Ступая по шёлку (СИ), стр. 21
— Сколько вас было?
— Двое.
— Заходили ли женщины вчера к вам в казарму?
— С утра была женщина, которая разносила лепёшки и воду с мёдом, она была рабыней, а после обеда заглянула другая.
— Ты знаешь, кто это был?
— Я не знаю, Ваше Величество, но это была знатная жена, волосы её были покрыты, а шуба из белого меха, только знатная жена может ходить в такой шубе, мой господин.
— Ты видел лицо её?
— Нет, было далеко.
— А ты?
— Нет, Ваше Величество, мой живот так мучил меня, что я бы не увидел даже родную мать, предстань она передо мной.
— О вашей судьбе вам сообщат позже, — Айола услышала усталость в словах своего Царя и господина.
— Агура, ты сопровождала свою Царицу?
— Да, мой господин.
— Ты слышала, что говорил конюх Царице?
— Он говорил, что её лошадь в небольшой конюшне, куда отводят жеребых кобыл, на восток от главной Царской конюшни.
— Ты сказала конюху, что поняла его?
— Да, мой господин.
— Куда пошла Царица, когда вышла из конюшни?
— Она пошла к западу, мой господин.
— Почему ты не остановила её и не указала знаком или словом, куда нужно идти?
— Дело рабыни следовать за Царицей, а не указывать ей.
— Ты понимала, куда идёт Царица?
— Да, мой господин.
— Ты подтолкнула её к воротам казармы?
— Да, мой господин.
— Ты сделала это намеренно, Агура?
— Да, мой господин.
— Почему ты поступила так?
— Мой господин перестал уделять мне внимание, поставил меня прислуживать Царице, как рабыню, а я наложница, а не рабыня Царицы. Царица не захотела обучаться, как ублажать мужа своего, и за это мой господин наказал меня, а не её, как следует поступить мужу с женой своей.
— Разве я не был ласков с тобой, Агура, до наказания и после?
— Был, мой господин.
— Разве я не преподносил тебе даров, столь богатых, словно ты жена мне или Царица?
— Преподносил, мой господин.
— Тебе стало не хватать ласк мужа, Агура? С появлением Царицы тебе стало не хватать ласк?
— Да, мой господин.
— Ты насытишься ими вдоволь, в казармах довольно изголодавшихся по женскому телу воинов, сейчас же тебя отведут на потребу им, и когда плоть твоя придёт в негодность, но до того, как разум помутится, тебя казнят, смерть твоя будет страшна.
Рабыня страшно кричала, когда двое всадников схватили её и выводили из зала.
В зашедших мужчинах младшая дочь Короля узнала свою стражу, они коротко поклонились её Царю и господину.
— Вы должны были оберегать Царицу от любой опасности, мнимой или действительной.
— Да, Ваше Величество.
— Как она оказалась во внутреннем дворе казарм?
— Казармы были пусты, и ей не грозила опасность, Ваше Величество.
— Опасность грозила ей, жена не может находиться там, есть ли там воины или нет. Царице Дальних Земель запрещает находиться в подобных местах Главная Богиня, это карается смертью, — Айола вскрикнула, но лицо её мужа и господина осталось так же безучастно и неприступно.
— Вас ждём смерть, какова она будет, вам сообщат позже.
Наконец, Царь и господин Айолы обратил свой взор на старуху и начал говорить с ней.
— Ты должна была обучить Царицу законам наших Земель, старуха?
— Да, мой господин.
— Ты объясняла Царице законы Главной Богини и законы Дальних Земель?
— Некоторые да, мой господин, некоторые нет.
— На чём основывался твой выбор?
— Царица упряма и глупа, она ведёт себя хуже самой никчёмной рабыни, выходя на улицу и кормя коней морковью. Она не учится, как ублажить тело и дух своего мужа, Царя и господина, только играет со своим зверем. Ей можно по многу раз повторять, как следует поступить, но она не станет слушать, ей никогда не стать покорной женой своему мужу и гордой Царицей, она не сможет занять место царственной Иримы. Бёдра Царицы не широки, а грудь недоразвита, она не сможет понести наследника, не было смысла обучать её всему, она бы всё равно разгневала господина и Царя Дальних Земель, и всё, что ждёт её — это смерть. Никчёмных жён всегда ожидает смерть, Главная Богиня не терпит непокорности в жёнах. Загулявшие рабыни ведут себя покорней, чем Царица! Ирима не была такой, мой господин.
— Твой Царь судит не Ириму, старуха, не произноси её имени, она была покорной женой, как и подобает быть жене своего мужа, и гордой Царицей, и не тебе произносить её имя вслух, старуха.
Айола смотрела во все глаза на своего Царя и господина, но лицо его оставалась так же неподвижно, только глаза стали ещё более жёсткие, тёмные и ужасающие юную Царицу.
— Ты сознательно не обучала Царицу законам Главной Богини и Дальних Земель, я долго был терпелив с тобой, но терпение моё иссякло. Молись, чтобы Царица осталась жива, тогда смерть твоя будет быстрой, если Царица погибнет — тебя ждёт смерть от моей руки, и даже я не знаю, насколько ужасающей и долгой она будет для тебя, — всё это прошелестела старуха, словно речь шла не о ней, а о постороннем человеке.
У младшей дочери Короля подкашивались ноги, горечь поднималась к горлу, голова её кружилась, а руки тряслись. Старуха осталась стоять на месте, для того, чтобы перевести для Айолы её участь, догадалась младшая дочь Короля. Стоявшие всадники, не проронившие не слова, не изменившиеся в лице, не дрогнувшие от душераздирающих криков Агуры и от слез юной Царицы, слушали, что говорит Царь Дальних Земель на их родном наречии, старуха же переводила для Айолы. Сам Царь и господин младшей дочери Короля не обратился к Царице со словами на её родном языке, не посмотрел в её сторону, сам он был подобен каменному изваянию, а цвет лица его был, как ступени под его ногами — серый. Крови не было в лице его, как и в губах. Но и жизни не было в его глазах, младшая дочь Короля решила, что всё-таки Царь Дальних Земель не человек вовсе, а каменный столп и демон, пришедший убить её.
— Твоя вина доказана, Царица, — скрипела старуха. — Ты переступила порог казармы, места, где живут одинокие мужи, подолгу не знающие ласки жён своих и наложниц. Ты не понимала, куда идёшь, и преступила закон Главной Богини не намеренно, поэтому тебе полагается минимальное наказание из всех возможный — двенадцать ударов кнутом, не медля.
Сквозь шум в ушах младшей дочери Короля показалось, что всадники сказали что-то в одобрение решения Царя Дальних Земель.
Айола знала, что мало, кто из мужей выживает после ударов кнутом. Когда же увидела кнут в руках человека в длинном плаще, что стелился по каменному полу, узнав в нём мужа, который преподнёс ей змей, когда поняла, что это и есть палач, ноги её подкосились, шум в голове стал невыносимым, всё смешалось в нём — крики рабыни, шипение старухи и страшных гадов, чей укус приносит смерть страшнее, чем четвертование. Никогда Айола не видела такого огромного кнута, с плетёной ручкой, для удобства палача, и расщепленным окончанием для больших мучений обречённого.
Царь заговорил снова, и младшая дочь Короля уже с трудом понимала, что шипит старуха.
— Царь Дальних Земель спрашивает, кто захочет быть палачом своей Царицы?
— Вот же палач, — Айола растерянно смотрела, и ей казалось, что всё происходит не с ней, не с принцессой Линариума, младшей дочерью Короля, Истинной Королевой и Царицей Дальних Земель.
— Рука палача сильна, дитя моё, ты не переживёшь и трёх ударов, но и мёртвое тело твоё будет подвержено наказанию, пока палач не ударит двенадцать раз. Казнь может привести в исполнение сам Царь, как муж твой и господин, дитя, и как Царь Дальних Земель, но его рука в стократ сильнее руки любого мужа в Дальних Землях, он переломит тебе хребет с первого удара, и твоя нежная кожа сползёт, как шкура змеи, со спины твоей. Должно быть, Царь и господин не хочет испачкать твоей никчёмной кровью свои одежды, несчастная. Любой из всадников может встать на место Царя, но потом его казнят, незамедлительно, за убийство Царицы.
Айола смотрела, как уже знакомый ей немолодой всадник подошёл к её Царю и господину и сказал что-то на своём родном наречии, а старуха продолжала шелестеть.