Периметр-2020. Неоновая угроза (СИ), стр. 31

Доктор поднёс палец к губам, предлагая соблюдать тишину, и отдёрнул белую занавеску. В закутке от глаз посторонних была скрыта… человеческая голова в эмалированной миске. Доктор щёлкнул пальцами, вдруг веки покойницы дрогнули, по лицу её прошла судорога, казалось, мёртвая голова оживает!

Доктор позвал:

– Эй!

В ответ на его голос покойница открыла глаза!..

Доктор пояснил Стасу, который заворожено глядел на зрачки покойницы, будто светящиеся изнутри голубоватым светом:

– Она попала ко мне с пулей в голове. Электрическая активность мозга, естественно, была на нуле. Сердцебиение отсутствовало. Прочие жизненные функции тоже прекратились. Обычный труп. И всё-таки кое-что меня насторожило. Поэтому я решил не отправлять её целиком в печь. Тело сильно изменилось, но это не было похоже на обычное трупное окоченение: я сломал бензопилу, чтобы отделить голову. А через пару часов меня ожидал сюрприз…

– У вас есть этому какое-то объяснение? – пробормотал потрясённый Легат.

– Вероятно головной мозг носителя вируса не погибает, активность его временно сильно замедляется, но он продолжает функционировать, одновременно мутируя под воздействием вируса и превращаясь в абсолютно иной орган. – Доктор печально улыбнулся: – Возможно у человечества впервые появился шанс на бессмертие. Только вряд ли это можно считать хорошей новостью для нас с вами… Они другие. Сами можете убедиться.

Уродливая гримаса злобы исказила лицо покойницы, безумные глаза её налились ненавистью, она по-звериному оскалила зубы.

По словам доктора, до своей смерти несчастная работала поваром на тюремной кухне. Три дня в неделю здесь, а оставшиеся два – по совместительству в детском саду в другом районе Москвы. Там и попробовала новый продукт, который до сих пор упорно продолжают рекламировать по всем телеканалам…

Отрезанная голова с яростным ядовитым шипением клацала челюстями, желая впиться зубами в стоящих рядом мужчин. Легат был поражён и одновременно отказывался верить своим глазам. Ведь такого просто не может быть! Сколько ему довелось повидать на войне оторванных голов, но ведь ни одна из них не моргала и не пыталась что-то сказать. Стасу казалось, что это какой-то трюк, специально подстроенный ушлым медиком с какой-то, пока неведомой ему целью. Хотелось себя ущипнуть – вдруг всё это ему снится.

…До конца дня ещё много чего надо было успеть. Капитан распорядился укрепить въездные ворота и дополнительно перегородить заезд с улицы грузовиком. Конечно то обстоятельство, что ворота были снабжены электрическим приводом, упрощало их эксплуатацию, но нужно было подстраховаться на случай перебоев с подачей энергии. В первую очередь требовалось подготовить людей к действиям в обороне по армейским методикам.

И тут новый начальник охраны столкнулся с непониманием и даже саботажем со стороны некоторых подчинённых. Многим сотрудникам тюрьмы было странно, что над ними поставили недавнего заключённого. От некоторых он сам предпочёл бы избавиться, так как не видел в них никакой ценности. Загвоздка состояла в том, что выбирать ему особо было не из кого, ибо половина сотрудников тюрьмы продолжала охранять зэков, которых по камерам сидело около трёх тысяч. И всё-таки Легат решил, что надо отфильтровать свою команду.

Для этого он выстроил во дворе возле въездных ворот своё небольшое войско, и когда все тридцать человек вытянулись в линию, неторопливо прошёлся вдоль строя, внимательно рассматривая каждого. Почти у половины на лицах было написано угрюмое непонимание или затаённая злость на чужака.

– Вижу, что особой радости по моему поводу вы не испытываете, – обратился Легат к подчинённым после осмотра. – Что ж, я не девка, чтобы вам нравиться. Признаюсь, что ваши рожи мне тоже малосимпатичны. Но коль уж я согласился на эту работу, то сделаю её. С теми, кто решит мне доверять. Остальные могут быть свободными, пусть выходят из строя и проваливают к такой-то маме!

Капитан обвёл вопросительным взором строй, но никто не шелохнулся.

– Не бойтесь, вашему подполковнику я всё объясню. Пусть он найдёт вам другую работёнку, а мне нужны добровольцы.

Через минуту в строю осталось всего восемь человек.

«Не густо, – кисло усмехнулся про себя Легат, оглядывая жидкую цепочку добровольцев. – Как же я с таким воинством удержу километр стены?!». Однако делать нечего, надо было расставлять посты и организовывать патрулирование внешнего периметра, которое должно вестись круглосуточно.

Стас составил график дежурств и разбил людей по сменам. Ещё хорошо, что не требовалось особо втолковывать им принципы несения караульной службы: мужики не первый год служат и привыкли, что зэки ошибок не прощают. И всё-таки кое-каким нехитрым заповедям окопной науки недавний фронтовик своих людей по ходу дела ненавязчиво поучал. Ведь даже спать после дежурства им предстояло с оружием наготове, и сон их должен быть чуток.

…После инструктажа к Легату подошёл мужик с погонами прапорщика. Стас сразу его вспомнил: этот прапор отводил его на последнее свидание с адвокатом, а когда вёл обратно в камеру, шепнул привет от сослуживцев. Оказалось, у мужика беда. Дома у него, в двухкомнатной квартире, лежит парализованная после инсульта мать-старуха.

– Один я у неё, понимаете! – чуть не плакал прапор. – Никому больше до неё дела нет. Если не заберу мать, умрёт она. Я уже обращался к начальству, но майор Рюмин наорал на меня и запретил впредь даже заикаться о поездке домой. – Странно было видеть сорокалетнего усача с пудовыми кулачищами и глазами полными слёз.

– Сколько тебе нужно времени? – Стас взглянул на часы.

Прапорщик обрадовано засуетился:

– Так у меня тут машина неподалёку, я мигом – туда и обратно! Мне главное за ворота выбраться.

– Хорошо, пошли.

Стас первым зашёл в будку проходной и, едва кивнув двоим охранникам, чётким шагом подошёл к металлической двери, приник глазом к смотровой прорези.

– Так, пока всё спокойно… – протянул он, изображая озабоченность, и бросил через плечо: – Дежурный! Вот что… Пусть прапорщик проверит прилегающую территорию.

– Так ведь приказ никого не выпускать без специального разрешения руководства!

– Это называется разведкой, у нас должны быть глаза не только на стенах, но и дальше, – снизошёл до объяснений капитан.

– Но ведь подполковник Сокольничий запретил… как же так… по инструкции не положено.

– Я теперь отвечаю за безопасность! Вот так! Если я говорю, значит, можно, – резко осёк дежурного по КПП Легат.

– Слушаюсь! – сдался старший караула. – Ежели что, скажу, что вы приказали.

Заскрипела открываемая дверь. Перед тем как выскочить наружу, взволнованный прапорщик благодарно сжал капитану руку и ещё раз шёпотом заверил:

– Через два часа вернусь, как штык буду!

Глава 29

С наступлением темноты забот заметно прибавилось, ведь это была его первая ночь в качестве коменданта крепости. Ответственность и необычность ситуации были таковы, что какой-либо сонливости и усталости не чувствовалось. Чуть ли не каждый час приходилось обходить посты, чтобы убедиться, что никто из дозорных не заснул, что все двери надёжно заперты.

Выходя на наблюдательные точки, Стас не мог отделаться от странного ощущения, будто находится не в центре большого города, а заброшен в сердце враждебной дикой местности: вокруг жилые дома, а ни одного светящегося окна! Как в войну, когда горожане вынуждены были соблюдать светомаскировку и комендантский час. Город словно вымер, не слышно машин и вообще ничего, что напоминало бы привычную ночную Москву. И будто нет больше ни домов, ни людей… И что-то подсказывало Легату, что ему тоже следует от греха подальше тоже погасить подсветку главного тюремного замка и все фонари во внутреннем дворе, чтобы не привлекать к себе внимания…

Да, страх теперь правил в городе бал. По вечерам люди боялись выходить из домов, редкие прохожие спешили убраться с пустынных улиц. Забиться по квартирам, словно по норам. Но и в собственных домах москвичи не чувствовали себя в безопасности: прислушивались с тревогой и страшились лишний раз высунуться за дверь. Промозглый изнурительный страх томил Москву, давил тяжким гнетом, густел день изо дня, и казалось, с каждым днем труднее становилось дышать: город начинал задыхаться. Тяжелый токсичный ужас едко травил некогда жизнерадостную праздничную столицу.