Делириум (СИ), стр. 91

— Ты измяла мое постельное белье, — произнес Малфой, бросив ее спиной на простынь и склонившись над ней.

— Я бы не смогла жить, если бы… — лепетала Гермиона, понимая, что все еще не может успокоиться. Что все еще то ли плачет, то ли ее просто трясет, но он закусил губу девушки, прерывая.

Когда Малфой оторвался, отстраняясь, Гермиона на автомате привстала, чтобы расстояние между ними не смело увеличиваться. Оно просто не имело права после такого времени. Но он покачал головой, уложив ее обратно на спину. Подняв правую ногу девушки, Драко расстегнул застежку на туфле Гермионы, не прерывая зрительного контакта. Ррраз, и вторая так же летит вниз. Медленно проведя руками по ее ногам, он зацепил край колготок, снимая их. Это было по-настоящему. Происходило сейчас. Любой психолог сказал бы, что после таких потрясений, таких травм им не стоит торопиться, не стоит делать это вперемешку со слезами и истерикой, на грани нервного срыва. Но этого было между ними так много, что если не дать выход, они бы, наверное, разлетелись на миллион кусков, переставая существовать. Им это было нужно, вот так: медленно касаясь, смотря друг другу в глаза. Не в желании забыться, как тогда, в раздевалке, не в желании спастись, найти выход, вытравить из себя эту инфекцию, как в тот раз в его комнате, а просто в желании. Таком простом и понятном, правильном, как строение мира.

Малфой просунул руку ей под пояс, заставляя прогнуться, и тут же увидел, как Гермиона сжала зубы от боли.

— Что с тобой? — спросил он, отпуская.

Она помотала головой, пытаясь притянуть его обратно, но Драко ловко освободил ее от галстука и снял блузку, разделяющую их кожу. Центр груди, часть живота и даже маленький участок шеи заполняли черные вены, будто у нее внутри действительно текло что-то грязное, как смола. Но он не думал об этом сейчас.

— Какого черта, Грейнджер? — Малфой поднял на нее взгляд и вспомнил. — Заклятие.

Ну конечно, такие проклены не проходят бесследно, оставляя после себя долгий период восстановления и травм. Она кивнула, попытавшись привстать, но он сжал ее руки над головой, возвращая ей все поцелуи, разбросанные по его телу.

— Черт, я так по тебе скучал.

В постели он всегда менялся. Становился не таким, каким сидел в Большом зале, разговаривая с друзьями, или когда препирался с ней. Здесь в нем было что-то такое, что, попробовав однажды, ты больше не можешь оторваться. Ей было страшно признавать, но теперь она понимала, почему все лезли к нему. Почему бежали по первому его желанию. В нем было что-то такое, что влюбляло в себя безоговорочно, стоило лишь подойти слишком близко.

Он двигался медленно, хотя она чувствовала, что это не его, знала, что ему нравится иначе, но несмотря на ее попытки заставить Драко забыть, не делать из нее фарфоровую куклу, парень все равно не припечатывал ее к кровати, оставляя грубые касания повсюду, как раньше. Едва ли это было нежно, наверное, Малфой так даже не умел. Но он не хотел видеть это выражение боли на ее лице еще раз, поэтому каждый толчок был размеренным, но все таким же сладким, что от ощущений у нее закатывались глаза. А Драко смотрел. Не подвигался ближе, наблюдая, как она кусает губы, шарит теплыми ладонями по его телу и шепчет что-то невнятное, только распаляя его.

— Еще, — уже так привычно прохныкала Гермиона, и он все же наклонился, набирая скорость, и шептал ей прямо в губы, не давая себя поцеловать.

— Тебе нужно быть послушной девочкой, Грейнджер, если хочешь еще.

Драко с удовольствием замечал, как ее кожа покрывается мурашками от его голоса. Раньше ему казалось, что он полностью состоит из грехов. Злость, тщеславие и похоть возглавляли этот список. Но сейчас его тело, мышцы, сухожилия состояли из какой-то дымки, потому что она делала это с ним — лишала рассудка каждый раз еще более изощренно, хотя совсем недавно ему казалось, что все уже давно потеряно.

Резким движением он повернул Гермиону на живот, улыбнувшись от того, что она не противилась. Совсем. Чертова патока. Гермиона сжалась от непривычных ощущений, когда он скользнул внутрь, придерживая ее за талию.

— Расслабься, тебе понравится, — произнес Драко, все еще наслаждаясь ее реакциями на себя.

Так, будто Гермиона вся полностью принадлежала ему. Поверив, она выдохнула, чувствуя, как с каждым его движением возбуждение внутри нее растет, опаляя внутренности. Малфой зарылся рукой в ее волосы и, потянув назад, вколачивался в бедра Грейнджер. Еще пара минут, и он удержал себя на локтях, чтобы не упасть на нее сверху, пока она дрожала, хватая ртом воздух.

«Не будет следующего раза, Забини», раздались в голове его собственные слова. Проговаривая это тогда, Драко действительно верил в это. Или хотел верить? Потому что уже тогда дорога назад ему была заказана. Когда его начали бесить все прикосновения к ней других, когда остальные стали бесцветными картинками, пролетающими мимо, потеряли облик, лица и тела. Уже тогда было поздно выпутываться.

Если бы его вскрыли, то увидели, как ненависть и презрение к себе облепило чернотой все внутренние органы, но одно ее касание и все то черное, как нефть, что опоясывало его изнутри превращалось в воздух, наполняя тело кислородом. Так просто и легко. Знала ли она, какой силой обладала над ним?

Повернувшись, он увидел, что Гермиона лежит рядом, почти неподвижно, не поднимая на него взгляд, будто не знала, что теперь делать. А Драко и сам не знал. Секс, ладно, уже даже не вызывал отторжения. Типа: «это было в последний раз, на меня просто что-то нашло…» Потому что это полная хрень. Но что дальше? Он всегда уходил после этого, а теперь они лежат, и Малфой мог поклясться, что она думает уйти. Потому что боится. Какая жестокая ирония в том, что Гермиона перестала бояться его гнева, того, что он может причинить ей физическую боль, тогда как в то же время сделала все, чтобы в руках Драко оказалось гораздо более мощное оружие, способное разрушить ее внутри.

Устав об этом думать, он просто сдался своим желаниям и лег на подушки, притянув девушку к себе. Поддавшись, она легла на его грудь, обняв худыми руками. Она осунулась, заметил он с недовольством. Это напомнило ему те ужасные дни, когда Драко понятия не имел, что с ней случилось. Джагсон пальнул в нее заклинание, и она упала, совершенно не двигаясь. Если раньше он думал, что самый ужасный его кошмар вмещал в себя глаза убитой им невинной девушки, то в топку его, потому что в ту секунду Драко чуть не поседел от страха. Джагсон сдох от его руки буквально сразу же, но это не принесло ни капли удовлетворения. Он пытался добраться к ней, чтобы потрясти за плечи, услышать хоть слово, но ебаные орденовцы все лезли и лезли на него с атаками, от которых приходилось отбиваться. Краем глаза Драко увидел, как Уизел склонил свою рыжую макушку над ней через несколько минут, и выражение паники и ужаса на его лице дало Малфою под дых.

Слизеринца словили, арестовав практически сразу, не успел еще даже труп Волдеморта остыть. Бросили в тюрьму, даже не Азкабан — ему было насрать, пусть если бы соседом по камере у него был бы десяток дементоров. Потому что счастья и радости в нем не было вообще. Он ничего не чувствовал, как когда-то, полностью зацементированный в своей оболочке. Только боль и неведение, которые подстрекали друг друга, как старые подружки, собравшиеся за вином субботним вечером.

Одно заседание этих прогнивших до самой глубины присяжных, которым место на помойке или у кладбища. Их недовольные, полные отвращения рожи. Вопросы. Большинство о родителях. Это все не имело смысла. Только опустившись на стул подсудимого, он почувствовал, как цепи туго обвили его запястья и лодыжки, но даже на это плевать. Драко искал взглядом в толпе ее. Хоть что-то, очертания, взволнованный голос, готовый отчеканить вызубренный текст, заставить всех чувствовать себя неуютно из-за собственной непроглядной тупости на фоне Грейнджер. Но ее не было. Были лишь сухие слова Макгонагалл и показания Поттера, которые говорили чистую правду. Блейз, которого пропустили на слушание за внушительную взятку из кармана нового ухажера его матери, он уверен.