Млечный Путь, 21 век, No 2(51), 2025, стр. 57

Порой забытое слово возникает само собой через час или день, словно подсознательная работа мозга поднесёт без всяких наших усилий нужную информацию на блюдечке.

В памяти что-то срабатывает! И тогда – слово всплывёт.

Или – не всплывёт… И не всплывёт ещё много раз.

И тогда – Альцгеймер?

Человек забывает всё больше слов и названий окружающих его предметов. Забывает свой дом и улицу и перестаёт узнавать даже самых близких людей.

Постепенно исчезает память. Потом исчезает разум, сознание. И наконец – сама жизнь. И не от того, что кирпич на голову упал или сосуд разорвался в мозгу. Или тромб в сердце.

И тут с очевидностью выстраивается цепочка.

Память. Разум. Жизнь. Три вещи, связанные в одно целое.

Но существует ещё и «четвёртое» – ещё один фактор, без которого не могут существовать все три. Не память, не разум, не жизнь.

О существовании этого фактора мне стало известно ещё в дошкольном возрасте.

В нашем саду, в моём далёком-предалёком детстве, стояла бочка с водой. Не железная или из пластика, где сейчас на дачах хранят водопроводную воду для полива и где вода портится, и в ней могут жить только комариные личинки.

Вода в той бочке из детства была дождевая, стекавшая с крыши в оцинкованные корыта во время ливней. А потом её вёдрами заливали в бочку.

И воду в ней не меняли, потому что в моём далёком-предалёком детстве не требовалось ничего поливать в саду, климат был совсем другой. Вместо теперешних летних засух шли местные почти ежедневные дождички и нередко – проливные, дошедшие с моря ливни.

А сама бочка была настоящая – из дубового дерева, огромная и пузатая, выше меня и с железными обручами, опоясывающими её в нескольких местах, как делалось в таких настоящих, давно ушедших в прошлое, бочках. А ещё вокруг дома и сада росли огромные дубы, и осенью их пожухшую листву заносило в сад и на дно бочки. Возможно, дубильные вещества дубовых листьев делали воду целебной, экологически пригодной для жизни.

И в этой бочке у меня годами жили рыбки и маленькие рачки. Рачки были из забракованных по размеру и подаренных мне рыбаками за полной ненадобностью из-за непригодности в пищу. Рыбки – те попадали из озера в ведро с водой, которой собирались мыть машину. Я их за-чёрпывала из ведёрка стеклянной банкой и, трепетно прижимая банку к груди, чтобы вода не расплескалась на заднее сиденье, везла домой и выпускала в бочку.

Вы скажете: что тут особенного? Рыбки живут дома в аквариуме хоть сто лет!

Да только бочка стояла в саду, а не в доме. А климат в годы моего да-лёкого-предалёкого детства, как я уже говорила, был совсем другим. Зимой были морозы. До тридцати. Вода в бочке замерзала до самого дна и превращалась в огромную, слегка выглядывавшую наружу ледяную глыбу.

И я всегда думала: а как же там рыбки?

А рыбкам было хоть бы что.

Весной лёд таял, и рыбки оживали.

Эти рыбки и маленькие рачки сохранялись во льду не просто живыми – они сохраняли все свои навыки, разум, какой там он у них есть, и сохраняли память о том, как жить в бочке. Когда я, забравшись на чурбак, стоявший у её основания, наклонялась к воде, они тотчас выплывали из глубины и хватали белые крошки, которые я им бросала, а рачки, наоборот, поскорей прятались от меня в темноту, зарываясь в дубовые листья на дне бочки.

Меня это, конечно, очень удивляло. Ведь даже ребёнок знает, что птица на сильном морозе, превратившись на лету в ледышку и упав на землю, больше уже не оживёт. Так же, как и человек. В отличие от рыб и раков, мы не можем существовать без тепла. Вне тепла. На то мы и теплокровные.

В отличие от прочих – холоднокровных вроде рыб и раков.

А чем мы ещё отличаемся от них?

Разумом. Тем, что у нас есть разум. Как у собак или кошек, они тоже теплокровные.

Следовательно, и разум, и память, и сама жизнь у нас устроены по-другому. Не так, как у странных существ, которые могут замерзать и оттаивать.

А как? Как устроена наша память?

Сложно. Но ещё и так, что ей необходимо тепло.

Об этом я не уставала думать всё детство и всю юность… Потому что, если что-нибудь в нас закладывается в самом раннем-прераннем детстве, это остаётся в нас на всю жизнь. В человеке живут самые страшные и агрессивные комплексы, если ребёнок был чем-то напуган. Или обижен, или, наоборот, в нём с самого детства – только восторг и любовь к чему-то, чем он был восхищён. Например, любовь к своей маме, остающаяся с нами всю жизнь. Или интерес к тому, что заинтересовало в самом раннем возрасте. Это будет сидеть в твоей памяти и не покинет тебя всю жизнь. Это будет, как нарывающий палец, о котором невозможно забыть, если он нарывает… и не думать о нём нельзя! А если с возрастом не исчезают возникшие в детстве вопросы и есть ещё что-то такое, что думает с детства помимо тебя над этими вопросами, и ты не знаешь, как это помимо тебя самого происходит… Результат один и тот же! Ты не можешь не думать.

Вот и я думала обо всём этом, пока не окончила школу и на первом курсе мединститута написала статью об одном из возможных механизмов памяти у теплокровных.

Именно у теплокровных, в том числе у человека. И гипотезу не о рыбьей памяти, а памяти человеческой – нашей памяти, которая, как и мы сами, не может существовать без тепла. И где механизм сохранения информации – вовсе не такой, как у рыб! Механизм нашей памяти динамический, и он прекращается без притока тепла. Но механизм этот и не такой как у искусственного интеллекта, хотя и тот не работает без притока энергии – без электричества.

В общем, опять-таки: каковы мы сами, такова и наша память. И мы, и она исчезаем из этого мира без притока и генерации нами тепла…

А что такое тепло?

Это, как известно, всего лишь физическое явление. Тепло – это внутренняя энергия тела, пусть даже обусловленная кинетической энергией движущихся атомов, но данная нам в ощущениях как некое «тепловое поле». Электрическое поле можно определить как пространство, в пределах которого существуют или проявляются электрические явления. Магнитное поле – как пространство, характеризующееся проявлениями магнетизма.

А с точки зрения простого наблюдателя, «тепло» тоже можно определить как «поле», то есть пространство, где его внутренняя энергия проявляется тепловыми явлениями. А с другой стороны, чисто научной, тепло – это излучение электромагнитных волн, в основном инфракрасного спектра.

Поэтому, даже не по аналогии с электроном, а по аналогии с нашим восприятием двойственной природы электрона, который в представлении физики тоже – то волна, то частица (и даже ещё сложнее – и частица, и волна одновременно), мы можем сказать, что и память наша существует в такой двоякой форме. В виде дающего нам жизнь тепла и в виде инфракрасных волн. Разумеется, не просто волн, а таких, которые несут информацию… А точнее – колебаний инфракрасного излучения, промодулированных несущими информацию электрическими импульсами, идущими от органов чувств сначала в кору головного мозга, где происходит их первичная запись. А потом «волны памяти» циркулируют по замкнутому кругу в структурах нашего мозга.

Циркулируют, пока мы живы, пока в нас генерируются и циркулируют тепловые волны… И из этого вечного движения нашей памяти возникает и наше сознание…

Сознание?

И где же оно? Как понять, что такое сознание?

По аналогии с тем, что такое движение.

А движение возникает только тогда, когда есть чему двигаться.

Иногда мы легко можем определить «что двигается». К примеру, наши руки-ноги. Это несложно. А что такое движение? Как ЕГО определить – сказать не так просто. И даже невозможно. В применении к нам самим позволительно будет сказать: «движение – это жизнь».

Ну и что мы поняли?..

Поэтому не так важно сначала назвать, ЧТО на самом деле двигается. Мысли. Нейроны. Или код, создаваемый их электрической активностью.

А вот назвать в данном случае причину движения – несущую силу – мы можем. Это инфракрасные волны. И от этого уже плясать.