Райская лагуна (ЛП), стр. 149

Я проглотил комок в горле, и слова яростно вырывалось из легких. — Отпусти его. Отошли его отсюда.

— Боже, ты тупой, но очень красивый. — Он поднес нож к моему лицу, проведя кончиком по челюсти, а я остался совершенно неподвижен, ничуть не дрогнув перед лицом этого ублюдка. Я желал его смерти так остро, что это чувство лизала кожу изнутри и звало меня по имени, словно к этому меня призывала сама судьба. Я никогда не дрогну перед ним, я умру как мужчина, я умру за тех, кого люблю. И это будет что-то значить, в отличие от смерти этого ублюдка, когда она придет за ним. Он умрет в одиночестве, не имея возможности сказать, что его любил кто-то, кроме его чокнутой мамаши.

— Может быть, ты хотел бы быть похожим на своего маленького бойфренда, Чейза, а? — Он обвел ножом вокруг моего правого глаза, а затем провел языком по зубам. — Или, может быть, эти мягкие на вид губы, которые были повсюду на моей девочке, должны быть первыми. — Он разрезал лезвием мою нижнюю губу, и я даже не вздрогнул, заставив его выгнуть брови, когда привкус моей крови скользнул по языку. — Вы, «Арлекины», определенно упертые, я отдаю тебе должное. Но это по-настоящему выводит меня из себя. — Он скользнул рукой по моему затылку, улыбаясь мне, как дьявол. — Как чертовски я это люблю. — На слове «люблю» он отвел лезвие назад и вонзил его мне в бок с таким усилием, что с моих губ сорвался крик боли.

Он выдернул из меня лезвие и толкнул меня на землю, сильно ударив ногой в то же самое место, и «Мертвые Псы» зааплодировали.

— Я убью тебя, я, блядь, убью тебя! — Крики моего отца стали ближе, и раздались выстрелы.

— Господи, помилуй мою душу, это было так чертовски приятно, — воскликнул Шон, взмахнув ножом так, что моя кровь брызнула на бетон передо мной.

Со связанными за спиной руками я ничего не мог поделать, кроме как свернуться калачиком, когда кровь обильно потекла по моей коже, горячая, влажная и пахнущая смертью.

— Отойди от него! — взревел Лютер, и до меня донеслись звуки новых выстрелов и крики умирающих, я попытался встать, но безуспешно.

Уходи, не иди сюда. Пожалуйста, не умирай за меня.

Но я не смог произнести эти слова, так как рана в моем боку вспыхнула, словно демон проник в мою плоть и вцепился когтями в мои внутренности, и я изо всех сил пытался не закричать от боли.

— Прекратить огонь! Смерть Лютера моя — держите его! — рявкнул Шон, и мгновение спустя Лютер был брошен передо мной на колени с окровавленным лицом и пистолетом, прижатым к его затылку. Его глаза расширились от ужаса, когда он потянулся ко мне, но Шон шагнул вперед, образовав стену между нами.

— Ну-ну, все, успокойся. Ты только что убил пятерых моих людей, Лютер, — сказал Шон, хотя его слова звучали как-то оценивающе, и он не казался расстроенным этим фактом.

— Ты следующий, — выплюнул в него Лютер, в его глазах горело чудовище. Это был король «Арлекинов», человек настолько безжалостный, что его имя произносили шепотом на улицах Сансет-Коув, и никогда не произносили его слишком громко, боясь призвать его к себе.

Мужчины вокруг нас переминались с ноги на ногу, казалось, жаждая крови, особенно теперь, когда мой отец отправил некоторых из них в могилу.

Прикосновение холодного бетона к моей щеке, казалось, высосало все тепло из моего тела, и когда я начал дрожать, Лютер снова попытался добраться до меня.

— Все в порядке, — прохрипел я, увидев в его взгляде отцовский страх за жизнь сына, наполненный всеми теми годами, что он боролся, чтобы защитить меня, и бессилием оттого, что сейчас не мог этого сделать.

— Ладно, один маленький поцелуй на прощание. — Шон отступил в сторону. — Но поторопись с этим, Лютер, мне не терпится разбить твое сердце в наказание за смерть моего брата.

Папа поспешил ко мне, срывая с себя футболку и туго затягивая ее вокруг моей талии, как жгут, заставляя меня стонать от боли. Затем он обнял меня, пока Шон смеялся над его попытками спасти меня. Он был таким теплым и от него пахло домом. Черт возьми, я хотел домой.

— Все в порядке, малыш, — пообещал он, хотя мы оба знали, что это чушь собачья, когда он прижался своим лбом к моему. — Я вытащу тебя отсюда. Просто держись. — Но безнадежность в его глазах заставила меня усомниться, действительно ли у него был план или он просто выдавал желаемое за действительное. Я не мог не опасаться, что он действительно совершил серьезную гребаную ошибку, придя сюда, чтобы обменять себя на меня без прикрытия. Но, конечно же, он не был бы настолько глуп, чтобы поверить Шону на слово? С другой стороны, может быть, так оно и было, может быть, он думал, что это лучший шанс спасти меня, и я знал, что он пошел бы на любые жертвы, чтобы дать мне этот шанс.

— Я люблю тебя, — сказал я ему, так искренне, что это обожгло. — Мне не следовало так долго ненавидеть тебя.

— Шшш. Все это не важно, — попытался он, его глаза наполнились слезами ужаса, когда он пытался отрицать, что это происходит, но это было так. Мы оба это знали. Я просто хотел, чтобы он не приезжал, потому что теперь я не знал, как он вообще собирается выбраться отсюда живым.

— Маверик и остальные застряли в расщелине в Райской Лагуне. Той, где Сэмми Джессопс умерла, когда мы были детьми, — сказал я ему, молясь, чтобы у него был шанс добраться до них. Глаза Лютера расширились от ужаса, и он потянулся к жгуту, пытаясь затянуть его еще туже, но люди Шона схватили его и оторвали от меня.

— Времени было предостаточно, папочка Арлекин, — сказал Шон, снова вставая между нами, и я заметил, что в руках у него была петля, а на губах играла мрачная и порочная улыбка, пока он поглаживал пальцами веревку.

Лютер боролся как маньяк, пытаясь освободиться, когда Шон накинул ее мне на шею и туго затянул. Мое сердцебиение, казалось, замедлилось, дыхание стало более обрывистым, пока я пытался осознать то, что должно было произойти.

— Ну вот, теперь все должно соответствовать названию этого моста, не так ли? — промурлыкал он мне на ухо, прежде чем поднять меня на ноги рядом с собой.

Я был слаб от потери крови, и у меня начала кружиться голова, но, когда он потащил меня к краю моста, где был привязан конец веревки, я понял, что должен бороться.

Если моя жизнь кончена, то, по крайней мере, я должен забрать с собой гребанного Шона.

Его люди подтолкнули меня к бетонной стене на краю моста, и Шон встал рядом со мной, его пальцы сомкнулись на моей руке. Мой отец начал выкрикивать мое имя, и я посмотрел на него со всей любовью в мире в моих глазах, одними губами извиняясь перед ним.

Я хотел бы, чтобы он не был здесь и не видел этого, но сейчас я ничего не мог сделать, кроме как молиться, чтобы это закончилось побыстрее.

Шон разразился какой-то грандиозной речью о моей смерти, и когда он повернулся, чтобы оттолкнуть меня, я с такой силой наступил ему на ногу, что под моим каблуком хрустнула кость, и он взвыл, как раненое животное, когда я что-то сломал. Но в тот же момент он толкнул меня, и со связанными руками я ничего не мог сделать, кроме как пнуть и надеяться, что моя нога соприкоснется с ногами этого засранца, когда я упаду. Каким-то чудом мой ботинок врезался ему сзади в колено, и он поскользнулся, с воплем падая, но я потерял его из виду, потому что уже упал.

У меня было три секунды. Воздух вокруг меня закружился, мой желудок скрутило, пока я падал, и заполнил каждую мысль в своей голове мыслями о Роуг, мои глаза были крепко зажмурены, а пульс ревел в ушах.

Веревка натянулась, когда я достиг ее конца, и я дернулся от стремительности своего падения: дыхание сразу же прервалось, а шею пронзила боль, когда я покачнулся на веревке.

— Святые угодники, вы это видели? Он чуть не забрал меня с собой? — Крикнул Шон с моста, и мое сердце упало от последней надежды прикончить его, пока я дергался и бился на конце веревки, как будто мне каким-то образом удастся ее разорвать. Но я знал, что не смогу. Все было кончено. Последние несколько секунд моей жизни пронеслись мимо, как в тумане, не желая останавливаться.