Вечное сияние чистого зла (СИ), стр. 17

— Хорошо. Будем считать, что ты ещё не готов, — негромко сказал он.

Движения его руки вдоль члена игнорировать было невозможно, и Келегорм жаждал их ещё и ещё, хоть ему и не нравилось быть распростертым, как жертва под поймавшим его хищником. Моргот угадал и это желание, помогая лечь на бок и согнуть одну ногу в колене, после чего продолжил свои ласки. Снова решившись опустить глаза вниз, нолдо увидел, как тот лижет его, кончиком языка проходясь вдоль ствола его члена, окрепшего и налившегося желанием, но тут же прикрыл их. Отвлекаться от ощущений, что захватили его, он больше не хотел.

Выдержки у нолдо оказалось немного — неудивительно, учитывая прежний опыт. Он уже раскрылся весь и не страшился показаться полностью обнаженным, когда одежда стала сковывать его, и хотел только новых движений, уверенных и сильных, с которыми длань врага проходилась по его члену. Довольно скоро он, шумно выдохнув и не сдержав на выдохе тихий стон, выплеснулся несколькими каплями семени. Моринготто частью собрал их губами, частью растер по члену и животу, накрывая обнажившуюся головку члена губами и награждая её благодарным поцелуем, неожиданным равно для эльфа и для себя самого. Он поднял взгляд вверх и увидел, что нолдо смотрит в ответ удивленно. Читалось в его взгляде облегчение, а потом — расслабленность, с которой он откинулся на покрывало, стараясь отдышаться.

— Я ухожу, но пришлю слугу, чтобы помог тебе омыться.

Нолдо не отвечал — он лежал, ощущая, как растекается по телу блаженство, ничуть не похожее на обычное секундное облегчение, и тем более яркое, что в этот раз его ласкал кто-то другой. В этот раз пришедшему слуге он безропотно позволил отвести себя к купели и омыть себя, а после снова переменить одежду, хотя сейчас время подходило к глубокой ночи и он остался в одной длинной рубахе.

========== Часть 9 ==========

Наутро события прошедшей ночи казались ему, если смотреть на них отвлечённо, грязными. И когда его привели вниз, в тронный зал, чтобы он сопроводил Моринготто за завтраком, ощущение замирающего страха никуда не исчезло, к нему примешивался стыд, невозможность взглянуть Морготу в лицо. Поэтому нолдо смотрел вниз, на столешницу полированного черного камня со светлыми прожилками, смотрел на поданные напитки и на обожжённые руки врага, которые тот не скрывал. Меж двух роняющих яркие отсветы сильмарилей зияло пустое отверстие, точно темный вала думать забыл про него и не заботился внешним видом; Келегорму виделся в этом некий символизм: темный вала, господин пустоты, властвующий над его опустошенной фэа и хроа.

Моргот жаждал наполнить этот сосуд, тем более, что тот имел столь соблазняющие формы, но, к счастью Келегорма, ни словом, ни жестом не намекал о случившемся, и была в его действиях забота, в меру отстраненная, но приятная.

— Жизнь не кончается одной местью, Тьелкормо.

Келегорм не ответил. Он мог согласиться, мог не согласиться — но спорить желания не имел.

— Если бы я мог не покидать Блаженный край никогда, — вырвалось у него.

— Но ведь многие эльдар счастливы и здесь. Жили здесь телэри и оставались, вопреки призывам валар.

На сегодня он беспрепятственно отпустил нолдо прочь, зная, что никуда, кроме небольшого леска, тот не направится. Пусть поразмышляет наедине — желание должно созреть. Вряд ли он решится сунуться далеко и лишнего не увидит. Ниже, в глубине Железных гор, ковалось денно и нощно орудие к новой войне, и недалеко было до часа, когда Моргот наметил себе вновь погрузить этот мир во мрак; ему только предстояло собрать армию достаточно большую для того, чтобы она подавила малейшие попытки нолдор и телэри противиться. Но даже и не эльфы были его противниками, а валар, свободы от которых он и искал здесь. Этот последний вопрос ему ещё предстояло решить. И он отнимал у Моргота немало времени, равно как и подготовка армии. Если бы он вновь погрузил Эндорэ во тьму, как было в те дни, когда он только бежал сюда… Тогда пусть его брат Манвэ принимал бы у него беженцев из Сирых земель, оставляя их в его владение — это было бы великолепно. Пусть брат воображал бы, что создал для него здесь тюрьму… А ещё лучше, чтобы ему никто не мог возвестить о бедах Эндорэ. Он следил за временем, как всякое тысячелетнее существо, не наблюдая часов, и потому затруднился бы сказать, когда вновь вспомнил об эльфе. Но произошло это довольно скоро после того, как он его оставил; ему хотелось обладать и подчинять себе дальше. И он помнил сожаление на его лице, а потому намечал вновь вернуться слугой этим вечером.

Нолдо стоял, прижавшись спиной к толстому стволу вековой лиственницы, видя в дереве спасительную возможность отступить от стаи троих наступавших волколаков. Звери угрожающе порыкивали; спасло его пока то, что все трое были молоды и среди них не было вожака, который подал бы пример и первым бросился на нолдо: то было уже второе или третье поколение волколаков, родившихся здесь, и после изгнания Саурона они привыкли к обычной волчьей жизни в лесах. Келегорм любил псов и волков, и если бы эти звери не были выведены Сауроном как творения тьмы и машины убийства, то не посмели бы кинуться на него. Он пробовал протянуть к ним руки, но звери щерились и отступали. Положение становилось угрожающим. Будь у него лук со стрелами, он отогнал бы их и справился бы быстрее, меч же пока выхватывать не хотел.

Соткавшаяся из воздуха черная тень раскидала тварей прочь, так что те бежали. Секундой позже Моргот предстал перед нолдо.

— Если надеялся найти с ними общий язык, лучше взять щенка и натаскивать его с детства на дичь, а не на людей.

Нолдо заинтересовался, хотя не подал вида. Раньше ему казалось, что творения тьмы не смогут изменить своей природы, но сейчас он подумал, что они хотя бы будут хорошими спутниками на охоте.

— Попробуй отыскать осенью гнездо и взять подросшего волчонка.

Келегорм считал, что Хуану вряд ли найдется замена, но новый пёс стал бы чем-то иным и во всяком случае порадовал бы его сердце, а потому согласился. Они вдвоем вернулись к воротам в ущелье; волколаки трусили позади на приличном расстоянии.

— Любопытные твари. Им не хватает хозяина, — Моринготто усмехнулся.

Келегорм, увидев в этом намек, протестующе поднял руки, заявив, что не хочет натаскивать их, чтобы они разрывали невинных пленников.

— Иди к себе, — резко оборвал его Моргот. Меньше всего ему хотелось пускаться в объяснения по поводу своих остальных пленников и их планов, к тому же не хотелось слушать, как эльф упрашивает его сжалиться над ними — а он делал бы это, тут сомневаться не приходилось.

Келегорм вернулся в покои. Взялся было за сборник с балладами, записанными тенгваром, но скоро бросил, чувствуя, что нервничает, не зная, чего ждать. Ужин уже ожидал его на столе; в остальном вечер был одинок и грустен, полный ожидания. В этот раз при виде слуги он почти обрадовался.

— Здравствуй, друг.

Моргот с легким поклоном поставил перед ним поднос и сделал вид, что хочет удалиться; он почти дошёл до порога, как его нагнала ожидаемая просьба помочь с омовением. Его забавляло пробовать так играть с нолдо, смотря на него то глазами слуги, то глазами всесильного взявшего над ним власть Моринготто. И он чувствовал, что в этот раз надо выдержать паузу, если только он решил изображать другого эльда, вести себя почтительно и отстранённо. В этот раз движения его были дежурными; Келегорм же, если и хотел попросить о чём-то, то не решался, иногда с надеждой посматривая на слугу, иногда прикусывая губы. Так и не услышав ни единого вопроса, Моргот вышел. Он ожидал услышать просьбы интимного характера, просьбы о помощи подготовить к последующему, но нолдо решил, очевидно, что это дело лишь их двоих. Это хоть и было приятно и вторично указывало на стыдливость, но оставляло его на сегодня без ожидаемой награды, поскольку сам Моргот не собирался являться каждый день и показывать, что хоть чем-то привязан к этому эльфу, который запал в его память невесть из-за чего: то ли из-за сверкающего взгляда из-под тонких темных бровей, то ли из-за искренней, неподдельной уверенности в своей правоте, которой он так быстро лишился… Нет, пусть считает, что у него многие сотни пленников-эльфов, которых он истязает или пользуется ими любым другим способом — что было правдой лишь отчасти, и чувственность вовсе не была сильной стороной владыки тьмы, который предпочитал сеять страх другими средствами. Эльдар же были гораздо полезнее как мастера и редко выдерживали тяжелые пытки.