.

Лифт в здании, разумеется, не работал, поэтому нам пришлось топать на шестой этаж по лестнице. Не сказать, что это непреодолимое препятствие для Одаренного, но к хорошему быстро привыкаешь.

Остановившись возле старой деревянной двери, которая, в отличие от остальных дверей на этаже, была хотя бы чистой, я почувствовал души тех, ради которых, собственно говоря, сюда и прибыл, бросив все свои дела. Одна из душ, явно принадлежащая маленькому ребенку, была весьма слаба, отчего я раздраженно цокнул.

— Что не так, Саша? — мгновенно напрягся Кузнецов, зажигая свой Дар.

— Погасите свою силу, Виталий Федорович, — приказал я. — Сейчас войдем, и вы сами все узнаете, — проговорил и смело постучал об дверной косяк, тонко рассчитывая свои силы, потому как дверь была настолько ветхой, что я ненароком мог ее пробить насквозь.

Мне сразу довелось почувствовать приближение двух человеческих душ. Тем не менее сходу открывать нам дверь никто не стремился.

Человек по ту сторону замер, прислушиваясь к тому, что происходит в подъезде. В глазок посмотреть девушка, а это была именно она, не могла, потому как его попросту не существовало, вот ей и оставалось рассчитывать лишь на свои слух и чувство собственной безопасности.

Для подтверждения своих намерений я повторил стук по дверному косяку, за что удосужился тихого:

— Кто там?

— Мы по поводу вашего мужа, — твердым голосом проговорил я, стараясь не дать ему дрогнуть.

Сразу же послышался лязг дверного замка, за которым последовало само открытие двери. Секунда, и на меня полными надежды глазами смотрит молодая, но ссутулившаяся, девушка с годовалым ребенком на руках. Под глазами темные круги, свидетельствующие о бессонных ночах. Щеки слегка впалые, что говорило о том, что девушка не доедает.

Зато ребенок на ее руках выглядел иначе. Его розовые щечки показывали, что мать жертвует собой ради того, чтобы чадо росло здоровым и крепким.

— Петрова Ольга Леонидовна? — без приветствий спросил я, вернув свой взгляд к глазам девушки.

— Да, — слегка кивнув, ответила девушка. — А вы? Вы из Стражей? Что с моим мужем? — зачастила она, пытаясь выведать все и сразу.

— Меня зовут Новиков Александр Петрович, — сразу же по расширившимся глазам Ольги отметил, что мое имя ей сказало о многом. — Мне очень жаль, но ваш муж, спасая людей, которых похищали по всей стране, стал жертвой предательства и героически погиб, — не став ходить вокруг да около и вдаваться в подробности, прямо проговорил я.

Удивительно, но Ольга не стала плакать или причитать. Она лишь тихо проговорила:

— Я чувствовала, но продолжала верить, — и лишь по ее глазам и душе было видно, что из нее вынули внутренний стержень.