Крылатый (СИ), стр. 9

— Крылатый… — я отцепил твои пальцы от моего несчастного искомканного тобой же одеяла. — Пойдем, покажешь, что там.

— Н-нет… Можно я лучше здесь… с тобой…

Я с сочувствием посмотрел на тебя. Ну вот, напугал до полусмерти парня. Теоретически, не сам, конечно, но ведь это призрак моей матери, так? И я ее тоже видел. А еще видел, что вела она себя с тобой точно так же, как и со мной — не трогала. Дело ограничивалось только безобидными появлениями в любой момент и все.

— Хочешь поспать рядом? — я спросил это без тени иронии.

Ты кивнул, не поднимая на меня глаз.

— Там женщина. Стоит. Темная, бледная и… Глаза не поднимает, не говорит… От нее холодом веет, она то в зеркалах, то…

— Я знаю.

Ты, кажется, этому совсем не удивился. Продолжал судорожно считать уже мои пальцы, и пытался просто успокоиться.

— Объясни.

— Крылатый, я… это моя мама. Она умерла в детстве, и с тех пор просто мне кажется… Я думал, это просто галюцинация, она же ничего не делает, кроме как просто мерещется и появляется в разных местах. Посторонние ее обычно не видят, только я.

Ты закивал. Я хотел спросить у тебя, но ты предвидел мой вопрос:

— Нет, я не медиум и не экстрасенс. Просто… Ты прав, это и правда не настоящее. Она же… Черт, я не знаю как это обьяснить, но она ведь и правда только у тебя в голове. Её на самом деле нет.

Признаться, я опешил.

— А как тогда ты ее видишь? Только не говори, что не скажешь этого, моё бедное сердце этого не переживет.

Ты улыбнулся. Это была моя маленькая победа.

— И все равно, сейчас не скажу. Ты сам просил не торопить события, так что… — ты только виновато пожал плечами.

— Ты полон загадок.

— Ну, зато я знаю, что делать с твоей проблемой.

Я снова удивленно уставился на тебя. Что ты только что сказал? Знаешь, как помочь мне с глюками, которые, кстати, теперь у нас одни на двоих?

— Но, конечно же, ты этого тоже не скажешь? — настороженно спросил я.

— Хуже. Я это не только не скажу, я это еще и сделаю без обьяснений.

— Как с какао? Скажи честно, тогда я был в большей опасности?

— Давай-ка лучше я дам тебе установку. — ты ловко сменил тему. — Это очень важно, ты должен все запомнить. Твоя мама ведь когда-то была живой. Она любила тебя, а ты её. У вас были хорошие моменты при жизни, ты помнишь их?

Я напряг память. Это было очень сложно. Все, что я вспоминал о матери — был ее труп, я будто отчетливо возвращался в свои восемь лет, когда отец оставил её мертвое тело со мной и закрыл.

Я понял, что говорю это все вслух.

— Какой-то уголок моего сознания, наверное, держит еще воспоминания о ней живой, более того, я знаю, что любила по-настоящему меня только она. Но я не могу вспомнить. Психолог с работы говорит, у меня детская травма, в мозгу возник после этого какой-то блокатор, отсюда частичная потеря памяти, я почти не помню что было со мной до восьми лет. И после все как-то смазано…

— Почти? — ты упорно пытался вытянуть из меня то, что нужно.

Я чувствовал, что твои руки дрожат. Знал, затылком чувствовал, что мать снова здесь, у меня за спиной, и ты снова ее видел. Видел, но не переставал разговаривать со мной, тащил меня наверх, как утопающего, хотя сам тоже тонул.

— Может, ты помнишь первый класс, как в школу пошел? Мама была рядом? Она помогала тебе с уроками? Возможно, ты таскал ей со школы завтраки?

Я упорно пытался вспомнить. Школа… Школа… нет. Ничего. Пустота. Пробел.

Я зажмурился, пытаясь снова отпугнуть навязчивые картинки: дом, комната, кровь, безжизненные глаза, ужасная пустота в груди, мои тихие крики, почти болезненный шепот: «Мам… мамочка… мааам… вернись, пожалуйста, я не смогу без тебя… мам…»

Я почувствовал, как по щеке побежала мокрая горячая слеза, а через секунду — щеку будто уже колол лед. Я снова почувствовал себя тем запуганным мальчиком, который провел почти неделю в комнате с трупом матери, я чувстврвал, как безумие охватило меня с головой.

Уж не знаю как, но я действительно потерял связь с реальностью и окончательно вернулся в прошлое.

Я выпрыгнул в окно. Не помню как, помню, что мне было больно — будто с матерью умер и я. Хотя, возможно, тогда какая-то часть меня и правда умерла. И бежал по улице босиком, отчаяно цеплялся за воспоминания, прямо как сейчас, сидя на, кровати и держа тебя за руки.

Я бежал по мокрому асфальту, совсем не понимая, где оказался и сколько я уже здесь. Бегал по каким-то узким переулкам, топтал босыми ногами битое стекло, падал в лужи, собирал неодобрительные взгляды прохожих — а потом все. Пустота.

Я до последнего не верил, что матери нет. Даже тогда мне казалось, что она рядрм со мной, куда бы я не бежал — везде, во всех лицах видел ее. Но не ту, какой она была раньше.

А потом из темноты ко мне потянулась темплая рука и я почувствовал нежное, ласковое прикосновение на затылке. Вся боль и слезы тут же ушли, и я вынырнул из тьмы.

И я увидел тебя. Тогда я — тот мальчик по имени Дилан — еще не знал, как тебя зовут, решил, что ты мой ангел-хранитель или просто добрый прохожий, который остановился помочь.

Я услышал голос. Тихий, мамин. Она пела давно забытую мелодию. Я вернулся в прошлое — еще дальше, когда был совсем ребенком — а затем одновременно и в реальность. Песня не угасала. Мамин голос, мамины слова колыбельной из моего детства.

»… Мы сидим в тишине

И читает мама мне,

Хорошо рядом с ней

С милой мамочкой моей…»

Ее голос был со мной. Даже сейчас, когда меня мимолетно закинуло в разные уголки моей жизни, а затем так же резко вернуло назад, я запомнил все. Я вспомнил, что все еще жив. Боль помогла мне вспомнить.

И я понял, что матери действительно больше нет.

***

— Знаешь, я ведь до последнего не верил в это. Не хотел, она была единственным любящим меня человеком. И её я тоже любил больше жизни, а когда ее не стало, я просто не поверил и решил для себя, что она рядом. Решил, что она никуда не делась, что мама всегда будет со мной. И она и правда была — такая, какой я её запомнил. Ходячим трупом. Отголосок моего безумия, которое я научился игнорировать настолько, что сам поверил, что его нет. Но безумие было, а воспоминаний о живой маме — нет.

— Ты пытался глушить боль. Отказался принять реальность, хотел уйти от нее, но подсознательно все равно тащил свое прошлое за собой. Ты не смог отпустить единственного любимого тебе, Дил. — меня пробила дрож. Ты специально назвал меня настоящим именем. Я уже забыл — каково это, слушать его от кого-то. — Тебе просто нужна была это обыкновенная штука — любовь.

Мы лежали вместе в одной кровати. Ты снял с себя мою футболку, потому что она промокла насквозь от пота. Тебе тоже сегодня было страшно, еще страшнее, чем мне. Я понял, я знал, что ты что-то сделал со мной, ты видел мои воспоминания, точно так же, как я. Ты был там — в моих ведениях, я помню твое лицо. Как ты проник туда? Уж не демон ли ты часом? Или же…

Я провел рукой по твоей спине. Погладил нежную кожу, которую ты украсил татуировкой крыльев. Огромные ангельские, теперь я точно знал. Каждое перышко отрисовано до мельчайших деталей, эти крылья будто вырастали у тебя из лопаток, не было какой-то четкой грани, между тобой и началом татуировки, будто вы были одним целым. Какой мастер смог так искусно выполнить тебе такое огромное тату?

Я не осмелился спросить. Знал, что ты снова уклонишься от ответа, мы это уже проходили. В голову закрадывались сомнения. Я не знал кто ты. Абсолютно ничего. Ты понимал меня с полуслова, знал многое о моем прошлом, тебя почти не удивляло то, что я о себе рассказывал, ты видел то же, что и я, хотя сам сказал, что мама была лишь моим глюком, а эти крылья, шесть паспортов…

— Митч? — ты осторожно позвал меня.

Я все еще гладил пальцами твою спину, но ты совсем не отстранялся, даже не переставал меня обнимать. Только открыл глаза и смотрел в мои.

— Все нормально. Теперь все нормально. — Я сгреб тебя в охапку и прижал сильнее к себе.