Третий флот (СИ), стр. 64

В общем, сейчас бригада Шао находилась в сложной жизненной ситуации. Пусть охраняет Путталам.

…23-тысячное воинство, отягченное неспешными слонами и тяжелыми пушками, крайне медленно втягивалось в центральное нагорье Цейлона. Добравшиеся до заросших лесами высот солдаты Армии Старого Владыки были приятно удивлены: здесь оказалось совсем не жарко! Наконец, надев доспехи, они не варились в них заживо. Дождей, конечно, много, но это ничего. В таких краях и подраться в радость!

Увы, не довелось.

Едва только великое воинство втянулось в длинный проход, что вел в уютные долины в самом сердце гор, как вокруг появились враги. Они стояли впереди, сидели на скалах со всех сторон. Не так уж и много: всего несколько тысяч. Но враги были готовы к бою, а союзники нет. Никакой защиты, пушки в походном состоянии совершенно бесполезны, сама армия страшно растянуто. Конечно, грядущий бой всё равно обещает закончиться победой… но победой кровавой.

Наполеон спешно рассылал гонцов в свои полки, отдавая распоряжения, когда с головы колонны пришло сообщение: вызывают на переговоры.

Встретились на нейтральном пятачке. Конечно, вражеские стрелки это место наверняка пристреляли, но приходилось рискнуть.

Смуглолицый мужчина с тонкими, тщательно напомаженными, усиками и в роскошном золоченном шлеме выступил вперед.

— Я — Рукмани Гунасинх, раджа города Канди. Мой господин Паракракмабаху повелел мне уничтожить вас в моих горах или погибнуть… Я предлагаю так: мои воины не уничтожают вас, а вы не убиваете нас. Я не буду мешать вашей войне, а вы не трогаете мои земли.

Джафнийский сингхарьян Гунавира, едва услышал эти слова, моментально посветлел лицом и сразу захотел согласиться, но Наполеон его остановил. Предательство — это, конечно, замечательно, но оно в обе стороны работает. Ему не нравилось оставлять у себя за спиной сильное и небитое войско. Которое так легко и ловко умеет перекрывать горные дороги.

— Своей изменой ты вызовешь гнев господина, раджа, — начал он. — Мы готовы защитить тебя от его гнева. Мы даже признаем тебя независимым правителем княжества… как там? Княжества Канди. Но ты должен доказать нам свою верность. Отряд твоих воинов должен отправиться с нами и пролить кровь защитников Котте. И вести воинов должен лично ты.

Рукмани Гунасинх сильно задумался. Наполеон видел банальный страх, и это его немного успокоило.

— Ты станешь полновластным хозяином своих земель, — генерал растравил у раджи чувство жадности.

И оно сработало.

Отбив у Котте горы, союзное войско не только не понесло потерь, но даже выросло. На прибрежную равнину вышло уже 25-тысячное войско. Раджа повел на своего бывшего господина две тысячи воинов и десяток слонов. Кандийцы шли и ночевали особняком, под постоянными подозрительными взглядами тамилов. Но слава богу, стычек не было.

У бедняги Паракрамабаху не оставалось никаких шансов. Тем более, что вдоль морского побережья уже курсировали величественные «Драгоценности», наводя ужас на местных. Котте стоял всего в семи ли от моря! Конечно, войск для десанта у Золотого Флота не было, но враг этого не знал и боялся повернуться к морю спиной.

Раджа сингалов даже не пытался выйти в поле, чтобы дать наглецам с севера генеральное сражение. Еще полгода назад он планировал подчинить себе весь остров, а теперь…

Впрочем, расслабляться рано. Город еще взять надо. А укреплен тот был очень хорошо. И стоял удачно — в изгибах двух сливающихся рек. Недаром «Котте» по-сингальски означает крепость.

Увы, несколько десятков пушек в течение одного дня резко понизили ее неприступность. Войско Джафны под вечер ринулось на штурм, стремясь занять проломы в стенах. Отчаянный Паракрамабаху не стал отсиживаться и двинулся во встречный бой. По крайней мере, эта отчаянная атака позволила ему использовать полсотни оставшихся у него слонов. Рубка завязалась отчаянная, в нее постепенно втянулись ванимайцы и кандийцы. Наполеон даже послал на выручку Головорезов — но остатки защитников Котте уже втянулись за разрушенные стены.

Оказалось, пока они дрались насмерть с врагами, горожане спешно чинили проломы. Так что по этой причине и по случаю надвигающихся сумерек, союзники нападение отложили до утра.

А утром из города пришли парламентеры (к этому решению Наполеон лично приложил руку с помощью неуловимого и везде проходящего Буцефалия). Паракрамабаху нижайше просил мира. Раззадорившиеся союзники, словно, псы, почуявшие кровь подранка, решили, что ненавистного врага надо добивать окончательно… Но генерал встал у них на пути.

— Сиятельные, разве мы пришли сюда не для того, чтобы восстановить попранную справедливость? И разве путь переговоров — не лучший способ ее добиться? Мы сможем получить от Котте то, что нам причитается, не погубив никого из своих людей!

«Сиятельные» хотели не справедливости, а добычи. И богатый город лежал рядом — только руку протяни. Но войска «сиятельных» были изрядно потрепаны вчера. А небольшой корпус Армии Старого Владыки — свеж и готов к бою. Силу же пушек познали уже все.

Начались переговоры. Паракрамабаху отказался от всех притязаний на тамильские территории. Княжества Ванимай стали свободными. Отказался правитель Котте и от любых притязаний на Патталам. С явным неудовольствием признал независимость горного княжества Канди. Чтобы печень у союзников чересчур не раздулась, побежденный выплатил всем компенсацию, причем, Наполеон снова умолял союзников пощадить проигравшего и проявить благородство.

«Еще бы не умолял! — улыбнулся генерал. — Половину сэкономленного местный раджа пообещал заплатить мне».

Так они и вернулись домой: из двух битв одной вообще не было, а во второй обошлось практически без потерь. Серебра и прочих богатств они к себе привезли больше, чем остальные союзники. А сложившийся на острове клубок противоречий только усугубился… что гостям острова лишь на руку.

Поправив финансовые дела, Наполеон тут же бросил легкие деньги в дело: на местных верфях заложили сразу четыре недофрегата. Его сингапурские мастера уже имели неплохой опыт, а в городе имелась хорошая материальная база и обилие рабочих рук. Недавний переход через Бенгальский залив убедил его: все-таки нужно строить именно такие суда. Правда, Муккувары с Татчарами-плотниками тут же полезли к его мастерам с вопросами: А с какой ты касты? Имеешь ли ты право деревом заниматься? А не зазорно ли с тобой за одним столом есть?

Едва Наполеону поступили такие жалобы, он приставания местных пресек моментально. Не нравится — вон с верфи! Нам же больше достанется. Стихали практически все, но большинство таило злобу.

«Это ничего, — улыбался генерал. — Я тут не для их удовольствия появился. Это мне даже на руку».

Цейлон — это была первая страна, где так разительно различался уровень жизни элиты и народных масс. Посмотришь на городскую нищету — так хуже ниппонских крестьян живут! Но в Ниппоне даже даймё живут скромно, а самураи могут в обносках ходить. Здесь же знать просто купалась в роскоши. Аристократы увешивали себя и своих жен серебром, золотом, дорогими яркими тканями и драгоценными камнями так, что смотреть было больно.

И именно эти люди были недовольны тем, как чужаки не уважают их священный кастовый строй. Очень недовольны. В Путталаме уже все знали историю бригадира О: что парень вышел из семьи слуг. Но вельможам приходилось есть с ним за одним столом, улыбаться ему, вести себя с ним, как с равным. Это их очень бесило. Как и проповеди Токетока. Как неизвестные заморские мастера, занимающиеся тем, на что право имели лишь конкретные касты…

«БесИтесь! — кивал себе Наполеон. — У меня всё равно большие проблемы с пополнением казны. Все-таки здесь далеко не Сингапур. Денег мало, приходится закупать бронзу, серу и селитру… А вы слишком богато тут живете».

Пришла зима 1428 года. Вернее, конечно, никакая не зима; холоднее не стало ни капли (Наполеон уже всерьез подумывал о захвате княжества Канди, чтобы просто жить в относительно прохладных горах). Путталам гудел от работ, мастерские и верфи работали уже на полную мощность, новобранцы с Цейлона и переобученные китайцы уже неплохо показывали себя на маневрах. Армия восстановила свою численность в восемь с половиной тысяч; а поскольку у каждой бригады уже наладила работу учебная рота, то можно начать ее увеличивать; благо далеко не все полки имели равный состав.