Крещендо (СИ), стр. 58

- Боль. - Просто ответил мужчина. А что он мог ещё испытать? Разве что ещё капельку удивления - оказывается, ему могло быть ещё больнее. Где же предел тому, что человек может выдержать?

- Боль, - Рей удовлетворенно кивнула, а затем наклонилась к нему совсем низко. Так, что его разбитые губы могли коснуться её, а волосы защекотали виски. Наклонилась и вмиг вокруг дышать стало легче от аромата пионов. – Так зачем ты заставил меня ощутить всё это? Зачем, Бен? Зачем ты это сделал? Почему, входя в мою жизнь, ты всегда пытаешься убежать? Я ведь могла в этот раз и не догнать тебя, Бен.

Кайло видел, что её огромные глаза полны слез. Она моргнула и одна слеза упала на его щеку.

- Рей.

- Я знаю, как меня зовут. Но я хочу знать, чего ты хотел. Чтобы твоя породистая сука пришла и рыдала у твоих ног? Хорошо, Бен, вот она я. Здесь. Перед тобой. Твоя. Слышишь, твоя? Хочешь – на день, хочешь навсегда. Хочешь – прогони, если эта победа больше не нужна. Как скажешь. Просто… просто никогда так больше не поступай с собой. Обещай мне, если ты любишь меня, никогда больше не вредить себе. Не загоняй нас в это ужасное отчаяние ещё раз.

Бен, превозмогая боль, погладил девушку по спутанным волосам своей бесчувственной рукой. Она была зла, разбита и напугана. Ему снова удалось это сделать, у него снова вышло её травмировать. Настолько, что она говорила вещи, в которые сама не верила. От страха, от облегчения. Она не могла быть его, потому что даже сейчас была слишком далеко.

- Нам нужно во всем разобраться, Рей.

- Да и сейчас, кажется, самое время, - девушка выпрямилась. Вытерла слезы. Улыбнулась. – Я слышала, что тебе сказал врач. Тебе нужен отпуск. Поехали вместе? Сбежим на пару дней от всех.

Бен уставился на неё так, словно это она ударилась головой.

Она что, не понимала, что от себя сбежать было невозможно?

Внезапно сообразил простую истину. Он никогда в своей жизни не был в отпуске. В юношестве отпуск был недоступной роскошью. Когда же он стал гонщиком, то объездил весь мир, но все межсезонье проводил в своем загородном доме в Мичигане, приезжая на тренировки каждый день. В команде его считали очень необычным гонщиком. Когда выключались камеры, он переставал улыбаться и из нагловатого чемпиона превращался в тихого, замкнутого человека, который чаще общался с механиками, чем с другими гонщиками. Его дополнительные тренировки никого не удивляли. А он же не мог сказать, что каждый раз, прилетая в Монте-Карло, не хотел задерживаться дольше положенного, потому что всегда думал, что не привез сюда Рей. Никуда не привез, куда обещал. Зачем ему были все эти красивые места на планете, когда не с кем было их разделить?

И вот Рей, сложив руки на коленях, говорила так просто, будто они были нормальными. Будто он был просто мужчиной. Не ублюдком. Не чудовищем. Зачем она продолжала это делать?

- И что будем делать? Спать на разных кроватях или я буду спать с тобой, и слушать, дрожишь ты или нет? Или будем резать вены друг другу?

- Вот чтобы больше не резать вены и не попадать в аварии, мы поедем в отпуск и попробуем разобраться. Бен, если по одиночке мы не можем жить, как нормальные люди, может есть смысл… хотя бы поговорить? Например, ты расскажешь, почему ты это сделал?

Она так сказала последнюю фразу, что мужчина сразу понял. Рей хочет поговорить не об аварии. Впервые вопрос, не заданный семь лет назад, прозвучал. Вопрос, которого он всегда боялся.

- Вот такой я ублюдок, - пожал плечами он. За все эти годы легко было убедить себя в этом. Что ты ничтожен. Что ты монстр. Что ты заслужил на все, что с тобой происходит. Смириться и поверить.

- Не такой, вот в этом и проблема. Это весьма удобно прятаться за подонком, но что-то здесь не так. Был бы ублюдком, не пытался бы искупить вину, а этот твой поступок… он похож на последнюю попытку исправить ошибку…У каждого монстра есть свой Виктор Франкенштейн за спиной, и я хочу знать, кто в ту ночь его создал. Кто нажал на кнопку.

- Никто не нажимал. Натура такая… знаешь, когда все хорошо - обязательно испортить. Не зря говорят, что бешенных щенков нужно топить, ещё пока они слепы, чтобы не укусили. Ты просто подпустила меня слишком близко. Вот тебя и покусали.

Рей нахмурилась. Эта фраза была такая… такая странная.

В палату вошла довольно раздраженная медсестра, которая очень вежливо сообщила Рей, что время для посещения закончено и больному нужно ввести снотворное. Девушка, едва не испепелив ту взглядом, кивнула.

Затем наклонилась и оставила быстрый поцелуй на губах Бена. Вышла.

Тот лежал, глядя в потолок. Провел рукой по щеке, стирая слезу Рей рукой, которая ничего не ощущала. Внезапно он понял, что принесла ему девушка. Не свою любовь. Не свою кровь. Она в эту палату принесла ему такое долгожданное прощение, когда, наконец, задала тот самый вопрос и сама над ним задумалась.

Проблема была лишь в том, что иногда прощения жертвы было недостаточно. Самым сложным было простить себя. А они этого не сделали. Ни он. Ни Рей, как выяснилось в картинной галерее. Они оба, каждый по отдельности, винили во всем самих себя. И чёртово время прощения не могло наступить в полной мере.

***

Что-то было не так во всей этой истории.

Что-то определенно было не так.

Парень любит девушку и насилует её. Потом исчезает, потому что никогда и не любил.

В таком раскладе все было объяснимо, такие истории часто происходили. Бывало и так, что потом парень возвращался – спустя день, месяц или годы – и пытался все исправить, мотивируя все вспышкой.

Но не бывает так, чтобы парень, став мужчиной, продолжал клеймить себя ублюдком, не пытался найти прощения и, возможно, страдал все эти годы не меньше.

Рей остановила машину и тряхнула головой. Гадать она не любила. Дед сделал из неё превосходного адвоката, а значит, она опиралась на факты.

И два факта не давали покоя.

Попытка суицида, как раскаяние.

И квартира – та самая, которую Бен снял дня них давно и в которой они не прожили ни дня – отчего-то по всем реестрам принадлежала ему. Выходит, он уничтожил их любовь, но отчего-то не просто сохранил, а и выкупил место, которое они хотели сделать своим домом?

Зачем такое делать, если ты просто использовал девушку?

Рей закрыла машину и безо всякой дрожи вошла в дом, поднялась на второй этаж и достала свой набор отмычек. Если квартира принадлежала Бену, она могла не волноваться, что потревожит покой других людей. Девушка не сомневалась – здесь никто не живет.

Кроме секрета.

Дверь поддалась за минуту и Рей вошла, потревожив тишину.

Внимательно огляделась.

Место преступления было перед ней – а попытку самоубийства Бена девушка рассматривала именно как преступление, которое началось давным-давно, когда он был здесь, а она – нет. Здесь произошло что-то, что десять дней назад едва не убило его. Здесь, в залитой светом гостиной, отчего-то проснулся монстр.

Рей стояла, скрестив руки.

Было странное ощущение. Ничего не изменилось за семь лет. Не прибавилось мебели, не появились чашки. Время словно застыло, но здесь не было ни пыли, ни грязи, ни затхлости. Квартиру регулярно проветривали и убирали. Стоял букет с садовыми пионами на окне – вода свежая, цветы ещё не распустились.

Ничего не изменилось с того самого дня, как она вышла.

Кроме зеркала на стене. Оно было разбито. Осколки собрали, а зеркало не поменяли.

Рей подошла поближе, рассматривая свое искаженное изображение. Стекло было разбито кулаком. Несколькими ударами. Бен. Это точно сделал он, но зачем? Увидел проснувшееся чудовище и пытался оттянуть неизбежное?

Девушка оглянулась. Наткнулась взглядом на их старое фото в простой рамке, которое она сама поставила на барную стойку.

Ничего.

Больше ничего не было. Ни записки, ни зацепки.

Просто квартира, но как о многом она говорила. Бен никогда, ни на день, не забывал ни её, ни того, что сделал. Стоял в тени, наблюдал за её жизнью, не позволял себе даже заговорить с ней. Пока она сама не явилась.