Делириум (СИ), стр. 88

Джинни вздохнула, отбросив рыжие пряди с лица, и подошла к Гермионе, положив руку на ладонь.

— Послушай, как бы там ни было — возвращайся. Ты не можешь остаться здесь и истязать себя. Тебе нужны профессора, чтобы помочь вернуть родителей и тебе уж точно нужны друзья, чтобы не сойти с ума, — подойдя еще ближе, она обняла ее. — Мы излечим тебя от любой безответной любви.

Гермиона приняла объятия, склоняя голову на плечо Джинни, и уж точно не была уверена, что хочет излечиться.

Комментарий к Глава 19

Я знаю, что глава короткая и что она не всем понравится, но она была очень важна. Здесь Гермиона для меня становится самой обычной девушкой, точнее, чувствуется это больше всего. Я люблю эту главу за то, что здесь они — простые дети. Это последний рывок перед концовкой, к которой, я надеюсь, вы готовы и ждете ее так же, как я жду ее публикации.

========== Глава 20 ==========

Это было ошибкой. Теперь, стоя возле картины монаха она точно была в этом уверена. Руки дрожали так, будто за дверью ее ждал Сфинкс, желая задать самые тяжелые загадки и надеясь, что ни на одну у нее не найдется ответа.

— Дамочка, мы скажем пароль или так и дальше будем стоять здесь, будто у нас нет других дел? — устало спросил монах.

— Огонь дракона, — шепотом произнесла Гермиона словосочетание, на которое сменил пароль Малфой, после последнего незапланированного визита Паркинсон.

— Наконец-то, — закатила глаза картина, пуская ее внутрь.

И впервые ей хотелось забыть пароль или и вовсе его не знать, стоя под дверью, и иметь на это человеческое оправдание. Более достойное, чем трусость. Зайдя внутрь, она ощутила запах чистоты, проветренного помещения и тонкий аромат вишневых поленьев, которые нежились в пламени. Все выглядело как обычно, только более прибрано — спасибо домовым. Изумрудное убранство, черный диван, пустующие полки, потому что Малфой обожал упорядоченную чистоту. Она вносила такой хаос в его жизнь, подумалось Гермионе, и девушка нехотя улыбнулась этой мысли. Гриффиндорка смотрела на это и понимала, что место, которое стало для нее чем-то вроде островка безопасности, перестало им быть. Перестало иметь прежний смысл. Без него это была просто слизеринская комната. Совершенно без души.

Взглянув в узкий коридор, она умоляла себя набраться мужества. Шаг, второй. Его дверь была даже не закрыта. Она толкнула ручку, и ее щеки обдал приятный запах сандала, миндаля и мяты. Боже, как давно Гермиона его не ощущала. Прислонив руку к груди, она честно пыталась успокоить безумное сердце, которое билось так отчаянно, будто и вовсе не хотело это переживать. Слишком много чувств.

Прошли сутки с момента слушания, и не было новостей. Ни одна из сов не приземлилась у засыпанного снегом окна на кухне Норы, ни один патронус не нашел ее, чтобы передать скучным голосом вести. Ни строчки в газете, ни грамма чернил на листах.

В какой-то момент ее ноги подкосились, и Гермиона упала на его кровать, белье в которой было свежим и пахнущим какими-то цветами, а не им, и буквально на секунду она возненавидела домовиков за это. Его запах скоро испарится и от него здесь совсем ничего не останется, лишь воспоминания. А они были. Все стены пропитаны отрывками прошлого, призраки картинок из ее головы гудели в комнате, ложась на плечи грузом, сжимая голову в стальные тиски. Она даже не почувствовала, как начала плакать.

Возвращаться сюда было ошибкой. Она просто не выдержит этого. Ей казалось, будто внутри натурально ломаются ребра.

Сегодня торжественность застолья в Большом зале превышала все ожидания. Макгонагалл стала директором, и все восприняли эту новость на ура. Ученикам представляли учителей, которые будут преподавать предметы в этом полугодии, произносили поздравительные и вдохновляющие речи, но все это летело куда-то мимо нее — в пропасть. Большой зал теперь заполняли привычные четыре стола, а на Гермионе снова идеально сидела бордово-золотая форма, которая, по словам других, ей так шла, но как кому-то могут идти вещи, если взгляд абсолютно безжизненный? Как нарядить мертвеца.

Слизеринцы как обычно сидели дальше всех, гордо подняв головы, будто происходящее не касалось их ни грамма. На них не смотрел разве что слепой. Слепой и Грейнджер. Она специально отводила взгляд. Там не было того, кто ей был нужен. И только почувствовав на себе чужой взгляд, такой, от которого хотелось чесаться, чтобы сбросить с себя, гриффиндорка подняла голову и встретилась глазами с Забини. Он сидел, собрав вокруг себя всю слизеринскую «элиту», будто им обязательно нужен был предводитель, чтобы существовать. Их принца не было, поэтому этот пост вынужденно занял Блейз, что не приносило ему ни капли удовольствия. Они смотрели друг на друга секунды три, прежде чем парень отвернулся. Наверное, он единственный, кто понимает ее сейчас. Нотт что-то тараторил ему на ухо, но Забини выглядел так, будто еще одно слово — и его стошнит. Казалось, что он хотел находиться в другом месте.

Скользнув зрачками вправо, Гермиона увидела Пэнси, которая ковырялась в своей тарелке так, будто забыла как пользоваться вилкой. На ней не было лица, несмотря на тонну косметики, которую Паркинсон накладывала на себя вне зависимости от обстоятельств, словно одним слоем меньше и все — она расколется, как яичная скорлупа. Больше не к кому жаться, верно? Гермионе стало интересно, знает ли слизеринка, что он сделал? В курсе ли, почему сейчас его здесь нет? Пока Гермиона размышляла над этим, темные глаза внезапно впились в нее, пожирая ненавистью. Видимо, знает. Пэнси винила ее в произошедшем — это было ясно, как божий день, но это было не страшно. Страшно было то, что Гермиона с ней согласна.

Лежа в его кровати, которая была настолько большой, что было комично, что здесь вообще уютно спать одному, она думала о том, что если бы не вмешалась в его жизнь, он был бы сейчас на свободе. Только вот не существовало той вселенной, где все было бы хорошо для них двоих. Происходящее душило ее, и это явно была последняя капля. Голова раскалывалась от боли, будто стены действительно сдвигались. Здесь было так много его, что становилось невыносимо. И так мало, что хотелось содрать с себя кожу, только бы не ощущать этой болезненной недостачи.

Гарри с Роном настоятельно просили ее остаться сегодня в Гриффиндорской гостиной, но она пошла сюда. Потому что оттягивать этот процесс не имело смысла. Она могла сколько угодно притворяться, что все еще будет в порядке, но, зайдя в пустую башню, ей придется столкнуться с реальностью.

Слезы заливали лицо, и Гермиона считала свои всхлипы, чтобы как-то ориентироваться во времени, потому что перестала чувствовать его поток. Сколько она уже здесь лежит? Пять минут? Час? Сейчас ей казалось, что она может так пролежать несколько суток, абсолютно не вставая.

Вдруг Гермиона услышала скрип портрета, который так хорошо смешался со звуками ее плача, что девушка подумала, что ей показалось. Но монах опять что-то уныло заворчал и был прерван чьим-то голосом. Она вскочила, наспех вытирая слезы. Гермиона не сомневалась, что кто-то из учителей придет проверить девушку и делала ставку на профессора Макгонагалл, которая просила ее зайти, но так непохоже на себя, что Грейнджер решила сделать это как-нибудь потом. Когда соберет свое сердце по осколочкам.

Поправив юбку, она выскочила в коридор и оторопела. Идеально начищенные ботинки. Узкие брюки. Черная рубашка, расстегнутая на несколько пуговиц, показывающая слишком много кожи, но все так же идеально сидящая на его плечах. Серые холодные глаза. Дорожная сумка на плече.

Честно говоря, ей было плевать рехнулась она в тот момент или нет, были ли это галлюцинации, ведь если даже это были они, то Гермиона совершенно не имела ничего против, потому что была уверена, что и так сойдет с ума. Желание девушки броситься ему на шею было таким огромным, что вопреки логике тормозило ее мозги. Как во сне. Ей казалось, что она бежит, а на деле приросла к косяку двери его комнаты. Но, оттаяв, оттолкнулась, стукнув каблуками в направлении его фигуры, как тут же получила колючий предупредительный взгляд и остановилась. Через мгновение в проеме появился Снейп. Он так же был неизменно облачен в черное, поэтому создавалось впечатление, будто они сговорились насчет своей одежды. Сговорились свести ее с ума, запереть в Мунго, потому что она на полном серьезе не соображала, кажется ей это или нет.