Отверженный 追放者 Часть IV (СИ), стр. 58
— Статуэтка.
Он промолчал.
— Статуэтка, — повторил я. — Ты её предложил Свину?
— Ну да, — кивнул он, шмыгая носом. — Hy а что, мать его, было делать? Мы возились и возились, она орала и не давалась, Свин все елозил… Он попросил эту статуэтку…
— Он врет, — шепнул Аоки и похлопал меня по плечу. — Иди.
Я показал жестом, что разговоров достаточно. Поднялся с кресла, налил в пиалу с зеленым чаем кипяток, подождал, пока в воздух поднимется пар с приятным запахом. Пригубил напиток и выдохнул.
В голове звучал голос Асуры, я никак не мог его оттуда выкинуть. Она шептала мне из воспоминаний, будто подталкивая к действию.
«Мир — холодный, но ты холоднее.»
Подошел к Эзуро и наклонился, чтобы он мог видеть моё лицо. Он отстранился в панике, не сводя глаз.
— Та телка в квартире… — медленно произнес я.
— Она из клана, я уже понял… — выдохнул он трагично.
— Она моя девушка. Я выясню всю правду о том, что вы с ней делали. Когда ты рассказываешь, мне становится больно, это так стремно, что и не передать. Внутри что-то болит, прикинь? Я буду пытать тебя, пока ты не поймешь эту боль.
В его глазах появилось понимание, потом страх. Животный, чистый, как лицо ангела, прекрасный, неподдельный ужас. Он говорил и говорил, пытался меня переубедить, но я слушал не его.
«Если нет другого света, мотылек летит в огонь, так? Ты важен для меня, Икари…»
Я взял чайник.
«Наше последнее лето.»
Разрезал клейкую ленту на его запястье, освободил ладонь, открыл крышку чайника и засунул его руку по кисть в кипяток. Комната заполнилась его воем, хриплым и безудержным, в воздух поднялся пар с едким запахом вареного мяса.
Я смотрел, как каждая мимическая мышца на лице напряглась, как в крике кривится рот, как лопаются капилляры на глазах, и получал удовольствие от этого зрелища.
Он так и отключился, с открытым ртом и широко распахнутыми глазами. Я даже подумал, что сердце не выдержало болевого шока, проверил пульс. Нет, ублюдок был ещё жив.
Я убрал чайник на столик, красную обожженную руку привязывать не стал, она все равно теперь была лишь мертвым придатком.
Спокойно покурил у окна, глядя на луну, что вынырнула из облаков. Телефон разрывался от звонков, но я его игнорировал. Знал, что они хотят меня остановить, выторговать Эзуро жизнь взамен информации.
Нет, он сделал со мной что-то. Когда образ истерзанной на кровати Асуры появлялся перед глазами, я понимал, что другого пути нет. Моя злость искала выход, и выход сидел без сознания на этом чертовом стуле.
Я сунул ему под нос нашатырный спирт, дождался, пока рожа скривится, и он начнет приходить в себя.
Услышав болезненное кряхтение, затушил бычок ему об грудь, вызывая новую волну криков и извиваний.
— Пора просыпаться, солнышко, — изрек я, показывая щетку. — Эта ночь будет долгой. Самой долгой в твоей жизни.
Он кричал, проклинал меня и умолял остановиться. Но я не внял мольбам. Мольбы — это к Ангелу, а я… Я больше не заключаю сделок.
Колыбельная для убийцы — часть 3
Хорошо, что я не отрезал ему нос, иначе сложно было бы приводить в чувства каждый раз, когда ублюдок отрубается.
— Тебе придется это выпить, — показал я пленнику горсть таблеток.
— Что это? — панически дыша, спросил он.
— Обезболивающие анальгетики, седативные, спазмолитики, сердечно-сосудистые препараты. Это поможет тебе не откинуться раньше времени. Видишь ли, сердце может не выдержать нагрузки.
— Нет, я не буду…
— А тебя кто-то спрашивает? — хмыкнул я и силой запихал лекарства ему пасть. Нажал на кадык, провоцируя глотательное движение. — Вот так, не стоит пренебрегать здоровьем. Ах да, и ещё одна просьба.
— Кхе… фуух… какая?
— Не обосрись.
— Что?
— Не наложи в штаны, говорю! Такое случается иногда. Если обгадишься, мне придется работать в вони, а я этого не люблю. Так что держи очко туже, иначе засуну твой член в чайник, понял?
— Сумимасэн, таному ё! Остановись!
— Нет.
Я взял щетку и вернулся к расчесыванию. Железная щетина мягко ходила по телу, будто губка, оставляя на коже глубокие борозды.
— Ты бил её ногами, — повторял я, усердно натирая его спину, — хлестал её плетью, как собаку…
— Пошел ты! Синдзимаэ! — выл от боли якудза.
— Смотрел, пока жирный извращенец раздевает её…
— Дзаккэнаё!!!!!!
— Ждал, пока он её изнасилует, пытался ему помочь…
— Тикусё, тикусё, тикусё…. Хватит, я больше не могу, хватит!!!
Спина стала ярко-красной, словно ранний рассвет. Я исступленно рвал плоть вдоль и поперек, она легко поддавалась, как холст. Кожа соскабливалась, рвалась и слезала пластами.
Татуировки больше не было видно. Кровь стекала алыми водопадами по широкой спине, образовывая потеки на его брюках, сбегала по ножкам стула на пол, обращаясь в лужицы.
Я остановился, вытирая испарину со лба. Эзуро плакал, повесив голову. И откуда у него силы на слезы⁈
Щетка полетела в угол, я устало расстегнул пуговицы и снял рубашку, чтобы не мешалась. Она была покрыта грязью и кровавыми разводами, лишь я избавился от одежды, сразу стало легче. Воспользовавшись паузой, я осмотрел порез на боку, про который успел забыть. К черту, потом займусь, времени на самолечение нет.
— Готов продолжать? — спросил я, занимая свое место, напротив пленника. — Больше не будешь юлить?
— Я расскажу, все расскажу, только остановись… — гундосил он, глядя на меня красными от боли глазами.
— Статуэтка, — бесстрастно произнес я.
— Да… Это я. Это была моя идея.
— Какая идея…
— Свин не мог ей всунуть. Все ерзал и психовал. А статуэтка попалась мне на глаза. Гладкая, деревянная. Я взял её и протянул ему.
— Что ты сказал? Слово в слово.
— Я… Я сказал… Всунь этой шлюхе эту штуку… Всунь ей по самый корень, чтобы из горла вылезло…
— Он и всунул.
— Да. Он ей там все порвал. До дна достал.
— До дна, говоришь…
Мир рвался на лоскуты, как спина Эцуро. Мимо прошла Муза, она держалась за голову, будто была ранена. На секунду остановилась и посмотрела на меня с жалостью и осуждением. Ты переходишь черту, — говорили её глаза. Пытая его, ты пытаешь и себя тоже.
— Она кричала. Очень сильно кричала, громко так… протяжно, — говорил якудза. — Рычала словно зверь.
— Дальше, — тряхнул я головой.
— Свин возбудился. Достал из неё статуэтку, хотел всунуть. Но она каким-то чудом вырвалась, поползла по ковру, оставляя след из крови. Он смеялся.
— А ты?
— Я бил её.
— Плетью?
— Да.
— Куда?
— …
— Куда, ублюдок?
— По заднице. По бедрам, пояснице, спине… Мы увлеклись, а она воспользовалась моментом. Дотянулась до ножа. Свин навалился на неё, прижал к полу, но она воткнула танто ему в живот. Он свалился с неё, но смеяться не перестал. Тогда я пнул её под ребра, а потом наступил на руку, чтобы бросила нож… Я схватил её… Потащил к кровати.
— О чем ты думал в тот момент? — спросил Аоки моим голосом.
— Я не знаю… Я не определился… Ни о чем!
— Хватит, ты опять врешь, полагая, что это спасет тебя от боли, — произнес Ичибан. — Продолжим.
— Нет, нет, нет, нет, нет, нет!!! Подожди, я не вру, я рассказываю все как есть, всевсевсевсе….
Я вскочил со стула, завис над инструментами, тяжело дыша. Кривые ножницы по металлу. Сойдет.
Острые лезвия сомкнулись на фаланге его мизинца, прижали кожу, заставляя палец немного опухнуть.
— Ты хоть представляешь, какого это, всю жизнь быть одному? — спросил я, и не дожидаясь ответа, нажал на ручки.
Ножи с хрустом сомкнулись, отделяя изуродованный палец от кисти. С мерзким звуком он шлепнулся на пол, под аккомпанемент криков Эзуро.
— И когда мне начало нравится чье-то присутствие…
Обрубок безымянного последовал за своим собратом.