Вечный, или Дорога в Кейсарию (СИ), стр. 74

У самого входа в здание выгуливала собаку Наама.

Я сделал шаг назад в инстинктивном желании уйти незамеченным, и вляпался ногой в лужу, оставшуюся после ночного дождя. Поморщился, ощущая, как грязная вода проникает сквозь пористую ткань кроссовки внутрь, просачивается через носок и хлюпает между пальцев.

Наама заметила меня, слегка вздернула бровь.

 — Ты в порядке? Выглядишь испуганным.  — Все нормально.  — В самом деле? По тебе не видно.  — Не выспался.

Я был улиткой без раковины, а она уже давно не питала ко мне никаких дружеских чувств. Если надо — раздавит и не заметит.

 — Подойди — сказала она коротко. Слово подействовало как приказ — наверное, еще один побочный эффект отмены, потому что раньше я на них плевать хотел.

Я приблизился, видя, как невозмутимость сменяется на ее лице удивлением, а то, в свою очередь — злой радостью.

 — Так вот оно что…

Она расколола меня за полсекунды.

 — Дай пройти — сказал я хмуро.  — Не изображай обиженного малыша, тебе это не идет. Тем более сейчас, когда твой обожаемый Бадхен лишился последних силенок.

Увидев мое непонимание, она рассмеялась.

 — А что, у тебя была другая теория?  — Он потерял интерес к… В этот раз смех Наамы прозвучал как-то странно — словно в ней смеялись сразу двое, в унисон.  — К тебе? Ох, милый. Пожалуй, игра в жмурки никогда не была столь захватывающей.  — Жмурки?  — Ты носишься с закрытыми глазами и пытаешься ухватить хоть немного правды о себе, а мы все над тобой смеемся.  — Рад слышать, что вам весело — сказал я сдержанно. Она рассмеялась в третий раз — видимо, я и правда смог ее развлечь.  — Не беспокойся, Адам — ждать осталось недолго. Скоро ты все узнаешь. Будем надеяться, что не пожалеешь об этом.

Она кивнула и двинулась дальше со своим неизменным пуделем у ноги, словно разом позабыв о моем присутствии.

Я почувствовал, что снова могу двигаться. Переступил на чуть онемевших ногах — в левом кроссовке все еще хлюпало — и побрел к дому. В голове было совсем пусто.

Отсидеться дома не помогло — наоборот, стало еще хуже. Тоска и предчувствие чего-то дурного гнали меня на улицу, и к вечеру я снова вышел, хотя всего днем ранее предпочел бы отсидеться в четырех стенах.

Было душно, как всегда перед дождем. Обычно я гулял по всему городу без разбору, но теперь выбирал места поприличнее и посветлее, и думал, думал без конца.

На протяжении тысяч лет мои поступки не имели последствий, глупость и мелкие грехи оказывались безнаказанными, а сам я оставался целым и невредимым, немного скучающим наблюдателем. Я не боялся ничего, кроме существа, когда-то обрекшего меня на бессмертие и бродяжничество. Бадхен отпечатался в моей душе раскаленным тавром — даже если две тысячи лет назад я и правда потерял память, страх той самой встречи не забудется никогда.

Но он же подарил мне возможность ничего не бояться. Жить в свое удовольствие. В любой ситуации выходить сухим из воды.

А теперь все изменилось. Я могу утонуть, умереть от несчастного случая, меня могут ограбить и…

 — Прикурить не найдется?  — Не курю — ответил я. Поднял глаза и мысленно застонал. Называется — накаркал.

Пятеро эритрейцев. Белые майки, черная кожа. Задумавшись, я потерял бдительность, ушел от благополучных просторов Ротшильда и Бялика на злачный Ха-масгер, район ночных клубов, подпольных борделей и крайне неуравновешенных арсов.

 — Деньги давай — самый мослатый и щуплый из них, видимо, был и самым нервным. Именно такие первые пускают в дело нож.

Я вытащил из кармана бумажник. Молча бросил мосластому. Он заглянул внутрь, и ему, видимо, не понравилось увиденное — обычно я почти не носил с собой наличных.

 — Телефон и часы. Я пожал плечами, не пререкаясь, но уже понимал, что так просто дело не кончится.  — Тут на углу банкат — щуплый потряс моей кредиткой из бумажника — пошли, снимешь сколько скажем. Я вздохнул. Раньше… положим, раньше я бы просто не оказался бы в такой ситуации. А теперь не знал, как из нее выпутываться — у меня на то не имелось ни опыта, ни навыков.

Единственное что я понимал — даже если вытрясу все содержимое своего текущего счета, они не успокоятся. Людям охота покуражиться, а я — достаточно легкая добыча.

 — Парни, ну нет у меня денег. Я в минусе, зря время теряете.  — Вот и покажешь нам свой минус — нагло заявил еще один член банды, полноватый марокканец.

Я покачал головой.

 — Банк мне вообще не по пути, сорри. Берите что есть, больше не будет.  — Бля, вот ты наглый — цокнул языком мослатый. И без малейшей паузы или предупреждения двинул мне ногой в живот.

Я упал на асфальт, перекатился на бок, инстинктивно прикрывая голову.

Наверное, как и в случае с аварией, бессмертие меня защищало — несмотря на боль от ударов, настоящего вреда своему телу я не ощущал. Терпел пинки, отчаянный мат, даже плевок от кого-то в затылок, старался не двигаться, чтобы их не провоцировать.

В конце концов им надоело: они получили свои полсотни на человека, часы и еще какую-то хрень из моих вещей, а главное, выпустили пар. Оставили меня прямо там, среди сигаретных окурков и черных следов от жевательной резинки, и отправились по своим делам.

До дома я дохромал очень нескоро — такси пролетали мимо меня не останавливаясь, попутки тоже не ловились.

Слава богу, до домашних ключей шайка-лейка не добралась, я смог зайти в дом и привести себя в относительный порядок.

Телефона было жальче всего, хоть он и был изрядно попорчен после аварии. Я заказал себе на сайте провайдера новые симку, аппарат, и заодно курьера, чтобы завез их завтра утром.

Отменил те кредитки, что находились в отжатом бумажнике. Порадовался, что не не имею привычки таскать на себе удостоверение личности и паспорт: обновлять их было бы слишком геморройно.

К утру дела закончились, и я наконец вынужден был признать то, чего старался избегать все это время.

Пришло время поговорить с Бадхеном.

Он не отвечал на звонки. Я звонил каждые два часа, оставлял сообщения. Звонил Финкельштейну, там тоже было глухо.

На третий день стало понятно, что заочно решить проблему не выйдет. Решиться на встречу заняло еще два дня.

Вилла, где я провел узником почти два месяца, выглядела нежилой. Почтовый ящик разрывался от рекламных буклетов, пачки непрочитанных газет лежали под дверью, размокшие и раскисшие от осенних дождей. Ставни на обоих этажах оказались плотно закрыты. Бадхен, скорее всего, давно съехал отсюда.

Все же я вышел из машины и постучал в дверь — звонок был вырван с корнем.

За дверью царила тишина, но я не ушел. С той стороны стояли и прислушивались к моему малейшему движению, так же, как снаружи это делал я — тишина была жилой и очень напряженной.

 — Мне надо сказать кое-что, Бадхен — сказал я негромко — даже если не откроешь дверь — главное, чтобы ты знал. Я беззащитен, и Наама это видела и поняла.

Молчание.

 — Она знает, насколько ты ослабел. Почему-то мне кажется, что на данный момент перевес на ее стороне.

Шорох. И снова молчание.

 — Послушай. Я не прошу тебя вернуть мне неуязвимость. Просто хочу понять: почему это произошло? Ты и правда настолько слаб? Может, тебе нужна помощь?

Кажется, с той стороны кто-то сдавленно хмыкнул.

 — Ну открой уже — сказал я устало — понятно, что ты там.

Дверь приоткрылась. Совсем немного. Но я впервые за долгое время увидел Бадхена и замер в замешательстве.

Он выглядел… нормально. Рубашка, джинсы, ботинки. Стриженые волосы и гладко выбритое лицо. Пожалуй, даже стал чем-то похож на Саара — совсем немного. Образ нового Бадхена дополняли очки. Простые очки в роговой оправе. Ореол безумия, окружавший его в прошлый раз, когда он пришел ко мне, исчез безвозвратно.

Он был — обычным.

 — Что с тобой? — я спросил почему-то шепотом.  — Сам видишь.  — Ты больше не… бог?  — Нет — Бадхен раздраженно потер переносицу, чего никогда не делал раньше.

Я невольно огляделся по сторонам.