Король моих мыслей (СИ), стр. 63

– Да, при дворе с большим неодобрением относятся к леди, которые носят корсеты, несмотря на своё деликатное положение. Говорят, Его Величество лишает их привилегий и отлучает от двора. Что до формы… Можете говорить окружающим, что ваш жених счёл форму Института слишком нескромной. Швея приготовит вам платье по форме женских Академий, там не предполагается корсетов.

– Благодарю, леди, – коротко поклонилась Ирина.

Наконец, нас отпустили. Время ужина уже прошло, и я предложила Ирине зайти на кухню, а на удивлённый взгляд пояснила, что иногда заглядываю туда, и повара угощают ватрушками или поздним ужином. Ирина согласилась, и под присмотром Якова мы прошли на кухню. Там охающая повариха выдала нам по стакану молока, мясо с подливой и кашей, мягко попеняла, чтобы мы впредь не засиживались допоздна и не пропускали ужин. Яков тоже получил свою порцию. Отужинав, мы поблагодарили женщину и отправились в жилой корпус.

Саня сидела над учебником иностранного языка. Когда я вошла, она обернулась и тут же пристала с расспросами, где я пропадала весь день? И что ей рассказать? Ответила, что вместе с леди Викторией ездила в столицу. И, это большой секрет, но, похоже, я теперь регулярно буду выезжать туда на занятия. Ведь наши встречи с Его Величеством в какой-то мере можно назвать занятиями по ментальным навыкам? Как минимум, на них я изучаю чтение и передачу мыслей, щиты. Саня покачала головой и поделилась, что в столице сейчас делегация иностранцев, и один из них, вернее, одна леди, согласилась заниматься языком с желающими. За это корона будет оплачивать потраченное время и леди может получить право на приобретение жилья в столице. Сане предстоит ходить на занятия к ней, чему подруга была рада – общаться с носителем языка, узнавать об их традициях из первых рук, это так интересно!

Дни неслись снежной лавиной. Мне приходилось заниматься в комнате и библиотеке, чтобы нагонять пропущенные из-за встреч с Александром уроки. Дополнительные уроки по самообороне и текущие домашние задания не оставляли ни капли свободного времени. Раз в неделю я в сопровождении леди Виктории выезжала во дворец и несколько часов проводила в кабинете Александра. Чаще всего я вышивала, он решал текущие вопросы, и при этом мы мысленно беседовали. Иногда он давал мне задания, например, прочитать мысли присутствующих сквозь щит, или самой поставить щит кому-нибудь из прислуги. Государственных служащих мне пока не доверяли. Я старательно проделывала все порученные упражнения, и в итоге Александр меня осчастливил, заявив, что базовый щит Ирине поставил профессор Сардер, а вот основной придётся возводить мне. От сомнительной чести я попыталась отказаться, всё же работать с мыслями, разумом других людей мне было боязно, на что получила недовольный ответ, что рано или поздно мне всё равно придётся это делать, и лучше уж потренироваться сейчас и отделаться малой кровью, чем потом совершить непоправимую ошибку.

Юлия от отравления поправилась, но теперь должна была несколько месяцев соблюдать строгую диету. У нас с Саней в комнате постоянно были угощения, присланные Александром или родными Сани, и Юлия почти перестала к нам заглядывать. Зато в общей комнате по-прежнему подсаживалась к нам с рукоделием, поболтать, и иногда менялась со мной и Саней украшениями к субботним танцам.

Как и ожидал Александр, Ирина стала подсаживаться ко мне в столовой, с рукоделием в общей комнате, на совместных занятиях. По его совету я не стала отказываться от её дружбы, мне и самой была приятна компания деликатной и вежливой леди. Если Саня всегда говорила то, что видела и что думала, то Ирина часто ограничивалась сдержанной улыбкой и меткой фразой. Она не заговаривала о том дне, когда я узнала её деликатный секрет, и не спрашивала, как и почему я оказалась у Его Величества. Но, как-то заглянув в её мысли, я увидела, что Ирина поняла, кто просил за неё у Короля, и считала себя обязанной. Мне бы не хотелось, чтобы её дружба ко мне строилась только на чувстве долга, но, как оказалось, это только усилило давнее расположение. Ирина считала меня хорошим человеком и образцовой леди, и была рада завести со мной дружбу.

По субботам я ходила на танцы. Меня приглашали разные кавалеры, я вела лёгкие светские беседы и получала ничего не значащие комплименты. Несколько раз, в разные дни, меня приглашал Эрик. Он вёл меня в танце кончиками пальцев, деликатно и отстранённо, но смотрел, как на утраченное сокровище. Ученицы, которые раньше потешались над вечно падающими заколками, теперь шутили над неизменной лентой преподавателя. Кто-то считал, что Эрик повязал её и забыл, иные считали, что он завязывал её, когда руки случайно оказались испачканы в клею, и теперь просто не может снять. Самые романтичные шептались, что это подарок от возлюбленной или память о погибшем друге. Когда меня втягивали в подобный разговор, я пожимала плечами и отвечала, что, возможно, лента просто нравится профессору?

Григорий ко мне больше не подходил, что немало меня порадовало и одновременно насторожило. К чему такая резкая смена поведения? Тем не менее, он продолжал присылать записки со строками из поэм, которые не подобает знать приличным леди, равно как и подарки. По моей просьбе Артемий и Яков все посылки от него отправляли обратно.

В тот день я сидела в кабинете Его Величества с вышиванием на облюбованном диванчике и украдкой бросала взгляды на Александра, любуясь его статью, разворотом плеч, гордо поднятой головой, решительными твёрдыми жестами, и улыбалась, слушая его голос. Иногда я ловила на себе его взгляды, полные нежности и чего-то ещё, мне непонятного. Меня это смущало.

Мысленно мы говорили о странностях в поведении Григория и расследовании попыток отравления. За Григорием с первой нашей с ним встречи велась слежка, но ничего подозрительного пока замечено не было, кроме того, что в свой выходной день он время от времени посещал даму лёгкого поведения. Я возмущённо фыркнула, Александр ласково улыбнулся. Что до расследования, то было несколько подозреваемых среди прислуги, преподавателей и учениц. Слуг опросили, после чего рассчитали или перевели в другие казённые заведения, с преподавателями провели беседы и приставили слежку. Человека, подслушивавшего у кабинета леди Амалии, так и не нашли. Что Александра тревожило, так это щит, достаточно сильный и поставленный непонятно кем. Для меня это тоже было загадкой. Как бы мне ни хотелось, в памяти всплыла ассоциация с профессором Джозефом, на что Александр меня успокоил, посоветовав просто поговорить с почтенным профессором напрямую.

В этот момент дверь распахнулась и, отвесив шутовской поклон до самого пола, коснувшись при этом пером на шляпе ковра, вошёл мужчина. Без предварительного оглашения, без приглашения. Не дожидаясь позволения, он поднялся и громко возвестил:

– Алекс, ты не поверишь, тут та-а-акое было! Милашка из посольства от северных соседей, которая вздыхала по тебе, внезапно оказалась в моей постели! Боюсь, она теперь постесняется и дальше оказывать тебе знаки внимания, уж прости.

Александр при появлении мужчины едва заметно напрягся. Моё сердце не успело тревожно ёкнуть при новости о поклоннице Александра, как я смутилась откровенным разговором, а через минуту уже улыбалась непосредственным речам мужчины. Он не ждал ответа, просто болтал обо всём, что видел вокруг.

«Мой шут. Не вздумай слушать его», – с непонятной интонацией произнёс Александр. Я послушно подняла шиты. Как я поняла из образов, мелькнувших в мыслях Александра, этот мужчина, шут, не раз его выручал из всевозможных ситуаций, но порой приходилось ставить его на место, когда он забывал, с кем говорит. С одной стороны, Александр был рад его видеть, как шебутного приятеля, с которым время от времени они проворачивали шалости и строили каверзы придворным. С другой стороны, почему-то именно сейчас его присутствие было нежелательно.

Шут стоял лицом к чуть напряжённому Александру, спиной ко мне, и я пока видела только его спину. Высокий, в нелепом костюме, который вроде и скроен по последней моде, но всё в нём было слишком. К примеру, сейчас при дворе были в моде кружевные манжеты, так у вошедшего мужчины они были слишком пышные и слишком широкие, и они смешно колыхались, как паруса на ветру, когда он слишком патетично взмахивал руками. При дворе набирали популярность мужские шляпы, которые полагалось в помещении снимать и держать в руках или отдавать слугам. Мужчина же и не подумал снять шляпу со слишком широкими полями, слишком длинным и слишком пышным пером. И зачем он надел чёрные перчатки? Решил таким образом оттенить кипельно-белые кружева? Да он одним своим видом высмеивал придворную моду!