Крылатый (СИ), стр. 16

— Я никонда не умел летать. Сначала не пробовал, потом крылья были не того размера — маленькие слишком, чтобы меня выдержать. Они в размерах менялись… Я это только спустя несколько лет понял. Но тогда я снова предпринял вторую попытку сбежать. Или умереть. Ушел куда-то в лес, нашел скалу, решил — прыгну. Терять было нечего. Прыгнул, но… не полетел. Скатился тогда с огромной высоты, обцарапался об ветки и камни, кубырем скатился в воду. Выжил как-то, но опять сломал крыло. Они, в отличии от тела, не восстанавливаются.

— Меня потом в лесу люди нашли. Отвели к себе, в станище. Тревелеры. Я уж не помню какой год был, просто тогда они уже жили в трейлерах — дома на колесах, автобусы, машины. Такие же как я, без денег, без документов, без прописки — цыгане, одним словом. Выживали как могли. И меня приняли как своего — в кои-то веки. Я опять пытался не показывать крыльев — прятал под одеждой. Пока… пока меня не изнасиловали. Он напился просто один раз, а я жил у него. Что-то не сладилось, он полез, ситуация вышла из-под контроля, он видел крылья. Ему понравилось. Он сказал, что никогда еще в жизни не трахал ангела, и не смотря на все мои мольбы прекратить, остановится… Он с тех пор постоянно меня имел. Я не мог ничего противопоставить — он имел огромное влияние среди своих и… меня могли в любой момент выбросить на улицу. И я был вынужден стелиться под него, столько лет… Он старел, а мое тело всегда оставалось молодым — очень удобно, правда?

— Все мои проблемы с возрастом он сам решал, уж не знаю как, но никто не задавал вопросов. Он иногда подкладывал меня под других. Про крылья знали уже многие, многим нравилось мучить меня, они пытались заставить летать. Я не мог — только в грязь падал. Он продавать меня стал. За деньги другим, на время, пока совсем меня не выкупили. Я помню, забрали меня когда ему было за 60 лет… А знал я его с 26. Другом я его считал, он постоянно говорил, что я могу прийти к нему с проблемами… А в итоге это все было только для того, чтобы завладеть мной, сломать.

— Я тогда плакал много — меня насильно вернули в тот город, из которого я все время пытался сбежать. Только он изменился — до неузнаваемости. А люди все те же — грязные, похотливые и злые. Увезли куда-то, в бордель, сделали паспорт — первый, тот самый, что ты сейчас держишь. Дальше все по избитому сценарию — насилие, секс, у клуба менялись хозяева, меня продавали из рук в руки, потом новый паспорт, и так снова и снова… Так больно как первый раз уже не было. Я ко всему привык, привык имитировать удовольствие, терпеть боль, унижение, плетку, цепи, клетки, женское белье, доставлять удовольствие другим, брать глубоко, кончать только от анала… Мне тогда вбили в голову, что для этого я и создан. Не сломали, нет. Пытались, но сломать сломленного…

— Я тогда совершенно запутался во времени, в происходящем — круг замкнулся. А потом я как-то шел по городу, в ботинках, я отлично помню, но при этом стер ноги в кровь, будто по стеклу битому бегал весь день. Никогда со мной такого не было — я же бессмертный, неранимый, все тут же заживает. Но тогда — нет. Я не понимал почему. Но в тот момент почувствовал, что колесо свернуло с курса, полетело в неизвестность. И я просто положился на удачу — закрыл глаза и пошел вперед. И нашел тебя. Ты маленький был, восемь лет, но такой же красивый, как сейчас. Родинки твои даже в темноте заметил —

и полюбил сразу. Ты забился под мусорный бак, плачешь, спиной ко мне сидишь. Я почувствовал, что хочу помочь тебе — это же твою боль я забрал. Ты бегал босиком по городу, стерев пятки в кровь. Я коснулся твоего затылка, ты как-то сразу размяк. Под моими пальцами появился какой-то рисунок — татуировка, руна. Загорелась черным, а потом исчезла. Ты поднял на меня глаза, попросил помочь.

— Помнишь, ты спрашивал меня, не экстрасенс ли я? Что это за такая способность — видеть тебя так, как не видят другие. Откуда я имя узнал. Ты мне сам тогда все рассказал. Между нами связь возникла еще тогда. Ты решишь, бред я сейчас говорю, но это так. Я твои раны чувствовал, они были и моими. А мама — она ведь тоже раной была.

— Меня потом снова продали. В клуб, в тот самый, откуда ты вытащил меня через несколько лет. Знаешь, я боялся сказать тебе. Я все надеялся, что ты вспомнишь меня, но нет, ты забыл. Но ты был добр со мной. Я боялся, что ты узнаешь, что я другой, и… Что все будет так же. Ты просто воспользуешься, как он. Я не хотел, чтобы снова так… Я не ждал, что ты обнимешь и скажешь, что приниманшь меня таким. Я мечтал об этом с первой встречи — тогда, в тату-салоне еще. Просто знал, что нереально это.

— Знаешь, мои крылья ведь изменяются в размерах, я говорил. Они никогда не росли так быстро, как с тобой. Знаешь, я ведь влюбился. Первый раз за всю жизнь, по настоящему. Со мной… Во мне много людей побывало, многие пытались соблазнить, а не только затянуть в постель. Но я ни с кем никогда не хотел, как с тобой.

— Ты помнишь вчера? То далекое время с полями, пустым амбаром,

сеном и мотоциклами… Помнишь, я упал. Смотри, видишь, раны еще есть. Это потому, что ты поцеловал меня. Закрепил связь. Потому что я тоже поцеловал тебя. А в перестрелке… Тебя ведь ранили. Я видел кровь и простреленные ребра. Я забрал ее — забрал и исцелился. Ты не заметил. Ты тогда мое запястье чуть не сломал… помнишь синяки? Я пытался забрать пистолет. Синяки тоже прошли — моментально. Потому что поцелуй был позже. После поцелуя жизнь изменилась. Я смертный теперь. Я живу.

Комментарий к 10. Him & I

Ребят, еще одна короткая глава. Спасибо за приятные огромные отзывы, они очень хорошо подбивают меня писать！ Люблю вас