Старшеклассник без клана. Апелляция кибер аутсайдера 3 (СИ), стр. 28

Трое типов в форме, представляющих городской департамент, были поставлены парнем на место при всех, сразу — и теперь откровенно тяготятся разговором с Трофимовым и представителями школьной охраны. Впечатление такое, что они отбывают какой-то скучный и ненужный им номер для галочки.

— С-с-сука, — Фомичёв, молчавший до последнего времени и сидевший у стены, начинает говорить по-русски.

В принципе, мне понятно, к кому он обращается. Но вздрагивает и подпрыгивает на месте отчего-то Трофимов.

— Седьков, сука, ты не жилец! — продолжает шипеть мой "соотечественник".

Коридор даже замирает на мгновение.

"У кого-то есть переводчик с русского?".

"Ало, этот язык кто-то понимает?".

"Что он сказал?".

Школьный чат мгновенно оживает после очередной заминки.

Мартинес и Эрнандес, красноречиво ухмыляясь, косятся на Хамасаки, но та и бровью не ведёт.

"Жаль. Какая досада" — флегматично выдаёт Миру всем под хрюканье Айи. — "Возможно, сейчас обсуждается что-то очень интересное".

Дальше у меня в интерфейсе загорается красная строка уже нашего, личного чата: к сожалению, в отличие от модифицированных, единовременно могу читать только что-то одно.

"Худая, уймись 😡. Не пали контору 😡. Я тебе сейчас сама глаза на жопу натяну!" — Эрнандес со скучающим лицом в реале разглядывает свой локон.

Если не видеть текста, и не заподозришь накала страстей.

А ведь этот виртуал благодаря имплантам и концентраторам — целый мир, приходит ко мне отстранённая мысль. В отличие от сетей, знакомых мне ранее, здесь и эмоции передаются на уровне физических ощущений, и...

Додумать не получается.

— Ко мне зрение вернулось! — шепеляво сообщает Фомичёв.

После чего начинает подниматься на ноги, опираясь о стену.

Трофимов делает рефлекторное движение в его сторону, но завуча решительно останавливает второй полицейский из восемнадцатого участка:

— Оставаться на месте! К учащимся не подходить!

— Я — старший преподаватель этой школы! — светило педагогики багровеет и, не слушая представителя закона, продолжает двигаться вперёд.

Напарник Эрнесто делает пару тягучих шагов и оказывается вплотную к Свину. С его руки слетает небольшая молния — и завуч повторяет своё падение, как после удара Макса.

"Единственный нюанс" — иконка Мартинес в общем чате зевает. — "Макс его лицом вперёд уронил, а легавые — затылком".

"Интересно, что русские затевают?" — неожиданно появляется сообщение от Ченя.

Сам китаец, как ни в чём ни бывало, присоединяется к той части старшеклассников, которая теоретически свободна в передвижениях и находится за второй чертой (в замесе не участвовала).

"Не 3,14зди!" — Эрнандес отчего-то надевает на себя маску Мартинес. — "Вон, Седьков тоже русский! Его чуть с нами вместе не угробили! Был бы не натуралом — кончился бы вместе со всеми!".

"А Седьков местами уже не русский" — равнодушно возражает Чень. — "Он под японским зонтиком. К нему русские не относятся, ну или он к ним".

Выхожу из школьного чата, чтобы отреагировать на снова мигающий красным конверт нашего личного:

"Всё нормально" — это Миру. — "Пусть говорит. Нам пока только выгодно. Я, правда, не понимаю, какую игру он ведёт".

"В чём наша выгода?" — деловито уточняет баскетболистка.

"Пока фокус на других и пока Рыжий — свидетель, нам всё равно, в какую сторону площадки катится футбольный мяч" — философски замечает Мартинес.

***

Интерлюдия

Глава 18

— Никому не говори, что можешь общаться в закрытом чате. — Миру, несмотря на оживлённую предварительную дискуссию с отцом, в суд всё-таки поехала.

Мне для этого даже пришлось поймать отдельное такси по её просьбе — садиться в машину к своим либо к кому угодно ещё она была против.

— Помню, Тика говорила. — Под пристальным и внимательным взглядом одноклассницы спохватываюсь и поправляюсь. — Твоя мама сказала, Хамасаки-сан-старшая.

— Уже лучше, — ворчит японка, откидываясь на спинку сиденья. — Теперь я понимаю, почему вы с Мартинес нашли друг друга.

— Мы оба любим секс, — в этом месте даже не знаю, шучу или говорю серьёзно. — И на почве этой безбашенности мы оба любим друг друга. И Эрнандес с нами.

— Вы оба — бескультурные и невоспитанные эгоцентристы, которые считают, что мир создан для удовлетворения только их потребностей. Всё прочее по-вашему — инструменты. — "Сестра" собрана, печальна и непохоже, чтобы шутила. — Эрнандес как раз нормальная. Мартинес, в отличие от некоторых, имеет сколько-то там поколений благородных предков за спиной. Плюс, слава их семейным бабкам, она в любой момент МОЖЕТ себе позволить выглядеть иначе, если захочет. Да она, в принципе, время от времени и позволяет, а вот ты...

— Понял, понял, понял. Не продолжай. Могу спросить, зачем ты расшарила мне этот свой последний диалог с отцом? Насколько понимаю, подобная информация не то что не предназначена для других, а вообще. Чёрт, даже слово правильное не подбирается.

— А сам ты как думаешь? — она прикрывает глаза и выражением лица неожиданно становится похожа на старую-престарую бабку.

— Отвечать вопросом на вопрос — прерогатива совсем не твоего этноса. В некоторых местах, если что, считается невежливым.

— Это если люди не близкие, не родственники и не накоротке. Мы с тобой к ним не относимся.

— Ещё совсем недавно ты очень прозрачно давала мне понять, что не считаешь меня ни близким, ни достойным. Твоего внимания и общения.

— Это была моя первая в жизни ошибочная стратегия. Я не разглядела твоего потенциала, приношу извинения. Кстати, я думала, мы уже проехали с тобой этот момент? — она приоткрывает один глаз и косится на меня, чуть повернув голову. — Диалог с отцом засветила тебе для того, чтобы ты первым начал задавать мне вопросы.

— Не понял?

— Ну и тормоз. Мне сложно самой инициировать эту тему! По вполне определённым психологическим причинам.

— Ну так и не инициируй?

— Седьков, ты кретин. Мне вот щ-ща даже хочется перейти на лексикон Мартинес — она знает толк в формулировках.

— Это твой завуалированный подкат ко мне, как к парню? Со стороны девушки-японки, которая мне симпатизирует?

— Не совсем. — Миру всё так же серьёзна. — Пожалуй даже, вовсе нет. Ладно, начинаем сначала. Ты понимаешь, почему никому нельзя говорить о том, что ты читаешь во внутреннем чате? Что можешь читать, — поправляется она. — И даже писать.

— Нет, но полностью полагаюсь на слова твоей матери, плюс Мартинес и Эрнандес. И на твои.

— Ты не должен быть в состоянии это делать физически.

— Кто сказал? Мало ли, как оно бывает? Человек — чертовски сложная машина и у каждого свой потенциал.

— Именно. Мозг — это машина. Он имеет частоты, фазы, амплитуды колебаний. Некоторые диапазоны человеку должны быть недоступны физиологически, м-м-м, так сказать, закладка разработчика. Намёк ясен?

— Вообще-то я атеист, но тезис понимаю и принять могу. Теоретически.

— Это давно доказано в массе компаний, в том числе у нас. Хочешь подискутировать?

Обычно она менее эмоциональна.

— Блин, брат с сестрой мирно едут в суд. Мне кажется, или кто то из нас начинает конфликтовать?

— Переживаю я, — беззащитно признаётся она.

И сразу становится нормальной.

— Я не конфликтую, — задумчиво продолжает Хамасаки. — Просто ты сейчас рассматриваешь меня, г-хм, как женщину, а не как собеседника — вижу же. Думаешь и ощущаешь с физиологической точки зрения и прикидываешь, как бы ты меня применял по назначению. Не как сестру, если что. В другом плане.

— Херасе. — А вот тут я резко осекаюсь и прикусываю язык.

— Хорошо, что не стал спорить.

— Я никак не привыкну, что в этом мире уже и твои мысли принадлежат не тебе одному. Справедливости ради: у меня получается надевать намордник на мои, твоими словами, физиологические хотелки.