Мне (не) всё равно (СИ), стр. 91
На том месте, к удивлению, снег был растоптан, и не было никаких огромных сугробов, а по сути, здесь никто не убирается. Но Кумы не было. Осмотрелся. Прятаться бы он не стал, так где же? Куда его могло занести? Или сидит спокойно дома, вспоминая каким же охуенным является!?
— Сука…
На расстоянии зашуршал снег.
— Кто здесь? — мелковат для Кумы и много шумит. — Выперай свою задницу.
Тонкая фигура знакомого нарика вылезла из-за пристройки. Знаю его, вечно с Кумой таскался.
— Т-Тимур, — попытался настроить улыбку на своём лице, но передумал, отчётливее разбирая мои эмоции.
— Где Кума? — Гарик-то должен знать, он же его фанат.
— Е-его здесь нет, — он сделал шаг ко мне, открывая тощие ладони.
— Блять, я это вижу! Где он сейчас? — от перемены моего настроения полу-нарик перешугался и хотел съебать, да я вовремя поймал, смотря в выпученные глаза. — Отвечай.
— Е-е-его это… — чувака трясло так, будто он давно дозы не вкалывал.
— Это?
— Мусора утром загребли…
— Чё?
— Я не знаю за что! Клянусь!
Невозможно. Кума допустил где-то ошибку? Он не мог, иначе бы давно упекли за внешний вид.
— А перед этим что произошло?
— Перед чем?.. — тряхнул, и его голова ходуном заходила.
— Перед тем, блять, как упекли.
— Н… не было ничего, — заикался он, смотря за плечо. Пиздит же.
— Вторая попытка.
Возможно, мой голос сейчас действительно производил впечатление. Гарик чуть не растёкся в руках.
— Н-ночью Кума говорил с каким-то человеком…
— Человеком? Кто это был!? — нарик заткнулся. Я не мог перестараться, но, кажется, его испуг может привести к инсульту. Зашибенно. — Девушка? Парень? Старик? Мужик? Кто? — а он только хлопал прозрачными веками, не выговаривая ни слова. — Это был парень? — Гарик слабо кивнул. — Взрослый? — отрицательный ответ. — Просто молодой? — согласился. — Выше тебя? — опять соглашение. — Выше меня и ниже Кумы? — два положительных ответа. — Описать его можешь? — нарик опять заметался, чтобы успокоить, тряхнул сильнее. — Борода? Усы? — отрицательный. — Лицо чистое? — кивнул. Значит, ни пирсинга, ни татуировок. — Цвет волос хоть назовёшь или ты не вникал?
— Типа тёмные… но такие… светлые…
— Крашенный?
— Нет. Ну, типа рыжие, но темнее, где светлее…
— А глаза?
— Карие, но они тоже… такие, — я понимал, к чему сам привожу себя.
— Высветленные, блеклые и матовые? — странный цвет, который мне проще обозвать так.
— А, да, — интенсивно закивал.
— Какое впечатление он на тебя произвёл, когда ты увидел его?
— Э?
— Первые мысли, — я уже знал, что он подумал.
— Тот, у кого есть бабки, внешность и власть, чтобы всё оказалось перед его ногами, — это Рома.
— О чём он говорил с Кумой.
— Я всего не слышал…
— Так расскажи то, что слышал.
— Он! Он спрашивал про какого-то парня, и вроде о Тимуре говорил… а, так тебя тоже так зовут… — ну да, Тимур на город не один.
— Про какого именно парня спрашивал.
— Не помню, — уже ради прикола тряхнул тушу. — Не помню! Честно!
— Левин? — он раскрыл глаза и помотал головой слева на право. — В-Ваня?
— Вроде бы, — громкость голоса упала, как я отпустил его.
Это точно был Рома. Но как!? Как? Я не говорил, а он не экстрасенс. И что вообще могло указать на него? Если Гарик описал так Рому, значит и Кума встретил его впервые. Блять…
— Т-Тимур… — поднял глаза на нарика.
— Пиздуй, — и упиздел.
Как же так? Положил руку на карман, где лежали отмычки. Должны были лежать. Их нет! Да ладно. Я точно их переложил в задний карман, потому что не хотел оставлять в куртке, что всё время висела в гардеробе. Карман… Прильнул жар от пошлых воспоминаний. Он тогда забрал их? Но по одним отмычкам не поймёшь, кому они принадлежат. Кума не подписывал, а по отпечаткам… это долгая работа.
Но факт есть факт, он опередил меня и сделал то, что хотел. Заплатил.
Опередил и всё. Оказался на первом месте, как и обязывает само существование таких, как он. Рома победитель, самый лучший, самый удачливый, гений, что может обмануть всех и остаться… остаться таким же совершенным. Даже не имея никаких данных, за полдня он нашёл его и навёл полицию на него. Отплатил.
Это должен был сделать я. Хоть как-нибудь искупил вину, но сейчас… я на мёртвой точке и никуда не могу сдвинуться. Рома… да как же так? Что ты за человек? Невозможно быть таким.
Зашёл в кофейню поблизости от больницы запить своё негодование по этому поводу. Опередил. Так просто. Так легко, словно ему это ничего не стоило. Ему вообще ничего не стоит сделать что-то и остаться у всех в почёте. Хоть переебать всю мелкоту в округе и никто ничего не скажет против. Блять, меня это выбешивает. Раздражает и выводит из себя угнетение от того, что мой простецкий и задрипанный план мести провалился, и я остался ни с чем. А может, оно и к лучшему? Что бы я смог сделать против Кумы? Скорее, это он бы меня сделал. Измудохал, и от меня ничего бы не осталось – так и было бы. Не мне с ним тягаться. Не та весовая категория, не та умственная. Отличное оправдание.
Горькие кофе оказался перед носом и бил жарким запахом. Больше девяноста процентов… не чересчур ли горько? Первый глоток, жгущий и ошпаривающий язык, но терпимый и невкусный. Второй кажется холоднее, но не слаще, такой же противный. Третий…
— Тут не занято?
— Не… — кофе ошпарил губы, и я громко поставил кружку на стол. На этот раз освобождать место незнакомцу не понадобилось. Во-первых, он спокойно сел напротив, разделяя со мной один стол, а во-вторых Рома уже не был незнакомцем.
— Как дела? — прозвучало как в старые времена. Приятные и любимые времена. — Или лучше спросить, ты принял решение? — замечательный голос.
— Какое решение? — сделал большой глоток, обжигая горло изнутри, но сохраняя незаинтересованную физиономию.
— Тебе напомнить? — бархатный голос щекотал, а мальчишеский взгляд бросал вызов, который я принял и продул. — Но стоит отойти на несколько шагов назад. Я спрашивал на счёт Вани в больнице, и знаешь, что сказали?
— Не знаю, — проще отнекиваться. Пусть он видит это, раскусывает меня самыми постыдными способами, но я не сломлюсь. Постараюсь не сломиться под давлением чувств, которые орут, не затыкаясь.
— Посещение строго ограниченно.
— Надо же, — впервые прервал его. Конечно, когда мне хотелось, чтобы он замолчал? Я хотел, чтобы он говорил, не переставая, в то время, как буду наслаждаться его голосом, как наилюбимейшей песней.
— И я знаю, что это из-за тебя.
Из-за меня… теперь он говорит обо мне. Разве не об этом я мечтал? Разве не мечтал заинтересовать его? Мечты тупых идиотов сбываются, и они еле прячут свои радостные возгласы в узле из органов. Рома…
— Хорошо, что знаешь, — больше не отпил и оставил кружку в покое.
— Не хочешь его сдать мне?
Но заинтересовал я его только из-за Левина. С Левинской стороны и никак больше… Больше он во мне ничего не видит. Вот и обратная сторона.
— Зачем мне это? — тогда лучше остаться с Левиным. Опять схватился за ручку, теребя её. Нервничаю и не знаю, что сказать.
— За вознаграждение.
Он будто мои мысли читает. Все до единой. Ничего не могу скрыть от него, хоть и пытаюсь. Дерьмово, значит, пытаюсь. Сопротивляйся, блять, сопротивляйся.
— А ты можешь мне дать то, чего я хочу? — нагло, броско и некрасиво.
— По-моему, только я могу дать тебе то, чего ты хочешь, — никакая это не гипотеза, а уже доказанная и проверенная теория.
Верно. Это так. Только он. Один он из всех людей на этой сраной планете смог заполнить и занять мои мысли, чувства и даже то, что называют сердцем. Он может… никто больше. Все остальные, так и останутся остальными, не подозревающими о гейских потребностях, которые могут быть удовлетворены лишь Ромой. Никто больше не возбуждает, как он, как его голос, его запах, его нутро, весь он без остатка. Второго такого нет, не так ли? И даже если бы был, то это был не он, а кто-то другой из кучки остальных.