Burning for your touch (ЛП), стр. 146
Это так неожиданно и незнакомо, что Исак тут же выходит из транса. Он возвращается обратно. Этот жест отвлекает его от одного шокового состояния, погружая в другое. Не менее шоковое.
— О, я не предполагал… — бормочет Хельге, потому что наконец замечает переплетённые пальцы Исака и Эвена.
— Не предполагал что? — холодно интересуется Эвен.
— Ничего. Хм, — Хельге замолкает. Он выглядит таким же потрясённым, как и Исак.
— Сколько тебе лет? — спрашивает Эвен, словно не может сдержаться, и он выглядит сейчас выше, мощнее, а в его взгляде читаются угроза и злость. Исак никогда не видел, чтобы он был на таком взводе, разговаривая с незнакомцем.
— Хм, двадцать два. А что?
Исак практически читает мысли Эвена. Он может слышать, как они крутятся у него в голове, как он считает про себя. И он не удивлён, когда Эвен сжимает его пальцы ещё сильнее. Эвен злится. Эвен в бешенстве. И Исак напоминает себе о необходимости объяснить ему потом, что это не то, что он думает, что всё совсем не так.
Эвен не отвечает, и Исак знает, что ему на это требуется немало сил. Хельге, напротив, понимает, что это сигнал для него, и начинает отступать.
— Э-э-э, ну неважно. Было приятно тебя увидеть, Исак, — говорит он. — Я приехал в Осло на Прайд, так что, если захочешь встретиться… Дай мне знать. У Юнаса есть мои контакты.
Прайд? Ты здесь ради грёбаного Прайда? Ты бьёшь по морде тринадцатилетнего мальчишку за то, что он признаётся тебе в любви, а потом приезжаешь на грёбаный Прайд?!
Потом Хельге уходит.
Исак и Эвен остаются на остановке, держась за руки и тяжело дыша в повисшей тишине.
Эвен кажется разозлённым, но он не задаёт вопросов. Он просто продолжает держать Исака за руку, пока они не оказываются в трамвае и Исак не отнимает её, роняя на колено.
— Тебе необязательно было это делать, — наконец говорит Исак, когда они проехали уже две остановки после той, где должны были выйти.
— Держать тебя за руку? Но ты первый это сделал.
Исак не отвечает. Он нажимает на кнопку остановки и встаёт, чтобы выйти. Эвен идёт следом.
.
— Ты пойдёшь на Прайд? — спрашивает Эвен, когда они подходят к Коллективету.
— Нет, а ты?
— Нет. Мне особо нечем гордиться в последнее время.
Они молча подходят к зданию.
— Ты что, даже не спросишь? — наконец сдаётся Исак.
— Ты ненавидишь, когда я спрашиваю.
— С каких пор тебя заботит то, что я ненавижу?
— С тех пор как мы стали встречаться?
Исак вспыхивает. Он до сих пор не привык к дерзким заявлениям, которые Эвен делает в последнее время. К тому же они не встречаются.
— Мы не встречаемся.
— Экспериментируем, — исправляется Эвен.
— Не используй это как глагол. Это звучит как-то…
— По-гейски? — перебивает Эвен, и на этот раз Исак поднимает глаза.
— Я не гомосексуал, — выпаливает он. Это уже вторая натура.
Эвен не смеётся. Кто угодно засмеялся бы, но не Эвен.
— Но я — да, — честно и искренне говорит он, и Исак не сводит с него глаз. — То есть не совсем гомосексуал. Я пансексуал. Ты об этом знаешь.
— Да, и для меня это не проблема. Но мы не встречаемся.
— Мы проводим эксперименты. Ты всегда считаешь. Да, я знаю.
— Если ты знаешь, то не называй это «встречами», — парирует Исак, смущённый из-за того, что Эвен знает, что он считал их поцелуи.
— Одни и те же вещи могут значить разное для разных людей, Исак.
И это очень похоже на признание. У Исака были свои сомнения и теории относительно мотивов Эвена в последнее время, но у него никогда не было реальных фактов для гипотез.
— Что ты хочешь сказать? — спрашивает Исак и тут же жалеет об этом.
— Ты знаешь, что я хочу сказать, — твёрдо отвечает Эвен.
Исак не хочет слышать, как он произнесёт эти слова, поэтому опережает его. Возможно, Эвена это остановит.
— У тебя нет ко мне чувств.
— Не говори мне, что я чувствую, Исак.
— Но кто-то должен, если ты собираешься продолжать говорить глупости, в которых нет никакого смысла и…
Эвен делает шаг вперёд, пока не оказывается прямо перед Исаком. Он так близко, что Исак чувствует запах его шампуня. Это шампунь Эскиля, и он пахнет лавандой. Исак вдруг задумывается, не принимает ли Эвен у него душ чаще, чем дома. Это бесполезная мысль, но он хватается за неё, потому что Эвен слишком близко.
Исак ахает, когда Эвен молча берёт его за руку, не сводя с него глаз. Эвен тянет его руку вверх, кладёт ладонь Исака себе на грудь. И Исак ещё ничего не понимает, но чувствует сердцебиение Эвена под своей рукой. Эвен положил руку Исака себе на сердце.
И сердце Эвена трепещет у него в груди. Оно бьётся так быстро и так громко, что Исак не может поверить, что это никак не отражается на его лице. Исак всегда вспыхивает, когда у него учащается сердечный ритм.
— Что ты делаешь? — спрашивает Исак, потому что он не понимает, и ему теперь трудно дышать.
— Даю тебе научное доказательство, — отвечает Эвен серьёзно и собранно.
— Что…
— Ты делаешь это сейчас со мной, — говорит Эвен, сжимая руку Исака, лежащую у него на груди. — Это для тебя.
Исаку требуется мгновение, чтобы понять, о чём говорит Эвен. Это настолько абсурдно, что Исак испытывает искушение оттолкнуть его.
— Твой сердечный ритм может учащаться, когда ты злишься или волнуешься. Это не для меня. Я об этом не просил. Ты злишься ещё с трамвайной остановки.
— Так всегда происходит, когда я с тобой, — спокойно отвечает Эвен.
— Это из-за предвкушения, из-за связи, из-за…
Слова Исака застревают у него в горле, когда Эвен прижимает свою свободную руку к груди Исака. Это не должно так на него влиять. Не должно, но его сердце готово вырваться из груди, и Эвен знает об этом, потому что тоже это чувствует.
— Я просто взволнован! — начинает оправдываться Исак, прежде чем Эвен успевает вставить хоть слово. И это не соревнование, но почему-то кажется именно им. Исак чувствует, будто его загнали в угол.
Он ждёт следующих слов Эвена, его обвинений. Он готовит речь с большим количеством философских отсылок и научных теорий. Он готовится дать отпор, потому что не может допустить, чтобы Эвен думал, что у Исака есть к нему чувства. Исак ничего не чувствует к Эвену и никогда не почувствует. Он готовится к худшему, но этого недостаточно. Он видит, как что-то промелькнуло во взгляде Эвена.
А потом он просто ломается.
— Я люблю тебя, — говорит Эвен так, словно это самая очевидная вещь в мире. И Исак вообще перестаёт дышать.
— Эв… — пытается выдавить он, потому что он не может это слышать. Он не хочет это слышать. Не может быть, что это происходит на самом деле.
— Я люблю тебя, и я не думаю, что кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе, что он тебя любит. Так что я люблю тебя. И я думаю, что ты должен об этом знать, на случай если у тебя есть какие-то сомнения.
Исаку кажется, будто его ударили в живот, только то, что он чувствует сейчас, в сто раз хуже. Земля уходит у него из-под ног, и Исак словно оказался в свободном падении: язык не слушается его, а ноги подгибаются. Слова ничего не значат, но тем не менее они лишают его дара речи.
— Для парня, который считает эти слова глупыми, ты, кажется, слишком потрясён, — смеётся Эвен, но в его голосе слышатся нервозность и страх.
Он поднимает руки и обхватывает ими лицо Исака, и у него такие голубые глаза, что Исак думает, не оказался ли в них случайно кусочек неба.
— Я буду тебя ждать, — шепчет Эвен, и Исак не понимает, о чём он говорит, но безмолвно принимает это обещание.
Я буду тебя ждать. По какой-то причине Исаку кажется, что и он ждёт себя.
Ожидание. Вся его жизнь строилась на этом. Он ждал излечения, ждал, чтобы происходящее стало причинять меньше боли, ждал, что его мать наконец осознает, что безвозвратно сломала его, что Юнас поймёт, что невозможно спасти их старую дружбу, что, возможно, его отец задохнётся во сне за свою пассивность, что Леа достаточно подрастёт, чтобы понять, что случилось. Исак ждал, что каждое утро станет чуть менее болезненным, что ему станет легче засыпать, ждал, что наступит день, когда он перестанет гореть, день, когда ярость больше не будет пожирать его. Он ждал, когда сможет расслабиться, сможет сделать стены вокруг себя ниже, когда чувства станут чуть более значимыми. Исак ждал, что это станет проще. Это, они. Исак и Эвен. Что в происходящем появится какой-то смысл. Но этого не происходит. Смысла нет. Смысла не будет.