Ржавчина и кровоподтеки (СИ), стр. 70

Она ему не нужна, и Томас ему тоже не нужен.

— Дружище, соберись с мыслями, давай же, успокойся, — Райт сочувствующим взглядом смотрит на поникшего Эдисона.

— Я был уверен, что он меня любит, — улыбается Томас. — И я ошибся.

— Всё будет нормально, — обещает Минхо. — Он поймет, он осознает свои ошибки.

Томас отрицательно качает головой.

— Уже поздно. Поздно исправлять свои ошибки. Я больше не хочу быть рядом с ним, я не хочу пересекаться с ним, я не хочу слышать его голос. Я хочу, чтобы он исчез навсегда из моей жизни. Всё кончено. Я не позволю ему больше вытирать об меня ноги. Никогда. Я был тряпкой, которой он вытирал пол, но теперь я не позволю и дам ему сдачи, если он приблизится ко мне хотя бы на один шаг. Я больше не буду слабым и докажу ему, что мир не крутится только вокруг него.

Томасу больно. Настолько, что он начинает ненавидеть так же сильно, как и любил. Но ненависть — это отрицательное чувство, которое теперь затягивает Томаса всё глубже в себя, и Эдисон не хочет выбираться из этой паутины. Он позволяет ей окутать себя и знает, что больше никогда не будет бояться Ньюта, ведь он на самом деле — никто, пустое место и он больше никогда не сделает ему больно.

Томас дышит. Через силу, но дышит.

Вдох-выдох.

Пустота слишком сильно давит на легкие, и Томас снова не может дышать. Ну почему это так больно? Томас думает, что справляется, а в глазах стоят слезы, которые, черт возьми, не получается впихнуть обратно в себя. Всё хорошо. Всё хорошо. Всё хорошо. Томас закрывает глаза и снова вздыхает, пытается успокоиться, чтобы предотвратить приближающуюся истерику. Он не тряпка. Он не тряпка. Он не тряпка. Он справится с этим. Нужно потерпеть. Это пройдет. Это пройдет. Это пройдет.

Он только этого и добивался.

Он хотел сломать его. И внутри Томас действительно сломан, но он никогда не покажет этого, ведь тогда он подумает, что победил в игре, кто первый сломает чужие чувства, потому что сейчас любовь Томаса затмевает ненависть к Ньюту, которая становится сильнее с каждым следующим вздохом.

Томас Эдисон никогда не ненавидел Ньюта по-настоящему, но теперь понимает, каково это, когда ты всей душой хочешь, чтобы его просто не существовало. Всё было кончено. Такое не прощается. И даже если Ньют придет к нему однажды, Томас знает, что скажет ему «нет».

И пусть без него так пусто внутри, но это лучше, чем искать любовь там, где ей нет места. Томас понял, что абсолютно бессмысленно. Томас понял, что настоящей любви нет. Есть только привязанность, которая тянет на дно.

— Самое страшное то, что я ему доверял, — признаётся Томас и смотрит на лучшего друга. — И я жалею, что слишком поздно понял, что он не заслуживает моего доверия, не заслуживает любви, понимания, счастья, ничего не заслуживает, а главное, что он не заслуживал меня. Мне хочется ударить себя за то, что я постоянно унижался, бегал за ним, и что в итоге? Он растоптал мои чувства. И я больше не хочу ничего знать о нём. Хватит. Лучше бы его вообще не было, — прошептал Томас. — Мне бы не было так больно, правда.

У Ньюта под кожей кровоподтеки — раны, которые не заживут никогда. Они убивают друг друга. Томас верит в добро там, где его нет. Ньют Моррисон не способен на чувства. Бесчувственный ублюдок. Больно любить того, кто никогда не станет твоим. Томас уже не верит в то, что всё будет хорошо, потому что он сломан, но Ньюту он никогда не покажет своей боли. Никогда и ни за что.

У Моррисона никогда не было цели в жизни, никогда не было мечты, и никто никогда не верил в него, кроме Томаса, но и тот теперь не хочет знать его. И вроде бы от этого должно стать легче, но почему-то всё становится только хуже. Томасу будет лучше без него. И это единственное правильное решение, которое он принял.

Правильно.

Когда всё так неправильно.

Скорее всего, Томас больше никогда не посмотрит в его сторону. Он чувствует, как его заполняет пустота. Он жил с ней всю свою жизнь, но теперь она становится почти невыносимой. Внутри он ненавидит себя. Именно себя. Не Томаса, который был его личной игрушкой. Себя. Каждой гребаной клеточкой тела ненавидит именно себя.

А в сознании навсегда отпечатались глаза — испуганные, молящие и такие живые. Ньют навсегда запомнил этот взгляд, потому что знал, что Томас не посмотрит на него так больше никогда в жизни. В шоколадных глазах он никогда не увидит солнце, адресованное ему. Никогда. Никогда. Никогда. Потому что Ньют знает, что такое нельзя простить и там внутри что-то болезненно ноет и, наверное, Ньют никогда в своей жизни так сильно не хотел сдохнуть, как сейчас.

— Прости меня, Томми, — шепчет он в пустоту. Это невыносимо. Невыносимо. Невыносимо. Только с Томасом он чувствовал себя живым, а сейчас он мертвый. Мертвый навсегда. И этот выбор тоже сделан. В его молчании нет криков, есть только пустота, с которой уже лучшие друзья.

Он не выбирает Томаса, потому что знает, что потом будет больно, если он потеряет его. Он выбирает для него жизнь, надеясь, что когда-нибудь Эдисон сможет его простить за всё то, что он сделал. Он ведь действительно превратил жизнь Томаса в кошмар, и как только у того хватало сил, чтобы это терпеть? Рядом с Томасом он будто проснулся и понял, что натворил. Пора исправлять свои ошибки. И Ньют готов к этому. Он любит Томаса и эта правда останется с ним навсегда.

***

— Неделя закончилась, Ньют, — спокойно проговорил Алби. Моррисон поднял на него ледяной взгляд и в глазах не было ни капли страха. Абсолютно. Больше никогда Ньют не будет казаться слабым в глазах Хилда. Он готов умереть. Ради Сони. Ради Томаса.

— Томас мой, — сказал он.

— То есть ты мне отказываешь? — усмехнулся Алби.

— Тебе придется убить меня, но Эдисона ты не получишь, понял? — спокойно спросил Ньют.

Алби спокойно смотрел на Ньюта, не выражая абсолютно никаких эмоций.

— Ты уверен в своем решении? — переспросил Хилд.

— Сильнее, чем ты думаешь, — ответил Ньют.

— Хорошо — ответил Алби. — Ты можешь уходить.

Такое спокойствие не предвещало ничего хорошего, и Моррисон слишком хорошо это понимал, потому что Алби не привык отказываться от того, чего он хочет, а также потому что он хочет отомстить. И когда Моррисон уходил, он знал, что это всего лишь затишье перед бурей.

Томас был важнее всего. Он не должен платить за чужие ошибки. Возможно, Ньют и ненавидит всех, но Томас не должен страдать из-за него. Хватит. Ньют слишком устал от этого. Он будет приглядывать за ним, но держаться на расстоянии. Алби еще скажет своё слово. Это был всего лишь вопрос времени и Ньют слишком сильно боится проиграть в этой игре, потому что любовь делает человека слабым, а у Ньюта уже не было никаких сомнений в том, что его нечеловеческая ненависть к Томасу проросла в огромную, неконтролируемую любовь. Именно этого он и боялся. Того, что Эдисон станет для него так важен.

Это пройдет.

Ньют был уверен, что не заслуживает любви. Любви Томаса, ведь он предал его, сделал ему больно. Намеренно. И это было правильно: Ньют не хочет быть слабым, но Ньют даже не подозревает, что любовь — это сила, которая делает человека практически бесстрашным.

Ньют не хочет быть счастливым.

Вакуум. Пустота.

Лучшего не нужно.

Ньют не сделает Томаса счастливым, потому что сам не знает, что такое счастье. Он не выбирает Томаса: он гонит его прочь из своих мыслей, но брюнет всегда возвращается. Они встречаются в коридорах школы. Взгляд полон безразличия. Томас даже не смотрит в его сторону, будто его не существует. Это именно то, чего заслуживал Моррисон — презрения. И Томас отлично справляется со своей новой ролью. В словах так много уверенности, а во взгляде так много холода. И Ньют доволен. Действительно, потому что только так Томас будет в безопасности. Никак иначе.

Эдисон не замечает Моррисона почти в упор. Не реагирует на него, не смотрит. Для Томаса теперь его нет. Он хорошо играет. Томас никогда не покажет свои слабости. И Моррисон это знает. Томас всегда был сильнее, чем Ньют.