Измена. Спаси меня, если сможешь (СИ), стр. 26

Машина неслась сквозь город. Правила? Сегодня их для меня не существует. Только скорость. Только она.

Память, сволочь, подбрасывала ненужные картинки.

Первая встреча. Та авария. Я остановился — инстинкт врача, привычка контролировать ситуацию. А там она — фельдшер, растерянная, со слезами на глазах, возится с ребенком, не замечая мужика, который вот-вот откинется.

Слишком эмоциональна. Слишком не собрана. Я тогда наорал на неё, назвал дурой. Сказал, что медицина — не для таких, как она.

Я был зол, раздражён её ошибкой, её слезами. Но даже тогда, сквозь гнев, что-то в ней зацепило. Эта её хрупкость, смешанная с отчаянной попыткой быть сильной. Потом подвёз её, почти всю дорогу молчали. Раздражала. И одновременно… интриговала.

Помню её глаза, когда она поняла, кто я такой. Это было даже забавно, ждал её реакции.

Я наблюдал за ней. Видел её профессионализм, её самоотдачу, её усталость. Видел, как она держится, несмотря ни на что. И моё первоначальное раздражение сменилось уважением, а потом… чем-то большим.

Но я узнал — замужем. Для меня это был стоп-сигнал. Железный. Опыт прошлого научил — рабочие романы, особенно с чужими женами, ведут только к боли и разрушениям. Я держал дистанцию. Старался быть просто начальником — строгим, требовательным, беспристрастным.

Потом до меня дошли слухи, подтвержденные её коллегами. Измена мужа, его подлость с кредитом, квартира в залоге…

Внутри всё напряглось от желания вмешаться, навести порядок, решить проблему так, как умею — быстро и эффективно. Найти этого Павла и объяснить ему доходчиво, как он не прав. Но это было бы слишком… лично.

Я видел, как Ксения угасает, как темные круги ложатся под её глазами, как она пытается держаться, стиснув зубы. И злость на её мужа смешивалась с непонятным желанием защитить её, помочь.

План с деньгами родился сам собой. Предложить коллективу скинуться — отличный предлог. Никто и не догадался, что львиную долю внес я сам, анонимно через Наталью. Просто видеть её такой сломленной было невыносимо.

А потом Москва. Эта дурацкая ошибка с номером. Я до сих пор не уверен, была ли это чистая случайность или мое подсознание сыграло со мной злую шутку при бронировании.

И та ночь… Её крик во сне. Я подскочил тогда, подбежал к её кровати. Она спала, но её губы что-то шептали, она металась.

А потом… потом она застонала. Не от боли. Этот звук был другим — низким, глубоким, полным… желания. И она произнесла моё имя. Тихо, почти неслышно, но я услышал. «Андрей…»

Меня как током ударило. Она чувствовала то же, что и я? Эта мысль одновременно пугала и пьянила.

Утром я увидел, как она покраснела, как избегала моего взгляда. Я понял — я был там во сне.

И я струсил. Сбежал. Нашёл предлог задержаться, отправил её одну. Решил снова возвести стену, держать дистанцию. Потому что боялся. Боялся повторения.

Дурак. Самонадеянный дурак. Играл в неприступность, боясь потерять контроль над собой, над ситуацией. А теперь? Теперь она там, в разбитой машине, и единственное, что имеет значение — это она.

Страх потерять ее оказался сильнее всех правил, сильнее воли, сильнее страха перед прошлым. К черту контроль, если цена — ее жизнь. Я не позволю ей… Я не могу ее потерять.

Вот он, перекресток. Маячки скорых, полиция, зеваки. И разбитая «Газель»… Впечатанная в бок джипа. Выглядит страшно.

Сердце сдавило так, что перехватило дыхание. Перед глазами — вспышка. Пять лет назад. Такая же авария. Такая же разбитая скорая. И Лена… Моя Лена.

Нет. Только не снова. История не должна повториться. Я этого не допущу.

Глава 36

АНДРЕЙ

Пять лет назад… Лена.

Её имя вспыхнуло в сознании, обжигая старые раны. Мы работали вместе на той же станции. Не просто работали. Мы жили этим. Я врач, она — она фельдшер. Мы были командой — и в жизни, и на вызовах.

Я был без ума от неё — от её смеха, от её упрямства, от того, как она могла быть нежной и сильной одновременно. Она была светом в моей тогда ещё не такой циничной жизни.

В тот день мы были на разных бригадах. Её отправили на крупное ДТП за городом. А потом пришло сообщение — их машина тоже попала в аварию. Я рванул туда, так же, как сейчас, наплевав на все правила.

Когда я приехал, сердце колотилось где-то в горле. Я искал её глазами среди происходящего вокруг хаоса — разбитые машины, раненые, спасатели… И нашёл. Она была на ногах. Уже помогала другим пострадавшим, её форма была испачкана чужой кровью, а на виске алела небольшая ссадина.

— Лена! — крикнул я, подбегая.

Она обернулась, улыбнулась мне своей обычной усталой, но тёплой улыбкой.

— Андрюш, всё нормально! Видишь, работы тут непочатый край! — она махнула рукой в сторону раненых. — У меня просто царапина, потом разберёмся.

Я выдохнул. Жива. Цела. Глупая царапина. Я видел её, она была сосредоточена, максимально серьёзна, как всегда. Я занялся другими тяжелыми, а она помогала мне. Мы работали бок о бок несколько часов, пока не увезли последнего пострадавшего.

Я подошёл к ней, собираясь наконец-то как следует осмотреть её саму, обнять, сказать, как испугался.

— Ну всё, героиня, теперь твоя очередь, — усмехнулся я, протягивая руку.

Она снова улыбнулась, но как-то странно, устало. Сделала шаг ко мне и вдруг… покачнулась. Её глаза закатились, она обмякла и начала падать. Я едва успел подхватить её на руки.

— Лена! Лена, что с тобой⁈

Она была без сознания. Мы погрузили её в мою скорую. Я делал всё, что мог — интубация, капельницы, препараты… Но она умирала. Прямо у меня на руках. По дороге в больницу её сердце остановилось. Запустить его снова мы не смогли.

Потом вскрытие показало — субдуральная гематома. Коварное кровоизлияние в мозг от удара головой, которое развивалось медленно, скрытно. Та маленькая ссадина оказалась смертельной. А я… я был рядом и не заметил. Упустил. Поверил, что всё в порядке.

С того дня я умер вместе с ней. Тот Андрей, который умел любить, верить, смеяться — его не стало. Остался только врач, циничный, жёсткий, одержимый контролем и работой. Я поклялся себе — больше никаких отношений. Никогда. Особенно на работе. Это слабость. Это боль. Это риск, который я не мог себе позволить. Я ушёл с той станции, переехал, погрузился в карьеру, строил стену вокруг себя. Главный врач — вот моя цель. Порядок, контроль, никаких эмоций.

Пять лет это работало. Пока в моей жизни не появилась она. Ксения.

Я снова вспомнил, как увидел её на той первой аварии. Растерянная, заплаканная. Как меня взбесила её ошибка, её эмоции. Я наорал, сказал, что ей здесь не место. Почему? Потому что она напомнила мне… нет, не Лену. Меня. Она напомнила мне мою ошибку. Буквально ткнула меня в неё носом.

Потом я стал её начальником. Видел её каждый день. Её упрямство, её силу, её усталость. Она была хорошим специалистом, несмотря на мои первые впечатления. И она цепляла. Чёрт возьми, как она цепляла!

Я боролся с этим. Держал дистанцию. Был строгим, требовательным. Но потом её проблемы… Я видел, как её ломают, и не мог оставаться в стороне. Не потому, что она мне нравилась. А потому, что это было неправильно. Я вмешался.

Москва… Та ночь… Её стон… Моё имя… Это разрушило мою стену. Я понял, что она тоже что-то чувствует. И испугался. Сбежал. Потому что она — это риск. Риск снова почувствовать. Риск снова потерять.

И вот сейчас — снова авария. Снова скорая. Снова она.

Только теперь я не допущу повторения истории.

Я выскочил из машины у перекрестка.

— Ксения! Ларина!

Глава 37

Темнота. Липкая, вязкая, с привкусом металла во рту. И боль. Она взорвалась в голове ослепительной вспышкой, растекаясь по телу, сковывая движение. Я задыхалась, пыталась сделать вдох, но что-то тяжелое давило на грудь, мешало, не пускало воздух.

Где я? Что случилось?

Сквозь звон в ушах пробивались звуки — скрежет рвущегося металла, далекие крики, нарастающий вой сирен. Я с трудом разлепила тяжелые веки.