90-е: Шоу должно продолжаться 15 (СИ), стр. 51

— Стой, Велиал, — Ник крепко держал меня за рукав моего «фрака». — Ты должен ответить на мои вопросы, ясно⁈

— Ник, вот что ты ко мне пристал? — укоризненно засмеялся я. — Ты лови лучше звезд, их тут вообще-то много. Ты с Сэнсеем уже записал интервью?

— Я не для передачи, я для себя, — серьезно сказал Ник и направил на меня стеклянный глаз камеры. — Велиал, ты должен рассказать, как вы с Евой познакомились.

— Неа, — я мотнул головой. — Не должен.

— Ну Вееееелиал! — заныл Ник.

Тут из «концертной» половины, гудящей как раз сейчас аплодисментами и свистом, вынырнула Наташа. Все еще в ленте свидетельницы, но на голове уже ни следа от высокой прически, с которой она ездила в загс. И босиком, а не в туфлях.

— Велиал, ты мне нужен! — заявила она, оттерев плечом Ника.

— Эй, вообще-то я первый занял! — возмутился он.

— Нашел тоже очередь в сортир! — фыркнула Наташа. — Пора на сцену, мой король!

— В смысле, на сцену? — удивился я. — Я думал, что у меня сегодня расслабон. Я только смотрю и ничего не делаю.

— А ты и будешь только смотреть, — Наташа ухватила меня за руку и поволокла в концертную половину.

Не сказать, чтобы «Африка» была забита битком, но народу было много. Публика тусила и на фуд-корте, и перед сценой. Программа концерта получилась на удивление гармоничной. Драйвовые рифы и запилы сменяли нежно-мелодичные баллады. Публика то трясла козами, а то распадалась на обжимающиеся парочки. Встречу нашей машине устроили отличную. Наташа проследила, чтобы машина подъехала ровно куда надо, большие ворота цеха были распахнуты, а внутрь вела длинная ковровая дорожка. Не красная, нет. Бордовая с зелеными полосами бокам. Такие в гостинице «Новокиневск» в коридорах расстилают. Хех, может быть, именно там ее и позаимствовали. В смысле, взяли напрокат.

Пока мы шли, гости швырялись в нас цветными конфетти, рисом и серпантином. Видимо, найти достаточное количество розовых лепестков не удалось. Или Наташа сочла это слишком банальным. И марш Мендельсона на скрежещущем поливоксе.

Ева смеялась, придерживая сползающую фату. Мы обнимались со всеми, кто обнимался. Принимали поздравления. А потом начался концерт.

А потом…

— Велиал, ну что ты тормозишь? — Наташа требовательно подергала меня за руку, когда я почти остановился. Внезапно как-то накрыло трогательным таким чувством, что вот это все — «Африка», сцена, собранная из монтажных столов, мечущиеся лучи прожекторов, дым из дым-машины, грохочущий из колонок рок — это все… мое. Ничего этого не было бы, если бы не я. И радость на лицах всех этих людей, большую часть из которых я не знаю, она тоже… моя.

Почему-то вдруг вспомнилось:

«А чем занимается ваш институт?»

«Как и все — счастьем человеческим».

— А что делать-то надо? — спросил я.

— Ничего! — Наташа подтолкнула меня вперед. К Еве, которая сидела на стульчике рядом со ступеньками. — Так. Ничего не делать. Просто ждите. Потом просто выходите. Ясно?

— Ясно, — синхронно кивнули мы с Евой.

Было слышно, как в зрительном зале утихают свист и аплодисменты. Музыканты спустились со сцены с другой стороны. И кто-то сейчас готовился выступать. Можно было напрячь мозги и предположить, что именно сейчас произойдет. Но мне не хотелось ничего напрягать. А хотелось, чтобы все шло, как идет. Как будто немного бестолково и растрепано. Но… идеально.

— Все, пора! — видимо, Наташа услышала знак, который ей подали со сцены, так что она схватила нас обоих за руки, вложила евину руку в мою и толкнула вперед. Так сильно, что мы чуть было не выкатились на сцену кубарем.

— Уоооооо! — взвыла публика.

— Сегодня важный день, — сказал в микрофон Астарот и раскинул свои огромные крылья. В этот раз «ангелочки» были полностью при параде. Во всех заклепках, шипах, рогах и плащах. И посреди них всех — мы с Евой. Обменялись смеющимися взглядами, сжали друг другу крепче руки и шагнули вперед. В круг света.

— Велиал и Ева, — грозно-величественным голосом пророкотал Астарот. — Эта песня — про вас и для вас…

Бегемот вскинул палочки, отбивая ритм.

Бельфегор прикрыл глаза и коснулся клавиш поливокса.

Надя-Пантера поднялась на цыпочки, дотягиваясь до микрофона.

Кирюха замер, сжимая гриф своего фендера.

Макс тряхнул головой, и длинная челка упала на его лицо.

— Твоя рука в моей руке, — запел Астарот.

На долгие года…

Мерцают тени вдалеке

Так будет не всегда…

Загляни в мои глаза

Стынет кровь

Слышишь эти голоса?

Там любовь!

«Как там говорила Ева? — подумал я. — Тот, другой я пойдет дальше, а я останусь лежать на асфальте».

На какое-то мгновение меня пронзило вот то самое ощущение, о котором она мне говорила, стоя на головокружительно-высокой крыше элеватора. Натурально, даже сценка представилась, как я вдруг упал, как ко мне бегут со всех сторон «ангелочки», кричат мое имя… А я лежу, такой, неподвижный, а в моих глазах отражаются цветные мечущиеся огни прожекторов.

— Я люблю тебя! — прокричала мне на ухо Ева.

— Люблю тебя! — эхом отозвался я.

— … как в «Мастере и Маргарите», — сказал Бельфегор. — После бала.

— Как я могу предложить даме водки⁈ — стукнул себя в грудь кулаком Жан. — Это же чистый спирт!

— Эй, между прочим, это я хотел играть партию Бегемота! — театрально возмутился Бельфегор. — Посмотрите на мой профиль в лунном свете!

Все засмеялись. Свет почти во всей «Африке» был погашен. Остался только здесь, вокруг нескольких сдвинутых вместе столиков на «фуд-корте». Где остались только свои. На самом деле, реально возникла такая ассоциация. С Балом Сатаны. Причем как-то не с самого начала, а в конце. Когда концерт закончился и гости стали расходиться. Так бывает, когда день слишком богат на события, к ночи отдельные куски реальности как будто начинают выпадать. Вот и с этим так же произошло. Вот Наташа сообщает зрителям, что концерт закончен. А вот уже вокруг никого нет. Как будто все просто взяли и рассыпались в прах. Остался только этот стол, на который Света с Кристиной по-быстрому и по-домашнему накрыли. Две не самых ярких лампы. И только свои.

— Вы еще перестрелку тут устройте, — фыркнула Наташа.

— О! — Бельфегор оживился. — Слушайте, а давайте как-нибудь сходим в тир? Мне двоюродный брат рассказывал, что там прямо из настоящих пистолетов можно…

— Где? — спросил Макс.

— Ну, в досаафе, — Бельфегор потянулся к тарелке с бутербродами. — Слушайте, мы же вроде нормально ужинали, что я так жрать хочу?

— Что происходит? — подозрительно прищурилась Ирина. — Как это ты жрать хочешь, а не Дюша?

— Эй, ну что началось-то? — обиженно протянул Бегемот. — Можно подумать, я всегда только жру…

Я молча слушал, как «ангелочки» и остальные весело и устало болтают. И даже пытался в мыслях сформулировать какие-нибудь правильные и подходящие случаю слова. Какое-нибудь пафосное и красивое спасибо, чтобы упомянуть каждого. Каждому сказать, какой он классный, замечательный и как много для меня значит. Но слова как-то не складывались, так что я просто молчал и улыбался.

— Слушай, Вов, — вполголоса спросил у меня Астарот. — Как думаешь, у нас тогда в «Волне» получилось? Ну, что мы думали?

— Не знаю, — я пожал плечами. — Арнольд с тех пор как-то пропал и даже не звонил ни разу.

— Эх, жалко, — вздохнул Астарот.

— Не парься, — я хлопнул друга по плечу. — «Парашют-рекордс» — крутой лейбл, но не единственный.

— То есть, мы будем все-таки пробиваться? — глаза Астарота сверкнули.

— Конечно, будем! — засмеялся я. — Мир должен знать своих героев!

— Значит, нам все-таки придется… — начал Астарот.

Но тут к нашему островку света из темноты вынырнула фигура человека с сером брючном костюме.

— Весело тут у вас, как я погляжу, — чуть сварливо сказал Арнольд Павлович. — Здорво, Владимир Викторович. Всем остальным тоже здравствуйте.

— Вот это внезапно сейчас, — я поднялся и пожал протянутую руку. — Я уж думал, что вы про нас забыли.